Они уже двигались среди сосен:

— Стой!

Прямо поперек тропинки лицом вниз лежали двое. Виноградов сразу же узнал длиннополое пальто переводчика и разорванный свитер на борцовском плече синицынского охранника.

Чья-то рука хозяйски вцепилась в коротко стриженные волосы здоровяка, вывернула к свету то, что когда-то было лицом: сплошной запекшийся уже кровоподтек с ярко-алым провалом рта.

— Пытался сопротивление оказать… дурачок!

Капитан поискал глазами говорившего, голос показался ему знакомым. Но в этот момент рука в черной перчатке разжалась, и голова охранника с безжизненным стуком ударилась о землю.

— А этому — так, для порядка.

Переводчик действительно выглядел несколько лучше, хотя ему тоже нельзя было позавидовать — очевидно, парень нужен был еще для того, чтобы говорить и писать.

— Да что мы все о грустном, Владимир Александрович! Пойдемте-ка на бережок, прибой послушаем…

— Что-то не хочется… Дует там, боюсь простудиться!

Это было нахальство отчаянья, последняя на сегодня попытка сохранить видимость честного партнерства.

— И все-таки придется.

По барственно-командным интонациям, звучащим в голосе говорящего, Виноградов узнал утреннего генерала, организатора круиза по выборгским шхерам.

— А вы разве не в бане?

Вопрос был, конечно, идиотский, но собеседник и его не оставил без внимания:

— Нет. Я не в бане.

— Тогда пойдемте… — кивнул капитан: госбезопасность — это все-таки лучше, чем бандиты. Во всяком случае, так принято считать.

Постаравшись не наступить на распластанные поперек тропинки тела, Виноградов двинулся в сторону залива. Было чертовски приятно ощущать отсутствие сзади сопровождающего с автоматом.

— Хороший вечер!

Совсем рядом оказалась неказистая пляжная скамейка. Генерал символически смахнул с нее песок и уселся, приглашая Владимира Александровича занять место рядом.

— Для кого как, — дипломатично отреагировал тот, думая о Синицыне и тех двух на тропинке. Однако присел.

— Я погоду имею в виду, — отчеканил собеседник.

Действительно, ветер стих, пахло водорослями и прибоем, а сквозь размашистые проталины облаков уже теплились первые звезды.

— Согласен.

— Вот и хорошо… Начало положено.

Генерал замолчал, меланхолично поигрывая подобранной где-то по пути веточкой, потом с хрустом переломил ее и отбросил подальше.

— У меня к вам просьба…

— Знаете, я в последнее время чувствую себя чем-то вроде бюро добрых услуг. Все просят о чем-то, пугают…

— Не дерзите, капитан! Не стоит.

Это было сказано так, что Владимир Александрович поверил — да, действительно, не стоит:

— Я слушаю вас.

Генерал вынул из кармана мятого плаща черный с золотыми буквами диктофон, размером и формой напоминавший мыльницу. Нажал кнопку воспроизведения.

— Себя послушайте!

Качество записи оказалось не идеальным, но вполне можно было разобрать.

«— Саныч, совсем ты меня… Короче! Берем несчастных беженцев, сволоту всякую… Пардон! Так вот, привозим их сюда, потом переправляем дальше — к скандинавам, в Германию или куда еще хотят. Пусть плодятся и размножаются.

— Выгодное дело?

— Весьма!

— Они же бедные? Что с нищего возьмешь?..»

— Еще? — спросил генерал.

— Да, если можно… Ближе к концу!

Пристрастие чекистов к средствам технической разведки секрета для Виноградова не составляло. Он просто хотел выиграть чуть-чуть времени и понять, стояла ли «радиозакладка» только в гостиной, либо под контролем находился весь домик.

Генерал понимающе кивнул и быстренько перемотал ленту:

— Пожалуйста!

«— Это что, румынские беженцы были?

— Да! В этом случае — оттуда. В июле, правда, четверо суданцев не доехали, но как-то без шума обошлось: может, их друзей на родине успели шлепнуть, может, еще чего… Так что это списали на естественную убыль.

— Как на овощебазе… А из-за наших бывших социалистических братьев скандал поднялся? Сколько их пропало?

