На рубке хвороста, разговорившись с Игнатом, Никита, как бы между прочим, спросил:

— А куда они пошли?

— Да ты что же — не слышал? — удивился Игнат. — Пошли осмотреть то место, где нам завтра придется с бревнами воевать.

— А-а-а… Теперь понятно, — сказал Никита, нагибая сапогом пучок легко гнущегося хвороста и взмахивая топором.

В это время, цепляясь за каменные выступы, Семен и Афанасий спустились к реке. Внизу, у самой воды, тянулась узкая полоска берега, словно специально вымощенная плитами, которые лежали не плашмя, а ребром. Подыскивая удобное место для наблюдений за сплавом леса, Семен и Афанасий прошли по прибрежной дорожке навстречу течению и вскоре увидели метрах в пяти от берега большой камень. Белый, он напоминал спину животного, — скорее всего был похож на огромного северного медведя, стоявшего с погруженной в воду головой. Казалось, сама природа позаботилась о сплавщиках — лучшего места для встречи бревен и желать не надо! На камне свободно могли разместиться два человека, а багром отсюда можно доставать чуть ли не до того берега.

— Наблюдательный пункт «Медведь», — заметил Семен.

— Очень удобное местечко, — рассудил Афанасий. — Сиди, как в лодке, и вся река перед тобой.

Вода билась о камень и косыми бурунами отходила в обе стороны. Афанасий покачал головой.

— Удобно, а страшно. Днем ничего, а ночью. Вдруг вода подымется? Смоет, как щепку!

— А как бы нам туда забраться? — спросил Семен.

— Пойдем вброд.

Они разделились и по быстрой воде, глубиной до пояса, подошли к «Медведю». Из воды выступала массивная глыба белого мрамора, сверху до блеска отшлифованная водой, — работа реки во время разливов. Афанасий первым взобрался на камень, растянулся на нем, как в бане на полке. Разогретый солнцем, камень был горяч, а вокруг него веяло приятной свежестью от быстро бегущей воды.

— Какая благодать! — воскликнул Афанасий, широко раскинув руки. — Вот где принимать солнечные ванны… Райское место!

— Погоди радоваться, — заметил Семен. — Еще надоест здесь загорать.

Все хорошо знали, что сегодня бревна плыть не будут. В лучшем случае их можно ожидать лишь завтра к вечеру. Поэтому сплавщики занимались устройством лагеря и подготовкой наблюдательного пункта «Медведь». От правого берега к белому камню протянули канат для того, чтобы ночью, пробираясь по воде, можно было за него держаться.

Игнат и Никита, выполняя приказание бригадира, нарубили хворосту и обложили им бричку с трех сторон. Между колесами образовалось удобное местечко, наподобие небольшого чуланчика. Сюда и были сложены продукты. По соседству с бричкой вырос шалаш из хвороста, покрытый сухой травой, — предназначался он для Анфисы. Шалаш строил Афанасий, ему охотно помогали парни, особенно Антон Череда. Он раздобыл где-то сухой, прошлогодний камыш, связал маты и постелил их внутри шалаша.

— Добрый домишко получился у нашей кухарки. А все ж таки придется нам гуртом охранять девушку. — Афанасий лукаво посмотрел на Семена. — И от парубчаков и от бригадира.

Все, конечно, догадывались, что приезжий друг Сергея Тутаринова ухаживает за его сестренкой. Афанасий даже узнал от своей не в меру болтливой жены, будто Сергей нарочно привез с фронта Семена, чтобы женить его на Анфисе, — тем не менее делали вид, что ничего им не известно.

Наступила ночь. Игнат и Петро погнали быков пастись. Афанасий укрылся буркой и уснул возле брички. Никита сидел у костра и о чем-то думал. А Семен и Анфиса гуляли невдалеке от лагеря. Странно и непривычно было им слушать ночью шум воды и видеть постоянно перед глазами темный силуэт утеса. Они присели на камне, вблизи обрыва. Семен нежно обнимал Анфису. Под своей сильной рукой он чувствовал ее упругие плечи, и она казалась ему совсем маленькой и беззащитной на фоне этой суровой природы.

