На столе блестит апельсин.
Поливает цветы жена,
Сладко спят еще дочь и сын.
Смотрю на холсты и краски,
На бумагу, на свет в окне.
Пытаюсь припомнить сказки,
Что вчера сочинял в полусне.
Но едва ли, пожалуй, вспомню,
Просто некогда вспоминать.
Так когда-то и мне с любовью
По ночам тихо пела мать.
Много пела, да позабыла.
Только я забыть не могу,
Что луна сквозь туман светилась,
Как большой апельсин на снегу.
* * *
На дьявольской скорости мчался состав.
Был шум его тела подобием стона.
Отчаянно руки свои распластав,
Лежал я на крыше стального вагона.
Почти забывая мелькавшие дни,
Прижавшись к летящему в бурю железу,
Шептал в никуда: догони, догони,
Сорви с моих глаз дымовую завесу!
И мчался состав, и по ветру слова
Летели в гудящем подобии стона.
А тонкие руки держались едва,
Боясь оторваться от плоти вагона.
ЭЛЕКТРИЧКА
Мигает в электричке желтый свет.
За окнами — махровые туманы.
И машинисты, словно капитаны,
Но кроме этой им дороги нет.
Сидит глазастый мальчик у окна
И робко в золотую даль вагона
Шлет пылкий взгляд. Безмолвна, как икона,
В платке пуховом там сидит Она...
Интеллигентный гражданин в очках
Серьезно книгу толстую читает.
Наверное, он тоже понимает,
Что мы плывем в особых облаках
И ничего не будет на пути
Проникновенней этого тумана.
В блестящий мир большого океана
С железных рельс не всем дано сойти.
А большеглазый мальчик у окна
Все так же робко в золото вагона
Шлет пылкий взгляд. Безмолвна, как икона,
В платке пуховом там сидит Она...
Рамазан Шагалеев
ПОДСНЕЖНИК
Стряхнув снежинки
И раскрыв глаза,
Подснежник белый
Смотрит в небеса.
Ознобно тянет холодом
Из тучи,
А он ничем не защищен
На круче!
И, словно всю опасность
Сознавая,
Трепещет на ветру
Душа живая.
* * *
Он с силой камень бросил в море
И ждал, под выкрики толпы,
Когда на всем его просторе
Взовьются волны на дыбы.
Не вздулось море, не взбурлило,
Не хлынуло из берегов, —
Оно спокойствие хранило
И свет глубинных жемчугов.
* * *
Ты, море старое, подолгу
Лелеешь жемчуг в скорлупе.
Каков твой возраст, море?
Сколько
Лет исполняется тебе?
И море молвило спокойно:
«Ты сам узнаешь, сколько мне,
Когда мои сочтешь все волны
И все жемчужины на дне».
Перевел с башкирского Атилла Садыков
Николай Година
КОМАНДИРОВКА
Чиновник, тусклый индивид,
Лицо подняв от протокола,
Демократично молвил: «Коля,
Смотри какой в окошке вид!
Абсурдно даль не замечать
И хвойный мир за этой далью...»
И неврученною медалью
Блеснула в ящике печать.
И я махнул на Крым рукой,
Подался в сторону Запсиба,
Сказав чиновнику спасибо
За то, что мудрый он такой.
* * *
Карьер похож на сад камней,
Настроенный на созерцанье.
Мы, скучась под ковшом тесней,
Хрустим активно огурцами.
Звенит отзывчивый металл
И жжет, как будто только с пылу.
Покапал дождь и перестал,
Еще сильней запахло пылью.
Рассказы
Виктор Петров
ЗАПИСЬ ДЛЯ ДЕДА
Артем Балакин ехал из родного города в глухой край записать на магнитофон для деда, как токуют глухари.
В купе он сразу залез на верхнюю полку, закрыл уши ладонями — создал себе тихий мир. Смотрел и смотрел на незнакомые места, в которых побывает, когда станет взрослым, то есть свободным. Мальчик впервые путешествовал один, без матери. Поезд плутал в сырых лесах, на полустанках исхудалые коровы щипали горькие подснежники. Стремительно наплыл обелиск «Азия — Европа», Артем приник лицом к окну, но не успел разглядеть границы между континентами.
