По обеим сторонам от фельдмаршала возвышались Ворота Васаля – две скалы, каждая высотой в пятьсот футов. Их разделяла река, тысячи лет текущая по Саркову ущелью из Адроанского озера и питающая своими водами пшеничные поля на Янтарной равнине в северном Кезе.

Всего три недели назад кезанские войска покинули дымящиеся обломки Южного пика. По официальным сводкам, Вершинную крепость осаждали двести тысяч солдат. Обозы и гражданская обслуга увеличивали численность армии более чем втрое.

Разведчики докладывали фельдмаршалу, что теперь она превышает миллион.

При этой мысли у Тамаса сжалось сердце. Мир не видел подобной армии после войн Сумеречной эпохи, закончившейся тысячу четыреста лет назад. И сейчас эта огромная сила стояла перед ним, готовясь отнять у Тамаса его страну.

Фельдмаршал легко отличал новобранцев на стенах по их громким охам при виде кезанской армии. Он чувствовал запах тревоги, исходивший от его людей. Ожидание. Страх. Будвил – это не Вершинная крепость, которую можно удержать с несколькими сотнями солдат. Это большой торговый город с населением около ста тысяч человек. Стены обветшали, и в них слишком много слишком широких ворот.

Тамас не позволил страху и неуверенности отражаться на своем лице. Он не имел права на это. Он отбросил в сторону все: тактические неудобства, тревогу за единственного сына, лежавшего в Адопесте в глубокой коме, боль в ноге, еще донимавшую его, несмотря на целительское искусство настоящего бога. Ничто не нарушало его самообладания, кроме презрения к безрассудной дерзости кезанских военачальников.

Позади него по каменной лестнице застучали тяжелые шаги, и к Тамасу подошел генерал Хиланска, командующий Второй бригадой и артиллерией Будвила.

Это был чрезмерно полный сорокалетний мужчина, ветеран Гурланской кампании, овдовевший более десяти лет назад. Он лишился левой руки, снесенной пушечным ядром, когда еще не был даже капитаном. Но на поле боя никогда не делал себе скидки ни на увечье, ни на лишний вес, одним этим заслужив уважение Тамаса. Не говоря уже о том, что его орудийные расчеты были способны снести голову скачущему всаднику с расстояния в восемьсот ярдов.

Среди всех членов Генерального штаба, большинство из которых получили высокий чин за свои заслуги, а не благодаря титулам, Хиланска был самым близким другом Тамаса.

– Уже не первую неделю слежу за их приготовлениями, и они все еще впечатляют меня, – признался Хиланска.

– Своим числом?

Хиланска склонился над краем стены и сплюнул вниз.

– Нет, своей дисциплиной. – Он снял с пояса подзорную трубу, раздвинул ее отработанным движением одной руки и поднес к глазам. – Эти проклятые белые палатки выстроились в ровную линию так далеко, как только видит глаз. Словно макет, а не настоящий лагерь.

– Полмиллиона выстроенных в линию палаток еще ничего не говорят о дисциплине, – возразил Тамас. – Мне приходилось иметь дело с кезанскими генералами. В Гурле. Они держат своих людей в узде за счет страха. Страх позволяет поддерживать чистоту и порядок в лагере, но в сражении кезанцам не хватает стойкости. Их ряды ломаются уже после третьего залпа.

«Не то что мои солдаты, – подумал фельдмаршал. – Адроанские бригады – совсем другое дело».

– Надеюсь, вы правы.

Тамас видел, что кезанские патрули разгуливают в полумиле от стены, в пределах досягаемости орудий Хилански, но они не стоили того, чтобы тратить на них боеприпасы.

Основная часть армии расположилась лагерем в двух милях дальше. Кезанские офицеры боялись пороховых магов Тамаса сильнее, чем пушек Хилански.

Фельдмаршал оперся на край стены и открыл третий глаз. Накатила волна головокружения, но затем он отчетливо увидел Иное. Мир вокруг засветился мягкими красками. Вдалеке, словно огни вражеского патруля в ночи, мерцали ауры кезанских Избранных и Стражей. Тамас закрыл третий глаз и потер виски.

– Вы все еще думаете об этом, так ведь? – спросил Хиланска.

