Пожимая Сергею руку, Атаманов сказал:

— А ты чего же колодочки носишь? Я не люблю колодочек. Смотрю на награды так: заслужил, так и пускай все блестят как есть.

Совсем незаметно и бесшумно на стан въехала линейка, и с нее сошел Рагулин в чистеньком костюмчике, с гладко выбритым, помолодевшим лицом. С ним приехали два члена правления и бригадир так называемой хозяйственной бригады Прохор Афанасьевич Ненашев, мужчина лет под шестьдесят, с пепельно-серыми усами.

— С поля наш народ еще не подъехал? — осведомился Рагулин, подходя к столу, на котором горели два фонаря.

— Полеводы и животноводы что-то опаздывают, — ответил Савва.

— Ну, Стефан Петрович, что думаете насчет пятилетнего плана? — с усмешкой спросил Артамашов.

— А что ж думать? — Рагулин прищурил глаза. — Думка короткая. По урожаю «Буденный» уже в это лето превзойдет довоенный год. Небось видел нашу пшеницу.

— Пшеница не в счет, сказал Артамашов. — Электростанцию будем строить! Это важнее пшеницы. Потребуются денежки.

— А у кого будет пшеница, у того найдутся и деньги, — заметил Рагулин. — Этим нас не испугаешь.

Наступила ночь. В густой темноте скрылись дороги, сровнялись с землей холмы и курганы. А на стан все еще съезжались участники совещания: то рысью влетит всадник и, крикнув: «А где тут у вас коновязь?» — спрыгнет на землю, звеня стременами; то, гремя колесами, подкатит шарабан, и с него сойдет бригадир или агроном. У стола, где горели фонари, людей собралось порядочно: кто стоял тут же у стола, кто поудобней уселся на скамейку, кто улегся на траву, а в сторонке всхрапывали лошади. И вдруг все — и двор стана, и лошадей, и людей — озарили прожекторы. Они взметнулись откуда-то из-за дома, ослепили толпу, — люди расступились, давая дорогу «газику». Машина остановилась, и из нее вышел Рубцов-Емницкий. Он шел к столу, освещенный фарами, говоря:

— Я не опоздал, для ясности?!

Рубцов-Емницкий сел к столу, рядом с Сергеем. Тут же сидели Савва, Артамашов, Байкова. На свет фонарей слетелись жуки, со звоном ударяясь о стекло. Савва снял картуз, помахал им вокруг закопченного сверху стекла, отогнал жуков и сказал:

— Товарищи, я думаю, можно начинать!

Тут Савва на минуту умолк — вспомнил совет Сергея: «Обойдемся и без доклада. Сделаешь небольшое сообщение». Дело в том, что Савва был одним из тех сельских ораторов, у которых короткие речи не получаются. Обычно, начиная выступление, он любил заходить откуда-нибудь издали, чтобы потом уже, как следует разбежавшись, сказать о главном. Поэтому, прежде чем начать разговор о пятилетием плане, Савва сделал короткий обзор военных лет и рассказал о той помощи фронту, которую оказывали усть-невинские колхозы. Затем перечислил усть-невинских героев — начал с Андрея Панченко, погибшего под Сталинградом, упомянул Игната Низовцева, Петра Ковальчука, Ивана Атаманова и кончил Сергеем Тутариновым. И хотя Сергей Тутаринов, Иван Атаманов и Петр Ковальчук присутствовали на собрании, Савва по старой привычке говорил о них так, точно они еще шли с боями по немецкой земле. Только после этого Савва перешел к пятилетнему плану.

— Андриан Никонович, — обратился он к секретарю исполкома. — Теперь, прошу вас, записывайте… Да, так какие у меня есть на это соображения? Прежде всего коснусь главного — посевных площадей и урожая. В нынешнем году мы засеяли шесть тысяч восемьсот сорок гектаров — площадь, почти что равную довоенной — По пятилетнему плану нам предстоит увеличить ее за счет целинных и выгонных земель примерно по триста — четыреста гектаров на колхоз, расширив посев зерновых культур и многолетних трав. Урожай надо повысить по всем культурам, я так думаю, вполовину. Председатели колхозов, бригадиры, что вы скажете?

— Какие у тебя данные? — спросил Артамашов.

— Расчет простой, — продолжал Савва. — При строгом соблюдении агротехники наша земля может дать по зерновым от пятнадцати до двадцати пяти центнеров. Все будет зависеть от того, как мы станем обрабатывать землю. Возьмем, для точности, по пшенице двадцать пять центнеров. Может, будем снимать и тридцать пять, но я придерживаюсь такого мнения: давайте запишем в план такой урожай, в котором мы твердо уверены.

