– Моя ценность в умении держать язык за зубами, – признался Кени, наливая водку в напиток. – Иначе я бы здесь не работал.
– Ммм… – я задумалась, не водил ли он мазератти. Шантаж мог быть довольно выгодным приработком. – Мне кажется, что твои покровители ценят твою сдержанность достаточно, чтобы дополнительно тебя поощрять.
– У меня есть несколько щедрых клиентов, – уклончиво ответил он, выжимая дольку лимона.
Затем поставил передо мной напиток и отошел в другой конец бара, чтобы принять заказ. Я смотрела, как он с хлопкóм открыл пару бутылок пива.
– Возвращаюсь к своему первоначальному вопросу, – продолжила я, когда бармен снова подошел. – Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Кени?
Кени пожал плечами, одновременно ополаскивая в раковине несколько бокалов.
– Барменом.
– Барменом?
– Думаешь, с этим что-то не так?
– Нет, просто удивлена,- призналась я – Хотя, ты молодой, чрезвычайно красивый обаятельный мужчина. Мог бы стать моделью, актером. Ничего не имею против твоей профессии, но сомневаюсь, что твои чаевые можно сравнить с гонорарами моделей Ральфа Лорена.
– Поговори об этом с Хуаном Барбаро, – посоветовал Кени. – Я и так в порядке.
– Ты случайно не хочешь стать звездой поло? Шпионом? Дорогостоящим жиголо? – Кенни улыбнулся и все женские сердца в зале пропустили удар.
– Почему ты спрашиваешь?
Я рассмеялась.
– Я не для себя интересуюсь, но в Палм-Бич тебя ценили бы на вес золота.
Кени сделал вид, что его передернуло.
– Таких денег мне не надо. И я предпочитаю девушек младше пенсионного возраста.
Кто бы мог его обвинить? Средний возраст жительниц Острова полз вверх с предельно допустимой скоростью. Пластическая хирургия набирала обороты.
– Так проведи границу перед дверью своей спальни, – предложила я. – Ты хоть примерно представляешь, сколько эскорт зарабатывает за сезон?
– Сопровождение пожилых леди на благотворительные балы не подходят под мое понимание хорошего времяпрепровождения, – ответил Кени. – Я получаю удовольствие от своего занятия, от людей, с которыми встречаюсь. Это весело.
– Ты заводишь здесь много друзей, – заметила я.
– О, да.
Подошла официантка, подала ему заказ, а меня обдала оценивающим и неприязненным взглядом. Сучка.
– Ты говорил, что знал Ирину.
– Да, в некотором роде.
– А кого-то из ее друзей знаешь? Подружек, которым она доверяла?
Кени начал встряхивать мартини. На груди и предплечьях перекатывались мускулы.
– Мое мнение: Ирина заводила знакомых и соперниц, а не друзей. Она не производит впечатления девушки, способной кому-то довериться.
– Соперниц?
– Девушки, вращающиеся в этой компании, все хотят одного и того же, и здесь столько мультимиллионеров и привлекательных игроков в поло, чтобы увиваться за ними.
Он забавно посмотрел на меня:
– Ты работала вместе с ней. Должна знать о ней больше меня.
– Выясняется, что я совершенно ее не знала, – призналась я. – Что насчет Лизбет Перкинс? Она была ее подругой.
– Девчоночья привязанность.
– Лизбет лесбиянка?
– Нет, – ответил Кени. – Это больше походило на поклонение кумиру. Ирина была гламурной, экзотичной, искушенной, уверенной в себе.
Всем, чем не была Лизбет.
– Ирина когда-нибудь приходила сюда с другом?
– Не-а. – Он разлил напиток и добавил две оливки.
– А когда-нибудь уходила отсюда с другом?
– Не то, чтобы я видел, – ответил Кени, – но мое зрение становится хуже и хуже, чем ближе посетители к двери.
– Вливание наличных как-то улучшит его? – Он покачал головой.
– Вливание наличных вызывает эту проблему?
– У меня есть и другие клиенты, – проговорил Кени и начал отворачиваться. Его левая рука упиралась в стойку. Я потянулась и схватила его за запястье.
– Она мертва, Кени. Если тебе что-то известно, это стоит намного дороже крупных чаевых в обход бухгалтерии. Одно дело, когда ты закрываешь глаза на интрижку, и совсем другое – убийство. А Ирину убили. Если ты об этом что-то знаешь, но скрываешь от полиции, то становишься участником преступления. Тебе могут предъявить обвинение в соучастии постфактум.