– О чем?

– О том, чтобы ударить первым.

– Ударить первым? – Тамас усмехнулся. – Я не безумец, чтобы атаковать армию в десять раз больше нашей.

– Глядя на вас, можно подумать, что вы готовы к этому, – заметил Хиланска. – Как собака, рвущаяся с цепи. Я слишком давно знаю вас. Вы никогда не скрывали, что намерены вторгнуться в Кез, как только представится удобная возможность.

Тамас снова взглянул на патрули. Кезанская армия расположилась слишком далеко. Застать ее врасплох почти невозможно. Ровная местность не дает надежного прикрытия для ночного нападения.

– Если взять Седьмую и Девятую бригады и атаковать неожиданно, я мог бы прорваться сквозь самую сердцевину их армии и вернуться в Будвил еще до того, как кезанцы поймут, кто на них напал.

От таких мыслей сердце Тамаса застучало быстрее. Нет, нельзя недооценивать противника. У кезанцев огромное преимущество в численности. И в их рядах все еще остались Избранные, даже после сражения за Вершинную крепость.

Однако Тамас знал, на что способны его лучшие бригады. Он разбирался в тактике кезанской армии и видел ее слабые места. В солдаты рекрутировали простых крестьян, составлявших большую часть населения Кеза. Офицеры же были аристократами, купившими высокие чины. Не чета солдатам Тамаса – настоящим патриотам с железной волей.

– Мои ребята провели разведку, – сказал Хиланска.

– Что они провели? – буркнул Тамас, раздраженный тем, что его размышления внезапно прервали.

– Вы слышали о катакомбах Будвила?

Фельдмаршал утвердительно хмыкнул. Катакомбы тянулись под Западным Столбом – одной из скал, образующих Ворота Васаля. Это была сеть естественных пещер, в которых находили последнее пристанище умершие жители Будвила.

– Солдатам запрещено туда ходить, – не сумел сдержать недовольство Тамас.

– Я разберусь со своими парнями, но, возможно, перед тем как их высекут, вы захотите послушать, что они скажут.

– Сомневаюсь, что меня это заинтересует, если только они не обнаружили гнездо кезанских шпионов.

– Гораздо лучше, – заверил его Хиланска. – Они нашли дорогу, по которой ваши люди могут пробраться в Кез.

Сердце подпрыгнуло в груди Тамаса от такой новости.

– Отведите меня к ним.

Таниэль лежал в гамаке из пеньковой веревки. Уставившись в потолок – низкий, всего в футе, – он раскачивался из стороны в сторону и считал колебания гамака. Гурланские флейты наполняли воздух нежным мелодичным посвистом.

Он уже возненавидел эту музыку. Она звенела у него в ушах, то становясь слишком тихой, едва слышной, то громкой до зубовного скрежета. На втором десятке он сбился со счета и выдохнул. Теплый дым поднялся с его губ к потрескавшемуся потолку. Таниэль бездумно смотрел, как серое облачко вытекает из кабинки и сворачивается кольцами в центральной части курительного притона.

Из десятка кабинок две были заняты. Но за все время Таниэль так и не заметил, чтобы их обитатели ходили в туалет, или ели, или делали что-нибудь другое. Только лениво посасывали длинные курительные трубки и знаками показывали хозяину притона, что хотят получить еще порцию.

Таниэль свесился с гамака и махнул рукой. На столе перед ним стояла тарелка с остатками темной курительной малы. Еще там лежал пустой кошелек и пистолет. Таниэль не мог вспомнить, откуда взялось оружие.

Он скатал кусочки малы в крошечный липкий шарик и затолкал в отверстие трубки. Зелье тут же вспыхнуло, и Таниэль набрал полные легкие наркотического дыма.

– Хочешь еще?

К гамаку незаметно подошел хозяин притона – высокий и худой, как большинство гурланцев, с коричневатой кожей, не такой темной, как у деливцев, и с еще более светлым оттенком под глазами и на ладонях. Его спину согнули долгие годы, проведенные в низких кабинках за уборкой и прикуриванием трубок для посетителей. Хозяина звали Кин.

Таниэль протянул руку к кошельку и долго шарил в нем, пока не вспомнил, что искать там нечего.

– Нет денег.