Контролеры, их мальчик ждал, не появились до самого Златоуста, и он сокрушенно корил себя за взятый билет. Было ему двенадцать лет, денег на поездку скопил от школьных завтраков, а портативный магнитофон выпросил на три дня у одноклассника.
В Златоусте Артем узнал, что автобусы до деревни Веселухи не ходят, паводок на реке Ай расшатал ветхий мост. Однако не за тем будущий мужчина целый месяц готовился к путешествию, чтобы из-за ничтожных двадцати километров отказаться от цели, — пешком так пешком!
Он шагал по дороге и сочувствовал пластам дряхлого снега в окрестных ельниках — жгучее майское солнце испаряло пот и с его лица. Зеленоватый змеевик в щебне по обочинам он принимал за малахит, отчего рюкзак тяжелел и тяжелел. Косяки гольянов, снующих над грязным брюхом затонувшей льдины, счел за легендарных хариусов. От мелькания рыб закружило голову, ослабели ноги. Тогда Артем поел на берегу Ая, сразу ощутил прилив сил и поверил, что консервы не зря названы «Завтрак туриста».
Пустую банку, клочья газеты прилежно закопал, как учила мать, — пусть незнакомый путник тоже испытает радость первопроходца! Потом с опаской зашел на мост. Настил под ногами вздрагивал: река ревела, тащила бревна с верховий, и те на скорости таранили опоры моста — щепки рикошетили о перила. Блеснула кровью и упала в пену умирать раздавленная рыбина. Мириады брызг зажгли радугу, пахнуло свежим снегом. Артем с воплем радости сделал сальто в воздухе, он впервые видел вольную реку, а не болото в гранитных берегах.
Юркое бревно торпедой выбило из опоры валун, еще один, опора просела, мост затрещал. Удар от скорости зависит! — озарило Артема. Он придирчиво осмотрел сухие кулаки, тотчас вспомнил об отце. Отца, наверное, труднее обмануть, чем мать, уж отец не отпустил бы его одного в опасное путешествие...
Сразу за мостом мальчик повстречал шесть девушек-туристок. Им надоела жизнь бродяг, и они возвращались домой — учиться на медсестер. Красивые медсестры заклеили ему мозоль на пятке, охотно отдали свою карту, пилу, тяжелый топор. Предложили переписываться. Артем густо покраснел, сочинения на вольную тему он писал с ошибками.
Как объяснили девушки, слева от дороги холмятся увалы Урал-Тау. Сердце путешественника сладостно обмерло, он читал: водораздельный Урал-Тау не просто тянется с севера на юг, а делит материк на Азию и Европу! Готовый душой к открытиям, Артем жадно вглядывался в березовые склоны. Почка на березах, каждая в отдельности незримая, окрашивала увалы сплошной лиловой дымкой. Из малого неуловимо рождалось большое, это поразило Артема.
С правой стороны дорогу теснила поднебесная цепь Уреньги. На вырубках по склонам лесорубы сжигали сучья, молочно-белый от свежей хвои дым широким веером расползался к дороге — будоражил воображение ароматом охотничьего костра. Артем вспомнил, что у него нет собаки и всего один друг. Скучно водить дружбу с одноклассниками, если у тех не сходят с языка рассказы про отцов.
Дорога круто приняла вверх на седловину, которая закрыла обзор местности. Артем не сбавил шаг, как следовало, а побежал, обливаясь едким потом. Рюкзак с камнями мотал мальчика из стороны в сторону. Он порвал кед, расшиб колено — неизвестная страна за седловиной ждала его... Далекий самолет оставил в небе след цвета старинного серебра, и снова стало тихо в лесах, только сердце стучало. И в этой тишине из-за седловины внезапно вырос хребет ошеломляющей высоты, за ним проступали и вовсе гигантские кряжи с девственными снегами по склонам. С каждым шагом родина становилась для Артема шире и шире...
