Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Величайшее счастье!

— Нет, величайшее несчастье, граф. Во-первых, я не люблю вас, потому что уже никого любить не могу. Да вы меня тоже не любите!.. О, пройдет очень немного времени, и вы сами согласитесь со мной! Ну вот мы свяжем наши судьбы, не любя. Надо мной тяготеет проклятие, граф: всякий человек, который хочет связать свою судьбу с моей, погибает. Ваша гибель ясна: императрица не простит вам измены и раздавит нас обоих своим гневом. О, своим существованием я не дорожу, но за что же погибнет ваша молодая, полная надежд жизнь? Помните наш разговор третьего дня? С каким увлечением описывали вы мне внутреннюю, скрытую от всех жизнь государыни! Вы с такой любовью, с таким горячим сочувствием говорили мне о ее мучениях, о ее заботах. Из ваших слов невольно чувствовалось, как вы нужны государыне, а ведь быть нужным Екатерине — это значит быть нужным всей России. Разве этого мало? Повторяю вам, вы любите ее! Так и любите, это ваш долг и святая обязанность. А теперь оставьте меня, граф! Подумайте на досуге над моими словами, и вы сами увидите, что я права!

Словно оглушенный, Ланской вышел из комнаты Бодены. Придя к себе, он глубоко задумался. Но эта задумчивость продолжалась недолго: он вскочил, приказал как можно скорее подать лошадей и помчался в Петербург.

XIII

Приехав в Петербург, Ланской прямо направился во дворец.

Войдя без доклада в кабинет, он застал императрицу за работой — она разбиралась в каких-то бумагах.

— Батюшки, Александр! — сказала она. — Да что тебя принесло сюда? И без моего позволения, проказник! — Она, улыбаясь, посмотрела на него, и вдруг на ее лице отразилась тревога: — Ты так бледен! Что случилось? Говори, зачем ты приехал?

— Я приехал, — ответил Ланской, опускаясь на колени у ног императрицы, — чтобы сложить с себя должность, которой я оказался недостоин как изменник. Я глубоко прегрешил против вас, ваше величество…

— А, понимаю! — крикнула государыня, изо всех сил стараясь сдержаться. — Так и тебя околдовала эта проклятая цыганка! Рассказывай, как было!

Но Ланской только низко опустил голову, закрыл лицо руками; его плечи тихо вздрагивали.

— Нечего нюнить, как баба! — еще гневнее крикнула государыня. — Умел грешить, умей и ответ держать! Ну? Как было дело?

— Когда я увидел эту несчастную в подземелье, вся кровь отлила у меня от сердца, — такой жалостью переполнился я к ней. Из ее черных глаз на меня струился какой-то поток, чаровавший и сковывавший меня. И вдруг вам, ваше величество, угодно было оставить меня там комендантом. Я открыл было рот, чтобы признаться вам, насколько для меня опасно это, но вы не дали мне сказать и слова…

— Велика тебе цена, если каждой юбки опасаешься! Продолжай!

— Ваше величество, согласно вашему приказанию, я должен был оказывать арестованной как можно больше ласки и внимания. Это вызывало необходимость в частых посещениях. И вот я почувствовал, что со мной творится что-то странное. Ведь я всей душой был вашим верным рабом! Ведь моя душа прочными цепями прикована к этому кабинету! А между тем меня до потери сознания влекло к узнице. Сегодня я спросил ее, почему она так грустна. Слово за слово — мы разговорились, и, сам не знаю как, я…

— Договаривай!

— Упал к ее ногам и признался ей в любви!

— И она, конечно, торжествовала, поспешила увенчать твой пламень, подлая?

— Нет, ваше величество, она потребовала, чтобы я встал с пола, и стала говорить со мною ласково, как сестра. Она говорила мне, что я никогда не любил и не люблю ее, что во мне заговорили просто жалость и животная страсть. Она доказывала мне, что я люблю только вас, ваше величество, говорила, какое счастье выпало мне на долю. «Вы нужны императрице, а быть нужным Екатерине — значит быть нужным всей России», — сказала она мне…

— Она так сказала? Это правда?

— Клянусь Богом, что это правда!

— Что еще говорила она тебе?

