— Какая все-таки бездуховность! А у нас, смотри — цветы… Идут люди к Пушкину.

Действительно, у бронзовых ног поэта алели тюльпаны.

— Ты-то сам стихи любишь?

— Да, в общем-то… — пожал плечами мужчина. — Так что насчет денег?

С возрастом шеф становился скуповат. Он и раньше был очень аккуратен в тратах, получить с него лишнюю сотню на оперрасходы и в лучшие времена считалось исключительной удачей, но теперь… Впрочем, что за великий человек без маленьких слабостей?

— Что ж поделаешь… Возьми там, сколько нужно. Потом отчитаешься.

— Есть!

— Только не усердствуй. Знаю я вас… Все! Пошел. — Старик неожиданно легко поднялся, придержав за плечо готового тоже встать мужчину:

— Сиди! Посмотри на Александра Сергеевича, о вечном поразмысли…

Размеренной походкой не слишком занятого человека шеф направился к припаркованной в тени Малого оперного «волге». Внимательный водитель уже поворачивал ключ зажигания, косясь на хлопнувшую дверь машины сопровождения.

«Старичок… Старичок-боровичок! — подумал, глядя вслед, мужчина. — Старикашечка… Страшненький такой старикашечка, опасненький».

На фоне Пушкина, как водится, снималось очередное не обремененное избыточным знанием семейство.

По идее, беляши следовало бы разогреть. Покупая их неподалеку от дома, Виноградов так и собирался поступить, но вода для бульона все не закипала — и в процессе метаний между ванной, балконом и холодильником Владимир Александрович как-то незаметно съел их.

Второе блюдо теперь на обед не планировалось…

Зато имели место: морщинистый помидор, немного лука, половина батона. В перспективе можно было заварить чаю, и даже с сахаром, но это потом, по обстановке.

Виноградов еще раз посмотрел в кастрюльку, вздохнул и поставил крышку на место. Сбегал в ванную, завернул кран и убедился, что свежая пресса находится там, где положено — рядом с раковиной.

Зазвонил телефон.

— Слушаю, Виноградов.

— Это ты, Саныч?

— Нет. Это не я…

— А кто же? — искренне удивился собеседник. С чувством юмора у него всегда было не очень.

— Это мой автоответчик. Говорите медленнее, я записываю!

— Серьезно? — На другом конце линии замолчали, переваривая услышанное и собираясь с мыслями. — Да нет, это ты!

Владимир Александрович чуть-чуть послушал облегченный и радостный смех и решил, что грешно измываться над немощным:

— Рад слышать, Болик! Давно не звонил…

— Уезжали, Саныч. В командировку.

— Точно! — вспомнил Виноградов. — Вернулись, что ли, уже? Чего тогда так рано? Должны же были на месяц, нет?

— Ага! А пробыли — со среды до субботы…

Собеседника Владимира Александровича звали вовсе не Болик. Это кличка такая была у него на «Динамо» — Летающий Анаболик, за увлечение культуризмом и его химическими составляющими. Буквально за год-полтора, благодаря нечеловеческому упрямству, белковому питанию и всяческим импортным мерзостям, этот парень, отзывавшийся в зале на уменьшительно-ласкательное прозвище Болик, «накачал» себе такую мускулатуру, что анфас напоминал теперь фигу — с крошечной головой, теряющейся в развороте плеч.

Болик был милицейским прапорщиком, носил простреленный под Аргуном черный берет, и начальство обожало демонстрировать его иностранным гостям и проверяющим из министерства.

— И что случилось?

— Да ну, бардак!

Насколько понял Виноградов, дело обстояло следующим образом. Сводный отряд Главка и транспортников Северо-Запада прибыл на границу с некогда братской прибалтийской республикой. Для усиления и оказания профилактической помощи сотрудникам местной таможни… У мафии тоже, очевидно, бывают организационные срывы, поэтому толком к приезду такого количества «помощников» заинтересованные лица подготовиться не успели. А может, просто последствий недооценили — а зря!

