— Нет, — подобравшись, процедил Тарасевич. Речь шла о таких формальностях, соблюдение которых в оперативной среде считалось просто неприличным.
— Свободны! — С правовой точки зрения полковник чувствовал себя неуязвимым, тем более что и численный перевес был на его стороне: трое подчиненных, Виноградов и даже отвлекшийся от мыслей об обеде милиционер с интересом наблюдали за происходящим.
— Есть… — Оскорбленные Баранов и Тарасевич медленно, пытаясь сохранить достоинство, повернулись и пошли по коридору.
— Ладно… Подождите! — Старый сыщик насладился триумфом и предоставил возможность возобладать чувству профессионального долга: в конце концов, он был не кабинетной «промокашкой», а матерым оперативником. — Я с ним сейчас сам буду разговаривать. Если хотите… Один может присутствовать. И еще вон — капитана возьмем. — Он кивнул на Владимира Александровича.
Никто не удивился — посторонний, незаинтересованный свидетель, лишняя страховка на случай возможного межведомственного конфликта…
— Спасибо! Я буду. — Тарасевич запихал оплеванное самолюбие поглубже и вернулся. Виноградов с равнодушным видом пожал плечами.
…Зеленцов, естественно, находился в палате не один. При появлении начальника хмурый, обложенный пачкой прочитанных газет опер встал и с видимым облегчением отправился восвояси. Вообще же тысячи больных на необъятных российских просторах могли только позавидовать задержанному бандиту, мечтая о таких условиях: никаких соседей, лучшие медикаменты, круглосуточный, заботливый, хотя порой и несколько навязчивый, присмотр…
— Как он? — Игнорируя лежащего, поинтересовался полковник. — Говорить может?
— Еще как, — устало обернулся в дверях сменный «медбрат», — все уши прожужжал: то записку отнести, то с одеждой помочь… Неплохие деньги, между прочим, сулил! Потом, само собой, жизнь обещал попортить, пугал…
— Ну это уж как водится! — понимающе покачал головой старый сыщик. — Иди, Леша, спасибо… Ну-с, давай беседовать.
Он присел в ногах Зеленцова, прямо на одеяло. Тарасевич занял свободный стул, Виноградов устроился на подоконнике.
Бандит, массивный, широкий в кости, левое плечо его, перехваченное бинтами, выглядывало только чуть-чуть, зато правая рука виднелась полностью, как бы поднятая для удара или единодушного голосования. Это объяснялось просто — серая сталь «браслетов» намертво приковала ее к спинке кровати. Начавшее покрываться щетиной лицо, тревожно бегающие глаза, выпуклые на фоне огромного кровоподтека…
— Больно? — В голосе заместителя начальника уголовного розыска не было участия, ни искреннего, ни фальшивого. — Бо-о-льно… Ничего. Заслужил! Потерпи, недолго осталось.
И от этого неожиданного, ни разу ни в одном кино не виданного начала разговора, от этой не то угрозы, не то двусмысленной присказки глаза Зеленцова мгновенно налились ужасом, мелкие капельки пота выкатились на лоб из-под пегих волос.
— Почему? — неожиданно для себя спросил он еле слышно, и Виноградов понял: все, чистая победа! Полковнику с ходу удалось пробить, сломать выстроенную задержанным за часы ожидания линию защиты, «вытянуть» его за собой, заставив общаться в режиме диалога. А уж остальное было делом техники.
И действительно, меньше чем через полчаса бандит, которому сотни раз и «бригадир», и успевшие «сходить к хозяину», то есть отсидеть, товарищи внушали: ни слова без адвоката, полная «отрицаловка», никаких торгов с ментами… Так вот, меньше чем через полчаса он уже говорил, юлил, изворачивался, пытаясь отделаться наименьшим признанием, и все больше затягивал на своей жилистой шее беспощадную петлю.
Старик работал блестяще. На каком-то этапе в допрос влился Тарасевич — легко, ненавязчиво, как бы поддерживая полковника под локоток и придавая беседе новый импульс — и они «дожимали» Зеленцова дуэтом, постепенно вырисовывая реальную картину минувшего вечера…
Откровенно говоря, вздыхал бандит, валить Чижика и его братву никто поначалу не собирался. Кому это нужно! Сергеича в городе уважали, да и вообще… Вроде как несчастный случай вышел, ясно?