— Двадцать семь в общей сложности…»

— Достаточно?

— Вполне. Тому, кто запись делал, можно премию дать.

Генерал снова кивнул и сунул руку в тот же карман:

— На!

Виноградов удивленно смотрел на смятые купюры:

— В смысле?

— Тому, кто запись делал.

— Простите?

Собеседник явно наслаждался ситуацией:

— Позволите?

Он, не торопясь, отогнул толстый лацкан виноградовской кожанки и почти без усилия вынул что-то похожее на булавку, чуть, правда, подлиннее.

Радиомикрофон? Владимир Александрович видел такие на выставках в Гавани, да и в каталогах…

— Конечно.

— Давно? Если не секрет.

— С лоцманского катера. — У генерала был вид человека, только что оказавшего знакомому необременительную услугу и готового вежливо выслушать слова благодарности. — Там жарковато было… Вы курточку-то без присмотра и оставили.

— Да-а… И что же вы с этим, товарищ генерал?..

— Можно просто — Федор Федорович.

— И что же вы с этим, Федор Федорович, делать собираетесь?

Генерал убрал в карман сначала деньги, потом диктофон:

— Но запись, согласитесь, интересная?

— Безусловно! Интересная, но… оперативная. И не санкционированная, так? Трудно будет легализовать.

— Трудно! — согласился собеседник — Но вот вы нам и поможете.

— Я?

— Так точно. Вы напишите заявление с просьбой выдать вам средства негласной аудиозаписи предстоящей беседы с неким гражданином Синицыным С. П. Задним числом, конечно… В соответствии с Законом об оперативно-розыскной деятельности. Добровольно выразите желание задокументировать содержание предстоящего разговора, так как… ну, например, подвергаетесь вымогательству или вас склоняют к сотрудничеству с иностранной спецслужбой. Это — на выбор!

— Спасибо… А потом?

— Да как и в милиции! Составим акт, зарегистрируем, согласуем… Потом допросим вас по содержанию записи… Формальности!

— И все?

— Пока — все.

— Спасибо за предложение, но я вынужден отказаться. — Виноградов постарался, чтобы его голос звучал как можно вежливее. И тверже. — Извините, конечно…

— А почему? — сделал вид, что удивлен, Федор Федорович.

— Видите ли, есть обстоятельства…

— Вы случайно не утренний инцидент на трассе имеете в виду?

— Допустим.

Капитан чувствовал себя очень неуютно. Особых каких-то препон морального характера к тому, чтобы помочь чекистам в разоблачении сложившейся преступной группы торговцев живым товаром, он не видел. И дело даже не в страхе перед грядущим бандитским возмездием — нет, он был «по жизни ментом» и по всем бытующим в криминальной среде понятиям просто делал свою работу, но… сдать с потрохами человека, который несколько часов назад спас тебе жизнь? Извините!

— Тогда я вас разочарую.

Он снова сунул руку в плащ — на этот раз за пазуху:

— Глянь-ка!

Это вновь были фотографии, но в отличие от тех, лукеничевских, запечатлевшие абсолютно живых людей: Синицына и еще двоих, лица которых показались капитану знакомыми.

Точно! Это были утренние парни из иномарки — старший и еще один: все трое серьезные, что-то деловито обсуждающие… А вот и сама «фронтьера» — старший собирается садиться, пожимает бывшему оперативнику руку… Слева внизу — распечатка времени, по которой было видно, что все это происходило по меньшей мере на несколько часов позже встречи Виноградова на трассе с «фронтьерой».

— Может быть липой! — без уверенности пожал плечами капитан. — При ваших-то возможностях…

— Это не липа. И вот это…

На следующем снимке было зафиксировано задержание — какой-то дворик, стандартные позы бандитов, автоматчики в черном.

Цифры: семнадцать часов, десять минут, сорок пять секунд.

— Личная «бригада» Синицына. Его, так сказать, тесный коллектив.

— Задержаны?

— Двое сразу арестованы — те, что с оружием… А один в больнице.

— Неудивительно! — Виноградов представил себе ребят из гэбешной группы захвата. Народ серьезный…