В первые же сутки спецназ поставил на уши грузовую станцию. Потом — контрольно-пропускные пункты на автомагистрали. Перекрыли лесной массив и единственный мост через реку… В сводках для прессы замелькали данные о десятках задержанных с «липовыми» документами вагонов и цистерн — из России, и о целых арсеналах, изъятых при попытке ввезти их к нам. Одних таможенных пошлин за день поступало в казну столько же, сколько за последний квартал минувшего года!

А когда опергруппа с поличным поймала на взятке второе лицо в местной администрации, кто-то властный и потерявший терпение сдвинул брови: хватит! в конце-то концов…

И незадачливых «помощников» снова быстренько распихали по плацкартным вагонам, отправив в места постоянной боевой дислокации. В связи с изменением оперативной обстановки, как авторитетно разъяснялось в приказе.

— С оркестром провожали, Саныч! Поверишь? Сухой паек даже выделили…

— Здо-орово! — Болик был сильным, глупым и честным, Владимир Александрович любил его и не хотел обижать:

— Поздравляю. Премию обещали?

— Уже списки поданы… А ты чего не восстанавливаешься? Сейчас должности появились, платят неплохо!

В его представлении неплохо было — это если хватает на мясо каждый день и пиво по субботам.

— Видишь ли… Ох, мать его так!

— Что случилось, Саныч?

На кухне шипела и плевалась вырвавшаяся из-под крышки вода:

— Суп убегает, чтоб меня! Перезвони, Болик?

— Конечно… Все, до связи!

Виноградов швырнул трубку на рычаг и зашлепал босыми ногами на место кулинарной аварии. Все оказалось не так уж плохо — пришлось только вывернуть переключатель до минимума и протереть поверхность плиты. Владимир Александрович высыпал в воду кубик куриного концентрата, помешал и, подумав, не стал закрывать варево крышкой.

Еще несколько минут — и можно будет садиться обедать… Вспомнив об еще одной обязанности, он живенько вернулся в комнату и набрал номер:

— Алле?

— Товарищ начальник? Это я, Виноградов.

— Где болтаешься? Почему с утра не позвонил?

— Не мог… а что? — С некоторых пор между Владимиром Александровичем и его боссом из агентства «Бастион-секьюрити» установились отношения, отдаленно напоминавшие почти равноправное партнерство. Все же зарываться не следовало:

— Есть какие-то приказания?

— Дело появилось. Как раз для тебя…

— А что такое?

— Ты где сейчас?

— Дома!

— Ладно, у меня сейчас люди… Освобожусь — перезвоню.

Прослушав короткие гудки, Виноградов задумался. Желудок, в принципе, на некоторое время умиротворился беляшами. Вполне можно было сначала помыться, а уж потом похлебать горяченького. Тем более, что если станут перезванивать… И Владимир Александрович решительно взялся за ручку ванной.

Обычно он предпочитал душ, но сегодня, после бурной милицейской ночи, хотелось расслабиться. Раздвинув серебряные клубы пены, потрогал на всякий случай воду и вскоре уже нежился в эмалированном квартирном водоеме, озабоченный лишь тем, чтобы не замочить ускользающий край утренней газеты.

Пресса, как всегда, несла чушь. Вообще, на взгляд Виноградова, ни на что другое она способна не была, и издания различались только характером пережевывания и степенью свежести этой чуши. Между печатными изданиями, радио и телевидением, видимо, шло негласное соревнование в непрофессионализме, продажности и косноязычии. При всем притом журналисты еще постоянно пытались лягнуть хозяев, друг друга и помочиться соседу в суп.

За редким исключением, разумеется — но талантливые особи, сколько их не выкорчевывай и не поливай дихлофосом, то и дело заводятся даже там, где их не должно быть в принципе.

…Размышления плавно перекатились в космическую полудрему, прерванную серией звонков.

Телефон!

Кто-то назойливый все не вешал и не вешал трубку на том конце провода: семь, восемь, девять… пауза. Потом снова — очевидно, решили попробовать еще разок.

Вторая серия звонков была покороче, и Виноградов похвалил себя за несуетливое поведение — все равно не успел бы, а зазря нестись через всю квартиру в голом и мокром виде…

Б-р-р! Сломали кайф, гады. Все равно пора вылезать.