После смерти Снежного Цветка передо мной еще простиралась половина моей жизни. Мои дни риса-и-соли не закончились, но в своем сердце я уже подошла к началу дней спокойного сидения. Для большинства женщин этот период начинается после смерти мужа. Для меня он начался после смерти Снежного Цветка. Я была «той, кто не умерла», но многое удерживало меня от того, чтобы стать совсем тихой и спокойной. Я была нужна своему мужу и своей семье как жена и мать. Моя община нуждалась во мне как в Госпоже Лу. А кроме того, были дети Снежного Цветка, в которых нуждалась я, чтобы восполнить все, что я не сделала для своей лаотун. Но трудно быть по-настоящему щедрой и великодушной, и при этом вести себя честно и прямо, когда ты не знаешь, как это сделать.
Первое, что я сделала в первые месяцы после смерти Снежного Цветка, — я заняла ее место на всех свадебных традиционных встречах и церемониях. Казалось, Весенняя Луна совсем не хотела выходить замуж, покидать свой дом. Она видела, как ее отец обращался с ее матерью, и боялась того, что ждет ее впереди. Я говорила себе, что все девушки боятся выходить замуж. Но в свою первую брачную ночь, после того как ее муж заснул, Весенняя Луна совершила самоубийство, бросившись в деревенский колодец.
«Эта девица загрязнила не только свою новую семью, но и питьевую воду целой деревни, — шептались сплетницы. — Она, как ее мать. Помните ту Песнь Оскорбления?» То, что именно я сочинила песнь, которая подорвала репутацию Снежного Цветка, мучило мою совесть, поэтому я прекращала подобные разговоры, когда слышала их. Благодаря этой Песне я прославилась как женщина незлопамятная и милосердная по отношению к несчастным людям, но я знала, что моя первая попытка искупить вину перед Снежным Цветком провалилась. День, когда я сделала запись о смерти этой девочки на нашем веере, был одним из худших в моей жизни.
Тогда я сосредоточила свои усилия на сыне Снежного Цветка. Несмотря на самые неблагоприятные условия, не имея никакой поддержки от отца, он неплохо выучился мужскому письму и умел хорошо считать. Тем не менее, ему приходилось работать рядом с отцом, и радости в его жизни было не больше, чем в то время, когда он был ребенком. Я познакомилась с его женой, которая все еще жила в своей родной семье. На этот раз выбор был сделан правильно. Девушка забеременела, но мысль о том, что ей придется поселиться в доме мясника, причиняла мне боль. Хотя вторгаться во внешний мир мужчин было и не в моих правилах, я добилась от своего мужа, который не только унаследовал обширные владения Дяди Лу, но и добавил к ним земли, приобретенные на деньги от продажи соли, так что теперь его поля простирались до самого Цзиньтяня, чтобы он нашел для молодого человека какую-нибудь работу помимо убоя свиней. Он поручил сыну Снежного Цветка собирать арендную плату с крестьян и предоставил ему дом с огородом. Со временем мясник ушел на покой, переехал к своему сыну и принялся любить и баловать своего внука, который принес много радости в этот дом. Молодой человек и его семья были счастливы, но я знала, что еще не все сделала, чтобы найти обратный путь к Снежному Цветку.
* * *
В возрасте пятидесяти лет, когда у меня прекратились месячные, моя жизнь вновь изменилась. Я перестала обслуживать других с тем, чтобы другие обслуживали меня, хотя я, конечно же, следила за домашними делами и вмешивалась, если мне что-то не нравилось. Но, как я сказала, в моем сердце я уже вступила в период Спокойного Сидения. Я стала вегетарианкой и воздерживалась от таких горячительных вещей, как чеснок и вино. Я размышляла над религиозными сутрами, исполняла очищающие ритуалы и надеялась отказаться от загрязнения, связанного с постельными делами. Хотя всю свою замужнюю жизнь я тайно надеялась, что мой муж никогда не заведет себе наложницу, я смотрела на него и испытывала сочувствие к нему. Он заслужил награду за весь свой многолетний тяжкий труд. Я не стала дожидаться действий с его стороны — возможно, он никогда бы их и не предпринял — и сама нашла и привела в дом не одну, а трех наложниц, чтобы они развлекали его. Поскольку я выбирала их сама, я могла помешать возникновению зависти и мелочных ссор, обычно возникающих между красивыми молодыми женщинами. Я ничего не имела против, когда они рожали детей. И по правде говоря, престиж моего мужа в деревне повысился. Он доказал, что не только может позволить себе иметь женщин, но что его чи была сильнее, чем у любого другого мужчины в уезде.