Они говорили о том, что их больше всего волновало. Будет ли свадьба, а если будет, то хорошо было бы справить ее в колхозном клубе, отделившись от стариков. «Не люблю я пьяных, — говорила Анфиса. — Пусть старики гуляют сами по себе, а мы сами по себе». Много говорили о постройке хаты: как строить — две или три комнаты, покрывать камышом или черепицей; хорошо, если план получат на низине: там и вода близко, и земля хорошая, а что, если у самой толоки, где лежит тракт и без конца едут, подымая пыль, машины и подводы; какой посадить сад — абрикосовый или вишневый? «Всякого понемногу», — советовала Анфиса, уже видя молоденькие деревца. «Надо, чтобы и яблони и груши были», — добавлял Семен. Где Семену лучше работать, — тоже немаловажный вопрос: в колхозе или в тракторной бригаде, и приходили к выводу, что во всех отношениях выгоднее, конечно, в тракторной бригаде. «Танк я знаю отлично, так что смогу быть бригадиром», — говорил Семен, и Анфиса соглашалась с ним. Если бы кто-либо подслушал их разговор, то невольно сказал бы: «Да, эта будущая семья цементируется надежно. По всему видно, что сошлись они и характерами, и вкусами, и взглядами на жизнь».

Была глубокая полночь. От реки вместе с туманом подымалась осенняя свежесть. Анфиса озябла. Они вернулись в лагерь, Анфиса простилась с Семеном и скрылась в темном, пахнущем камышом и овчиной шалаше.

— Сеня, а ты далеко не уходи, — сказала она — Карауль меня.

Разве Семен мог уйти от шалаша! Он расстелил шинель и безропотно лег у входа, преградив своим телом доступ в шалаш. Он слышал шорох ее платья, спокойное дыхание, и радостное ощущение близости любимой девушки волновало его. Казалось, что она тоже не спит и думает о нем, и от этих мыслей холодело в груди. Почти до утра он не смыкал глаз.

Только на третий день, когда солнце стояло в зените, бросив на воду блестящий мостик, наблюдавший за рекой Никита Мальцев увидел плывущие бревна. Да, это было красивое зрелище! Одно за другим, точно состязаясь в беге, бревна выскакивали из-под блестящего солнечного мостика, и чем ближе они подплывали к порогам, тем бег их становился стремительней. Впереди, как бы показывая дорогу, во всю мочь неслась тройка: «коренник», чуть-чуть выскакивая вперед, устремился прямо на «Медведя», и «пристяжные» то рвались в сторону, то прижимались и «кореннику».

— Плывут! — во всю силу легких закричал Никита.

— Ба-а-гр-ры!

— На «Медведя»!

— Игнат, скачи к берегу!

— Петро и Антон, идите к концу порогов!

Семен и Афанасий, схватив багры, побежали к реке. Вода густо рябила бревнами, они плыли вразброс, сбиваясь к быстрине, как бы готовясь нырнуть в буруны. Семен и Афанасий взобрались на «Медведя». Они стояли рядом, а на них неслась неудержимая тройка. Вот она уже совсем близко, Семен и Афанасий подняли багры. На разрезе воды «пристяжные» чуть приостановились, потом рванулись в разные стороны и, вздрагивая, нырнули в буруны и исчезли. А «коренник» ткнулся носом в камень, с минуту постоял, сердито поводя хвостом. Семен ударил его багром, но бревно даже не пошатнулось. Афанасий бросился на подмогу, но и вдвоем они не могли сдвинуть его с места. Тут наскочило плывшее сзади бревно. «Коренник» чесанул боком о гранит с такой силой, что на воде показались темные обломки коры. Покачиваясь и белея ободранным боком, бревно нырнуло в пену и снова показалось уже далеко за порогами, где река текла спокойно.

— Пронесло! — крикнул Афанасий, отталкивая багром новое бревно. — А вот несется целая стая. Ну, держись, Семен!

Из-под пламенеющего мостика одно за другим выскакивали бревна, издали похожие на торпеды. К порогам они подплывали гуськом, как бы выстраиваясь в одну шеренгу. Их встречали Семен и Афанасий и направляли на середину течения. Сплавщики усиленно работали баграми, стоя на белом камне, как отважные полярники на льдине.

Такое сильное движение леса продолжалось недолго. Через час или полтора река очистилась, и от сверкающего на воде мостика резко отделялась темная полоса. Семен и Афанасий отдыхали, усевшись на камень. Нещадно палило солнце, зноем дышал раскаленный утес, а сплавщикам было прохладно.

— Ну, кажись, наступила передышка, — сказал Афанасий, зачерпнув ладонью воду. — Надо звать молодежь, а нам придется заменить их ночью.