— Она говорила, что не любит меня, так как не может теперь никого больше любить. Но даже если бы она и любила меня — все равно она никогда не согласилась бы стать моей. Во-первых, над ней тяготеет какое-то проклятие: все люди, связавшие свою жизнь с ней, кончали гибелью. Во-вторых, она чувствует, что я люблю только вас, ваше величество, что все мое увлечение ею — просто минутная вспышка юной крови. Она советовала мне подумать на досуге — и тогда я сам увидел, что она права, что я люблю только одну Екатерину! Я приказал заложить лошадей и приехал сюда, чтобы откровенно повиниться во всем, рассказать тебе все. Ведь я не мог бы смотреть тебе в глаза, моя царица, если бы утаил такой грех!

— Александр! — взволнованно сказала императрица, показывая рукой на висевшую в углу икону Спасителя. — Поклянись мне Им, что ты не солгал, не исказил, не прибавил ни одного слова!

— Клянусь! — торжественно ответил Ланской.

— Встань, Александр, и подойди ко мне! — мягко сказала Екатерина Алексеевна. — Посмотри мне в глаза и скажи: последовал ли ты совету этой хорошей женщины, заглянул ли в свое сердце?

— Да!

— И что ты там увидел?

— Что я люблю только тебя одну, зоренька моя ясная!

— Ты не лжешь, Александр?

— Если бы я мог лгать тебе, царица моя, разве я пришел бы сознаваться в таком тяжелом грехе?

— То, что ты добровольно приехал и покаялся, — сказала государыня, нежно целуя Ланского в глаза, — доказывает мне, что ты — самый честный, самый чистый человек, которого я только знаю! Я прощаю тебе, Александр, эту невольную измену. Мы не всегда властны в своих чувствах, да и эта несчастная действительно способна соблазнить и святого. Теперь слушай: возвращайся обратно в Ораниенбаум, но не говори ей ни слова, что ты был у меня. За ее честное поведение я все равно выпущу ее на свободу, и это будет на днях. Не сегодня-завтра мне предстоит убедиться, действительно ли она невиновна, действительно ли, как она утверждает, она старалась повлиять на великого князя только в хорошую сторону. Если это окажется верным, то я постараюсь вознаградить ее за все. Завтра приезжает в Петербург Державин, которого я вызвала из Москвы. Если Бодена невиновна, он сам повезет ей радостную весть. Теперь ступай, потерпи еще дня два-три. Прощай и люби меня, Александр! Я верю тебе! Что будет с моей душой, если я ошибусь и в тебе?

XIV

— Ваше величество, — сказал Панин, входя в тот же вечер в кабинет императрицы, — я очень рад, что могу порадовать вас добрыми вестями!

— Именно?

— Их несколько, ваше величество. Позволю себе начать с самой, по моему мнению, важной, так как она касается оправдания невинной!

— А, так ты сделал, как я просила?

— Да, ваше величество. Путем очень сложных ухищрений, описывать которые не стоит, мне удалось узнать, где его высочество хранит свою частную переписку. Неделю тому назад полиции удалось арестовать одного из самых искусных воров Петербурга, которому грозила смертная казнь за совершенное во время последнего похождения убийство. Я предложил ему на выбор: суд и смертная казнь или исполнение ответственного поручения и помилование с заменой казни десятилетним заключением в крепости; через десять лет пусть себе болтает о нашем поручении! Я предупредил его: если он попадется во время выполняемого им дела и выдаст меня — смертная казнь; если попадется и не выдаст — пожизненное заключение; ну, а если не попадется — только десять лет заключения в крепости и потом полное забвение. Разумеется, воришка был на верху блаженства и изъявил полное согласие. Он был отправлен в Павловск. В тот же день и я прибыл туда и остановился в частном доме у преданного мне человека. В десять часов вечера воришка доставил мне кипу писем, выкраденных из потайного шкафчика. До пяти часов я перебирал их и не нашел ровно ничего компрометирующего его высочество относительно каких-либо заговоров или злоумышлений. Тогда я остановил все свое внимание на просмотре писем Марии Девятовой. Было бы неосторожно доставить их на прочтение вам, ваше величество, так как их могли бы хватиться. Поэтому я выбрал несколько мест, достаточно ярко свидетельствовавших о ее невиновности, списал их и отдал бумаги воришке. Он снес их на место и вернулся ко мне. Теперь он в крепости.

55
{"b":"254566","o":1}