Он вырвал руку и нахмурился:
– Я не знаю, кто убил Ирину. Если бы знал, сказал бы детективам. Еще заказывать будете?
– Нет, спасибо.
– Тогда с вас шесть пятьдесят.
Кени отошел. Допив коктейль, я оставила десятку на барной стойке и вернулась в фойе. Я была разочарована. Люди вокруг меня обладали информацией, но не желали ею делиться. Эгоистичные, бессовестные ублюдки. Возможно, стоит подать Алексею Кулаку список с их именами.
Я спустилась в ресторан и по пути в дамскую комнату заметила Шона, одиноко поедавшего свиную отбивную и изучающего журнал «ПОЛО». Он не оторвался от чтения, когда я подошла к столику. И когда села напротив него, тоже на меня не посмотрел.
– Ты выглядишь одиноким, – произнесла я.
– Я не расположен обзаводиться компанией, – ответил Шон. Меня затопило чувство вины. Думаю, я это заслужила.
Я вздохнула и положила руки на стол. Мою мать оскорбило бы это зрелище.
– Сожалею о сегодняшнем утре, – проговорила я. – Я не должна была намекать на то, что ты недостаточно меня поддерживаешь. Боже мой, да ты единственная поддержка, которая у меня была большую часть жизни. Ты знаешь, как много это для меня значит.
Глаза начло жечь. Если бы не «происшествие», как любил говорить мой адвокат, появились бы слезы.
Лицо Шона смягчилось, он потянулся через стол и накрыл ладонью мою руку.
– Я люблю тебя, дорогая, – искренне признался Шон. – Я не хочу видеть, как ты открываешь дверь всем этим мучениям. Я ненавижу Беннета Уокера как минимум вполовину меньше, чем ты. Если он имеет отношение к убийству Ирины, хочу видеть его за решеткой. Но я не хочу, чтобы тебя снова потрепало, Эль. Я помню, как это было во время следствия над Беннетом, что он сделал с тобой. Уокер разбил мне сердце.
В горле образовался комок размером с крабовую котлету. Пришлось отвести взгляд от Шона, чтобы взять себя в руки. Я уставилась на журнал, который он читал, но не могла сосредоточиться на тексте.
– Да, – попыталась я отшутиться. – Сделал меня невротичкой, какой я и по сей день являюсь.
Шон взял меня за подбородок и повернул лицо в сторону, пристально разглядывая мою губу.
– Если останутся шрамы, у меня есть отличный врач, который все поправит.
– Да? – Спросила я. – И где ты его прячешь? В одном из своих шкафов?
– В Нью-Йорке, конечно. Он мне глаза делал.
– Что?
– Блефаропластика, – уточнил Шон, – Они берут…
– Я знаю, что это значит.
– Пять лет назад, – признался он. – Ты никогда не догадывалась, да?
– Нет. Я просто всегда думала, что ты чудо природы.
– Дорогая, даже чудеса природы нужно время от времени подправлять.
Я засмеялась, глядя на стол. Его журнал снова приковал мое внимание.
– Что читаешь?
– Я не читаю. Просто смотрю картинки, – признался Шон. – Хочу одного из этих аргентинских поло-игроков раздетого донага, политого шоколадом и доставленного ко мне домой.
– Можно? – спросила я, потянувшись за журналом. Шон подтолкнул его ко мне.
– Тебе нужно заарканить одного из этих молодых жеребцов, Эль, – посоветовал Шон. – Забудь Лэндри. Он милый, но слишком замороченный. Возьми одного из этих парней и прокатись на нем, девочка.
Я промолчала. Его голос едва доносился до моего слуха. Взяв журнал, я уставилась на обложку. В заголовке говорилось: «Веселье под солнцем»: Главные игроки-любители Флориды. На обложке красовалась совместная фотография с Себастьяном Фостером, Джимом Броуди, Полом Кеннером и Беннетом Уокером.
– Я могу его взять? – поинтересовалась я.
Шон нахмурился.
– Зачем?
Я уже встала со стула. Обошла стол, поцеловала его в щеку и покинула ресторан.
Гусь торчал у парковочной стойки, глядя в никуда с раскрытым ртом. Он подпрыгнул, стоило мне заговорить: