Если я первым из этих причинных комплексов обсуждаю государство, то это происходит не только вследствие того, без сомнения, крупнейшего значения, которое само его развитие имеет для образования капиталистического духа, в особенности в эпоху раннего капитализма, но и потому, что оно, подобно корке, заключающей зерна плода, заключает в себе длинный ряд других причинных комплексов.
Я хочу показать, чем государство способствовало капиталистическому духу. Но предварительно я не могу не упомянуть о том, что оно во многих отношениях было и препятствием для его развития.
Не может подлежать сомнению, что преувеличенный фискализм может задерживать и в конце концов убить предпринимательский дух. Если налоги так высоки, что они чересчур сокращают прибыль, слишком сильно отягощая самого предпринимателя или благодаря повышению заработной платы делая невозможной конкуренцию данной отрасли промышленности с заграницей, то охота использовать свои деньги в качестве капитала мало-помалу уменьшится. Известно, что «хозяйственное падение» Испании, начиная с XVII столетия (Ранке), равно как и быстрый упадок голландской промышленности в течение XVIII столетия (Люзак и Прингсгейм) ставят в связь с чрезмерной тяжестью налогов в этих странах. Подобно неправильной налоговой политике, и неправильные мероприятия торговой или промышленной политики могут — хотя и несомненно только в незначительном объеме — парализующе действовать на предпринимательский дух. Непомерная социальная политика также могла бы придавить его (правда, до сих пор она едва ли делала это).
В другой области, однако, развитие современного государства, без сомнения, оказало задерживающее влияние на расцвет капиталистического духа, причем нельзя даже сделать государственному управлению упрека в том, что оно вело «неправильную» политику. Это в области организации публичного долга. Я в другом случае (347) на цифрах выяснил, какие невероятные суммы с конца средних веков стекались в казну правительств именно на военные цели. Это кровопускание прежде всего отнимало у хозяйственного тела добрую долю его силы (хотя оно потом при употреблении этих сумм на производительные цели и снова усиливалось). Не только уменьшалось количество вещественных средств, в которых нуждается капитализм для проведения своих планов, но и возможность — которая нас здесь интересует — прибыльно вкладывать свои деньги в публичные облигации должна была опять-таки препятствовать расцвету предприимчивости или все же по крайней мере замедлять его: как только богатые люди начинают покупать ренты, вместо того чтобы вкладывать свои деньги в капиталистические предприятия, начинается процесс их духовного ожирения.
Из Англии, Франции, Голландии мы слышим в XVII и XVIII столетиях одни и те же жалобы преданных капитализму людей: деньги, предназначение которых в том, чтобы оплодотворять торговлю и промышленность, кончают тем, что попадают в публичные казначейства, где за них платят большие проценты (348).
Особенно действенный способ умерщвления предпринимательского духа применило государство во Франции, где, как мы уже имели возможность констатировать в другой связи, покупка должностей была в течение долгих столетий институтом, прямо-таки определявшим собою особенный характер общественной жизни. Форма была другая, чем в выдаче публичных долговых обязательств, но действие было то же самое: богатые люди становились спокойными и тяжелыми на подъем и переставали интересоваться капиталистическими предприятиями. При этом особенно хорошо также поддается наблюдению взаимодействие различных сил, оказывающих влияние на капиталистический дух: обладающий с точки зрения капиталистической одаренности задатками ниже среднего французский народный дух (который мы полагали правильным объяснять свойствами кельтской крови) создал институт покупки должностей как отвечающую его природе форму извлечения дохода из денег; этот институт оказал затем, будучи раз создан, парализующее влияние, как мы видели, на предпринимательский дух; из-за этого зачахли, если они и имелись налицо, капиталистические задатки или подвергались отбору более слабо предрасположенные разновидности, благодаря чему потом снова и т. д.
Подобным же образом может влиять позиция, занимаемая государством по отношению к социальной группировке своего народа, когда оно, например, покровительствует чуждающемуся деловой жизни дворянству и изгоняет из капиталистического мира способнейшие элементы буржуазии тем, что возводит их в это дворянское состояние. И здесь в единичном случае трудно будет установить, что является причиной, что следствием: вызывается ли отвращение от капиталистических интересов только возведением в дворянское достоинство, или это последнее представляет собою только внешнее признание уже свершившегося в буржуазии внутреннего процесса феодализации.
Этим задерживающим влияниям противостоит, однако, могущественная поддержка, которую государство всевозможными способами оказывает капиталистическому духу.
Прежде всего потому, что оно хочет его поддерживать; сюда относятся, следовательно, все государственные мероприятия в пользу капиталистических интересов.
Государство само было, как нам известно, одним из первых капиталистических предпринимателей и всегда оставалось одним из крупнейших. Благодаря этому оно действует в качестве образца, действует возбуждающе на частный приобретательский дух, действует поучающе во всех организационных вопросах, действует воспитывающе в вопросах деловой морали. Оно оказывает свое влияние на преобразование общественных оценок: делая само коммерческие дела, оно снимает с «грязных промыслов» пятно, присущее им во все докапиталистическое время, возводит «artes sordidae» в ранг gentlemanlike занятий114.
Но еще большее влияние на развитие капиталистического духа государство приобретает, естественно, обходными путями: строением своей хозяйственной политики. Здесь мы должны вспомнить о той, без сомнения, весьма крупной поддержке, которая была оказана капиталистическим интересам меркантилистической политикой в эпоху раннего капитализма. То из нее, что имеет непосредственное значение для нашей проблемы, состоит главным образом в следующем.
Это государство во многих местах тащит за уши частных лиц, чтобы они действовали в качестве капиталистических предпринимателей. Оно толкает и гонит их силой и убеждениями в объятия капитализма. Образ физического принуждения, который я здесь употребляю, заимствован из сочинения одного камералистического писателя XVIII столетия, который полагает, «что plebs не оставит своей старой погудки, пока его за нос и за уши не потащат к его новой выгоде» (349). Трогательно смотреть, как Кольбер пытается подогнать своих особенно ленивых земляков (350). Позади многочисленных предприятий в течение XVI и XVII столетий в Англии стоит как непосредственно движущая сила, ибо он заинтересован своим кошельком, король (или королева). В долгих беседах такие люди, как Лрейк, как Рэли, побуждаются ими к новым экспедициям: так, последний план Рэли — еще раз поплыть в Гвиану — исходит от нуждающегося в деньгах Якова (351); так, мы видим, что Карл I рассылает своих агентов по стране, чтобы заключать с промышленниками доходные договоры (352).
И потом мы должны вспомнить об искусной системе привилегий, посредством которой меркантилистическое государство поощряло наличные капиталистические интересы, пробуждало стремящиеся к жизни, но еще дремлющие в зародыше или, наконец, закладывало зародыши таких интересов. Весь смысл этих государственных «привилегий» (в самом широком значении) находит прекрасное выражение в одном письме Генриха II французского от 13 июня 1568 г., где он в сухих словах высказывает, что его «привилегии и благодеяния» должны побуждать «добродетельных и трудолюбивых» промышленников к доходным предприятиям (353).
«Привилегии», которые, таким образом, все покоятся на одной и той же основной идее — путем обещаний материальных или идеальных выгод возбудить к деятельности предпринимательский дух, — принимали весьма различные формы: они являются в виде монополий, т. е. как бы отрицательных привилегий, когда тут предоставляется монополия производства, там — торговая монополия, а здесь — транспортная монополия; они выступают в виде торгово-политических мероприятий защиты или благоприятствования; они принимают, наконец, форму прямых премий. В своем Dictionnaire Савари перечисляет все премии, которыми пытались подстрекать предприимчивость: наделение наследственным. дворянством, разрешение натурализации, сложение ввозных пошлин, беспроцентные ссуды, годичные пенсии, свободная варка пива, предоставление мест для построек, освобождение от промыслового надзора, поддержка наличными деньгами и многое другое. «Всем изобретениям приходили на помощь привилегиями и покровительством; королевская казна как бы стояла на рынках и проезжих дорогах и ждала тех, в чьем распоряжении имелось хоть какое-нибудь изобретение, чтобы пограбить их» (Генрих Лаубе). Итак, поддержка и способствование тому «прожектерству», о котором я так пространно рассказывал, со стороны государства!