Но они ж сами — как приехали, так буром и поперли, хуже отмороженных. Особенно один, молодой, начал сразу слова всякие неправильные кричать, базар гнилой развел… Понес насчет какого-то барыги, которого будто бы мы не то прихватили, не то грохнули — я толком и не въехал.
Бригадир, само собой, в непонятке — к Чижу: что за дела? Тебя знаю, ты человек авторитетный, а это кто? И почему он так разговаривает? Если насчет бабок перетереть — давай, готов, как договаривались, а пацанчику своему объясни, что за подобные предъявы и ответить можно… Чижик, я видел, аж побелел, полез между нами — поздно! Тот сопляк, псих ненормальный, сунулся за пазуху, в кобуру… Пришлось их сразу же под «волыны» поставить.
Ну что дальше… Связали, водилу снизу привели. Все гуманно, без битья — сидим, молчим. Один молодой не унимается, своим, наверное, хотел показать, какой он крутой: и что будет нас в рот… и во все отверстия, и что мы покойники, и что ответим! Бригадир послушал-послушал, посмотрел на молчавшего Чижа и звонить ушел… А потом вернулся. А потом мы их всех кончили.
— А стреляли-то из чего? — уточнил полковник.
— Из этого, как его… автомат такой маленький… Бригадирский.
— Он сам, что ли, лично кончал?
— Н-нет… — после некоторой паузы выцедил Зеленцов. Стало ясно: останавливаться сейчас на этом вопросе нельзя, клиент его боится и может застопорить. В конце концов, надо было определиться с главным, детали — удел следствия.
— Слушай, а насчет того, что их не трогали… Может, без тебя? А то ж там все стены в кровище и пол? — резко сменил направление разговора Тарасевич, уводя его от рискованного места.
— Ха! Это совсем другая тема…
Зеленцов опять расслабился, стал многословен и хвастлив. Да, действительно — уж чего-чего, а крови и переломов домик на Народовольческой, шестнадцать, навидался и криков наслушался… Но все это, так сказать, не по милицейскому департаменту, будьте уверены!
Оказывается, в свое время «бункер», как его называли в определенных кругах, использовался для подпольных боев. Слышали, наверное: абсолютный контакт, голые руки-ноги, поединок до полной «отключки»… Никаких особых правил, каждый бьется как умеет — бокс, самбо, русский стиль, единоборства всякие восточные. Ставки — бешеные, входная плата, призовой фонд… просто песня! Раз выступил — год живешь в удовольствие, правда, из них иногда месяцев шесть в больнице. Дело прошлое — случалось и того-этого, в смысле «в ящик сыграть», но все по-честному, страховка семье, пособие… А первоначальных вложений было — мизер: мешок повесили, пару тренажеров для разминки, зеркала во всю стену. Водопровод работал, стульев старых натаскали. Место удаленное, посторонних глаз нет, после всего из шланга водичкой окатишь кафель, и вроде как чистенько, можно по новой начинать…
Но потом, когда такие шоу начали в открытую, в шикарных кабаках и чуть ли не во Дворце пионеров проводить, те, кто «бункер» организовывал, в накладе не остались: они тогда банк открыли, как раз и всю «команду» — бойцов лучших, охранников, еще кое-кого к себе перетянули, в «специальный отдел». Ну и изредка, чего уж греха таить, использовали Народовольческую по назначению: очень обстановочка способствовала ведению разных переговоров, особенно со всякими торгашами и должниками, у кого нервишки послабже. Бригадир придумал даже: цемент на видном месте положили, носилки, кирпичи — так что действовало исключительно! И бить не требовалось.
— А мы-то дураки! Все гадали, гадали… — Полковник простецки рассмеялся и с веселой досадой хлопнул себя по лбу: глаз его Зеленцов видеть не мог, поэтому в очередной раз обманулся.
Еще не сознавая этого, он уже сотрудничал с оперативниками, цепляясь за иллюзию партнерства, опутанный тысячей искусно сплетенных невидимых нитей…
— Так, а с чего вообще Чижик-то притащился? Он же спокойный мужик был…
— Эх, ма! Да из-за ерунды…
С точки зрения Зеленцова, события развивались следующим образом.