Мои отношения с мужем перешли в большую дружбу. Он часто приходил в женскую комнату выпить чаю и поболтать со мной. Утешение, которое он находил в спокойствии внутреннего мира женщин, смягчало его тревоги по поводу хаоса, нестабильности и коррупции во внешнем мире мужчин. В это время мы были более довольны обществом друг друга, чем когда-либо. Мы посадили сад, и он цвел вокруг дома пышным цветом. Все наши сыновья были женаты. Их жены оказались плодовитыми. Наш дом звенел веселыми детскими голосами. Мы любили своих внуков, но был один ребенок не моей крови, который интересовал меня больше всех. Я хотела, чтобы он был рядом со мной.
В маленьком доме в Цзиньтяне жена сборщика арендной платы родила девочку. Я хотела, чтобы эта девочка — внучка Снежного Цветка — стала женой моего старшего внука. Шесть лет не считается слишком ранним возрастом для заключения Договора о Родстве, если обе семьи хотят обручить своих детей, если семья жениха хочет начать вручение подарков невесте, а семья невесты достаточно бедна, чтобы нуждаться в них. Я видела, что мы соответствуем всем условиям, и мой муж — после тридцати двух лет брака, в течение которых ему ни разу не было стыдно или неудобно за меня, — проявил щедрость, чтобы оплатить эти мои расходы.
Я послала за Мадам Ван, так как пора было бинтовать девочке ноги. Старая сваха вошла в главную комнату в сопровождении двух большеногих девушек, и я сделала заключение, что она отложила порядочно денег, чтобы жить в достатке. И все же время не было благосклонно к Мадам Ван. Ее лицо усохло. Глаза стали белыми от слепоты. Сваха стала беззубой. У нее осталось очень мало волос. Ее тело высохло и сгорбилось. Она была настолько хрупкой, и тело ее было настолько деформировано, что она едва могла держаться на своих лилейных ногах. Уже тогда я знала, что не хочу жить так долго. И все же живу.
Я предложила ей чаю и конфет. Мы немного побеседовали. Я думала, она не помнит, кто я такая, и считала, что смогу воспользоваться этим преимуществом. Мы поговорили еще немного, а потом я перешла к главному.
«Я ищу хорошую невесту для моего внука».
«Разве мне не следует поговорить с отцом мальчика?» — спросила Мадам Ван.
«Он в отъезде и просил меня заняться этим делом».
Старуха закрыла глаза, будто обдумывала сказанное. Или же она собралась соснуть.
«Я слышала, в Цзиньтяне есть хорошая невеста, — сказала я громко. — Она дочка сборщика арендной платы».
Следующая реплика Мадам Ван доказала мне, что она точно знает, кто я.
«Почему бы не взять девочку в маленькие невестки? — спросила она. — Ваш порог слишком высок для нее. Я думаю, ваш сын и невестка будут довольны».
На самом деле они были совсем недовольны тем, что я делаю. Мой сын был чиновником. Он только что сдал еще один императорский экзамен и стал цзюйжэнь в раннем возрасте, всего в тридцать лет. Либо его мысли витали в облаках, либо он сам путешествовал по стране. Он редко бывал дома, а когда приезжал, рассказывал диковинные истории о том, что видел: о высоких, нелепого вида иностранцах с рыжими бородами, у которых были жены с туго перетянутыми талиями, так что они едва могли дышать, и огромными ногами, которые при ходьбе шлепали, как выброшенные из воды рыбы. В остальном он оставался послушным сыном и делал то, что хотел его отец, а его жена повиновалась мне. Тем не менее, она полностью уклонилась от обсуждения этой темы и ушла в свою комнату, чтобы плакать.
«Мне не нужна большеногая девочка, — сказала я. — Я хочу женить своего внука на девушке с самыми совершенными ногами в уезде».