— И все ж таки нельзя записывать оптом, — возразил Рагулин. — Мы уже в этом году возьмем центнеров двадцать, а Алексей Степанович, может, за пять лет этого не достигнет. Разное отношение к земле.

— Ты, Стефан Петрович, меня не подзадоривай, — отозвался Артамашов. — Мы еще посмотрим, кто кого обгонит.

— Чего вы уже спорите? — сказал Савва. — Уточнять будем после, когда приступим к составлению плана… Теперь же перейдем к животноводству. Тут намечается посадочное движение вперед по каждому колхозу. Стада дойных коров есть предложение увеличить в три раза. Что скажут заведующие фермами?

— Сколько же это у меня будет коров? — задумчиво проговорила Байкова.

— Помножь наличность на три, — подсказал Артамашов. — Математики простая.

— Такую математику я знаю. А куда поставлю коров? Все базы и коровники немцы сожгли. Разве ты, Савва, забыл, как у нас в этом году зимовал скот? Надо сперва коровники построить.

— Я все помню, но ты подожди, дойду и до коровников, — сказал Савва. — Пойдем дальше. С конским поголовьем дело обстоит труднее — тут нам расти и расти. Атаманов Иван, ты специалист по лошадям, скажи, можем ли мы за пять лет увеличить конское поголовье в три раза, — я имею в виду и рабочее тягло?

— Трудновато, — ответил Атаманов. — Маточного состава не хватает.

— А если закупить?

— Военные конезаводы сейчас не продают, а всякое разномастное барахло нам и даром не нужно. — Атаманов встал, ударил плеткой по голенищу. — Если уж разводить, то надо брать курс на чистую кровь… Самым подходящим конем для нас может быть англо-кабардинский. А где взять?

— Попробуем достать, — сказал Савва. — Мы за это дело еще не брались, а возьмемся — то, гляди, и достанем…

Тут Савва сбил картузом какого-то назойливого жучка, слишком бойко вертевшегося вокруг фонаря, и, сказав: «Не порхай, не порхай», — тихонько засмеялся.

— Теперь перейдем к свиньям, — продолжал он. — Тут смело помножим на четверо. Эй, свинари, где вы там?

— На моей ферме опорос нынче щедрый, — заявил Григорий Нарыжный, заведующий свинофермой колхоза имени Буденного. — Редко какая матка приносит десяток, а то все в рекорд кидаются. Ежели и в будущих годах так пойдет, то можно смело повышать и вчетверо, або и впятеро. Только опять же есть причина. Нужны помещения. Свинья хоть и зовется свиньей, а тоже любит хорошее квартирное условие — чтоб и тепло и не сыро… А какие у нас для этого есть данные? Лесу нету, а без лесу не построишь.

— Насчет данных еще речь впереди, — сказал Савва. — Ну, раз Григорий Пантелеевич говорит — увеличить вчетверо, то так мы и запишем. На очереди овцы. В войну, особенно во время оккупации, отары пострадали очень сильно во всех колхозах. Чтобы догнать сороковой год, и то нам надо по овцам вырасти не менее как в пять раз. Так что для пятилетнего плана потребуется увеличение в шесть, а то и в семь раз. Овцеводы, что вы на это скажете?

Овцеводы молчали. За всех ответил Никита Яценко, старший чабан колхоза имени Кочубея:

— Сперва подумаем.

— Ну, подумайте, подумайте, а мы пойдем дальше. — Савва посмотрел в свою записную книжку. — Транспорт. Помимо автомашин, нам потребуется к концу пятилетки в каждом колхозе пар по сорок волов — без этих рогатых ангелов мы обойтись никак не можем. Тут мы можем легко выйти из положения, если начнем выращивать молодых бычков.

— А грузовых машин сколько планируешь? — спросил Артамашов.

— Всего шесть.

— Мало. У меня у самого до войны было шесть…

— Ты погоди, Алексей. Дальше — о птице. Куры есть в каждом колхозе, но эту отрасль надо подымать решительно вверх. Надо так расширить фермы, чтобы к концу пятилетки цифра по станице была не менее сорока тысяч…

— И этих-то от дождя не спрячешь, — отозвалась Марфа и посмотрела на Сергея, как бы говоря: «Ты у нас ночевал в дождь, знаешь». — Птицу расплодить нетрудно, ежели инкубатор даст цыплят, но куры тоже нуждаются в помещении. А из чего строить?