За один лишь год в уездный городок прибыло 43 тысячи человек, почти столько же, сколько людей было доселе в Челябе. На окраине города, до сих пор известного более своими мукомольнями и винокурнями, чем кустарным маломощным заводиком по выпуску немудреного сельскохозяйственного инвентаря, началось строительство гиганта отечественной индустрии — Челябинского тракторного завода.

Так начинался Тракторострой, и Челяба превращалась в Челябинск, город, который вскоре станет красой и гордостью разбуженного края, кормильцем и защитником страны.

…Угасал знойный августовский день 1932 года. Бригада бетонщиков Федора Капралова вышла в ночную смену. Готовилась к работе тщательнее обычного. Тачки осмотрены лишний раз, материалы запасены на всю ночь, подходы к бетономешалкам очищены. Предстоял штурм рекорда. Предстояла ночная битва. А потому был определен ритм атаки — под духовой оркестр, при свете прожекторов, при стечении множества людей. Они решили дать 500 замесов в смену. Бетономешалки немецкой фирмы «Отто Кайзер» гарантировали 120. 21 человек, все вчерашние деревенские ребята, еще совсем недавно первыми на стройке дали 180 замесов. Но ударная бригада Ивана Монахова вскоре удвоила цифру.

…Оркестр играет «Сказки венского леса». С тяжелыми тачками на гнущихся мостках «вальсируют» капраловцы. Свет прожекторов высвечивает путь к жадно поглощавшему бетон корпусу будущего литейного цеха. Ночная тьма скрадывает лица бетонщиков. Многочисленным «зрителям» ночного трудового штурма не виден пот, заливающий эти лица. Но каждый по себе хорошо знает, как от минуты к минуте в столь напряженном труде тяжелеют тачки, деревенеют спины, а ночь становится длиннее и длиннее. Но темп вальса не гаснет — он разгорается. Оркестр, подчиняясь не нотным значкам венского маэстро, а все убыстряющемуся ритму работ, ломает музыкальный настрой. И вальс сменяется буденновским маршем.

В толпе, наблюдающей за ночным штурмом рекорда, одеждой и манерами выделяется высокий человек в черном добротном европейском костюме. Он торопливо записывает что-то в блокнот, с которым не расстается вот уже который день. Узкое лицо с орлиным носом, высокий лоб с наметившимися пролысинами, зоркие, чуть навыкате глаза, волнистая черная шевелюра. А где-то рядом с ним приметный юноша. Он тоже высок и хорошо сложен, но белокурый, в скромном, видавшем виды легком свитерочке. У него суровый, испытующий взгляд и большие руки чернорабочего.

К сожалению, эти два человека не знакомы друг с другом, хотя вот именно сейчас их обоих связывает нечто особенное — в их душах рождаются стихи. Они поэты. Первый — Луи Арагон. Второй — Константин Реут. Первого знают многие, второго — пока никто.

Луи Арагон прибыл вместе с женой Эльзой Триоле в составе делегации прогрессивных литераторов Европы и США, чтобы познакомиться с гигантской строительной площадкой социализма — Уралом.

Константин Реут, коренной уралец, еще в школьные годы решил стать поэтом, регулярно печатался в свердловских газетах. Но намеченную жизненную стезю резко поломал, как только прослышал о строительстве тракторного гиганта. Он пришел сюда романтиком и поэтом, человеком неистребимого оптимизма. Но более всего готовым к дьявольски трудному труду, чтобы писать о рождении нового мира не по рассказам его творцов, а по собственному ощущению. Он все хотел сам видеть и понять, ощутить и пережить, активно участвуя в том новом, что рождалось вокруг. Работа в коллективе строителей, где был сначала чернорабочим, а потом техником и журналистом, дает ему главного героя на доброе десятилетие творчества — строителя социализма. Его кредо:

Но это будет чуть позже. Как чуть позже знаменитого «бетонного вечера» будут и стихи Арагона об Урале. А пока два поэта стоят в толпе тракторостроевцев и видят то, что вскоре выльется в стихи, такие похожие и такие разные. В 1934 году в Париже и Свердловске одновременно выйдут две книги. Первую, парижскую, «Ура, Урал!» напишет Луи Арагон. Вторую, свердловскую, «Убеждение» — Константин Реут. В обеих будут стихи об одном и том же: о «бетонном вечере». Придавая своим стихам значение исторического факта, Арагон сделает примечание:

Залитая светом прожекторов стройка, небольшой дождь, охладивший дневную жару, маленький духовой оркестр, меняющий ритмы, сотни сгустков бетона, выплюнутых лихорадящей бетономешалкой «Отто Кайзер», которая не ожидала такого темпа и ритма.

А ночь, штурмовая и романтичная, шла своим чередом. «Как в шторм моряки отбивают судьбу, бросали бетон штурмовые бригады». Ночью, под лучами прожекторов, в паутине дощатых лесов и мостков, стройка кажется поэту гигантским кораблем, плывущим в будущее. Но склянки на этом корабле отбивают особым образом: есть триста замесов!

…Собственное тело становится тяжелым, малоподвижным, словно втиснутое в металлическую оболочку. Веки слипаются, перед отуманенным взором предметы медленно уплывают куда-то вдаль… Но вдруг уставший от напряжения мозг как молния пронзает жгучая мысль: спать нельзя! На тебя надеются, и ты не можешь запятнать свою честь! И темп снова возрастает. Есть четыреста замесов!

Время сопротивляется людям. Часы удлиняются. Они измеряются уже не минутами, а усилиями. Но тени понемногу теряют свою короткую четкость, они растут и сереют. Идет рассвет, а с ним последние склянки: есть пятьсот девять замесов!

Два поэта, присутствующие при рождении ночного рекорда, услышат в мелодиях оркестра каждый свое.

Луи Арагон — «Вальс Тракторостроя».

Константин Реут — стихотворение в ритме марша «Мастера погоды».

Они так и не встретятся. Через десять лет наш поэт погибнет в бою под Ленинградом. Арагон проживет большую жизнь, в которой будет многое: творческие успехи, любовь друзей, ненависть врагов. До последнего дня своей жизни он будет верным другом нашей страны. Он скажет однажды:

Вместе с Родиной менялся Урал, менялась Челяба, рос тракторный гигант. Люди «за работой не видели сами, как чертежи поднялись корпусами». А потом всю страну и почти весь мир обойдет фотоснимок: молодой улыбающийся парень управляет неуклюжим по нынешним нашим понятиям, но таким дорогим и красивым по тем временам трактором.