— Я люблю тебя, Сашка. Я так давно люблю тебя, — шептала Фион, осыпая легкими поцелуями его щетинистую щеку.

Тоненькая бретелька соскользнула с плеча, Сашка прижался к ней губами, и выдохнул.

— Я люблю тебя, Катенька, — и замер.

Никогда, ни до ни после этого Сашка не трезвел так мгновенно. Наваждение исчезло, как по мановению волшебной палочки. Вспыхнул свет. Он резко поднялся на руках и посмотрел на такое знакомое лицо с широко распахнутыми зелеными глазами. Знакомое, да не то, что он представлял секунду назад.

— Что ты сказал? — чистое, совсем без макияжа лицо Фиона сейчас походило на восковую маску. Линзы исчезли, и в привычной мутной зелени ее глаз светились настороженность и непонимание.

— Господи, Ксенька, по-моему, мы надрались и чуть не испортили нашу многолетнюю дружбу, — пытаясь справиться с неловкостью, проговорил Сашка.

Обнаружив при свете лампы, что его брюки каким-то невероятным образом вдруг оказались брошенными около дивана, Сашка мгновенно их натянул. Фион схватила его за руку и притянула обратно.

— Сашка, что ты делаешь? Ты что, не понял. Я люблю тебя. И ты любишь меня, нам же может быть так хорошо.

— Ксень, прости, но, наверное, ты неправильно меня поняла, — произнес шокированный Сашка.

— Ты единственный нормально ко мне относился, — она говорила быстро, словно боясь, что он сейчас исчезнет, испарится и она не успеет ему сказать самое главное. — Выслушивал, советовал, защищал от нападок Большого и Дэна. А помнишь, в седьмом классе, химичка грозилась меня выгнать. Если бы не ты, я даже школу не окончила бы. Я люблю тебя, ты самый прекрасный человек на свете.

— Ксенька, — он протянул руку и прикрыл простынею ее оголенную грудь. — Ты мой самый преданный друг. Я очень тебя люблю, но по-другому.

— А Катьку, значит, по-настоящему? — резкий тон настолько быстро сменил нежное лепетание, что Сашка вздрогнул.

— С чего ты взяла? — испугался он. — Катька с Пашкой. Нет, я влюблен совсем в другого человека. Я не хотел тебя обидеть, понимаешь… — ее громкий смех оборвал его оправдания.

— Ву а ля! — Он повернулся и увидел, что Фион стоит в майке и шортах, волосы Привычно стянуты в хвост на затылке, и только кровавые накладные ногти были единственным подтверждением ее недавнего перевоплощения. — Ладно, брат, не куксись, и не лепечи. Ну, что поделать, если ты влюблен в другую. Проигрывать тоже надо уметь. Забудем, ладно?

Сашка кивнул.

— Пойдем, попьем кофе и больше не будем возвращаться к этому, — бодро сказала Фион и решительно направилась на кухню.

Сашка поплелся за ней. Они сели, попытались о чем-то поговорить, но чувство неловкости сковывало Сашку. Его единственным желанием было свалить отсюда поскорей. Но и расставить все точки над i тоже не мешало бы, хоть Фион и не хотела обсуждать случившееся. Но она же его друг, настоящий, она должна его понять! Сашка прокашлялся.

— Ксюш, ты только пойми меня правильно… — но продолжить он не успел, так как раздался требовательный звонок в дверь.

— Странно, кто бы это мог быть? — с досадой сказала Фион.

Она прошла в прихожую. И распахнула дверь. Сашка услышал чей-то тихий голос, потом кто-то, словно тень, прошмыгнул в Ксенькину комнату. Он снова услышал приглушенные голоса, при этом Фион говорила резко и возмущенно.

Сашка понял, что дальнейшего разговора не получится. Да, наверное, и не надо. Взглянув на свои часы, он поднялся, быстро прошел в прихожую. Когда он зашнуровал свои кроссовки, дверь маленькой комнаты отворилась и вышла Фион.

— Ксень, я пойду, поздно уже. — Сашка разогнулся. Она стояла перед ним бледная. Глаза лихорадочно блестели, а руки не находила места. — Что-нибудь случилось? — встревожился Сашка.

— Да нет, — через силу улыбнулась Фион. — Все в порядке. Просто старая подруга бабки из Воркуты приехала. Теперь общайся с ней полночи, — она с досадой махнула рукой, — ну нет мне покоя от родственничков. Ладно, Пархошка, спасибо тебе за все. Ой, постой. Я тебе пирожных положу. — И она резво побежала на кухню.

Сашка стоял в ожидании, тупо рассматривая прихожую. Под вешалкой, среди наваленной обуви, он приметил старый мотоциклетный шлем Ксюхи. На гладкой блестящей поверхности горел ярко-желтый дракон. Сашка вдруг вспомнил, что когда-то Ксюха мечтала о настоящем гоночном шлеме, с разными украшениями и наклейками. Сашка тогда вырезал из старых самоклеющихся обоев этого дракона. Господи, как давно это было! У Ксюхи уже и мотоцикла сто лет как нет, а шлем все валяется. Тут неожиданно дверь в комнату приоткрылась, и в образовавшуюся щелку на Сашку уставился мутный глаз. У него отчего-то побежали мурашки по спине, так пристально смотрела на него маленькая худая женщина.

— Ник? — прошелестели сухие потрескавшиеся губы. Или Сашке показалось?

— Вот. Сань, попьешь чайку. — Фион протянула пакет Сашке и проследила за его взглядом. Но дверь к тому моменту, как Ксенька вернулась в прихожую, мягко и неслышно захлопнулась.

— Спасибо, Ксень, — очнулся Сашка. — Ну, я пойду. — Он пожал ее ладонь резко, по-мужски, как делали они все, когда прощались с Ксенькой. Уже много-много лет.

— И забудь про все, ладно? — она выдернула свою ладонь и через силу улыбнулась. Сашка кивнул.

Он спустился на лифте вниз, пробежал пару метров и влетел на подножку уже уходящего троллейбуса.

Через час Сашка уже лежал в своей кровати. Что же это было? Весь сегодняшний вечер был таким странным и непонятным, что как ни пытался Сашка проанализировать происшедшее, только запутался окончательно. С чего это вдруг Фион решила признаться ему в любви? Как теперь они будут общаться? Вот дурында, все так было хорошо. А теперь полные непонятки! И еще эта странная подруга Веры Семеновны! Почему она так пристально смотрела на него и называла имя его отца?

И как всегда в таких случаях Сашка приказал себе не думать об этом. Так было с детства — если Пархошка не мог понять или решить проблему, он просто ее отодвигал и старался к ней больше не возвращаться. Вот только Катю Пельменову он никак не мог отодвинуть.

И если все-таки вернуться к сегодняшнему, то можно сделать лишь один вывод — он любит Пельменя, и в каждой бабе видит только Катерину. Сашка заворочался в кровати. И это было не в первый раз. Он уже сбился со счета, скольких девчонок он обидел, когда в пылу страсти называл их именем своей школьной подружки. Только с одной девочкой у него были длительные отношения, и то, только потому, что ее звали Катей. Сашка гнал от себя мысли о Пельмене, твердил себе, что он не может любить девушку своего лучшего друга, но… Он ничего не мог с собой поделать. И самое скверное, он ни с кем не мог поделиться. Даже с мамой. Хотя она, кажется, все понимает, но чем хороша мать, никогда не будет лезть в душу.

«Ладно. Пархоменко, пора спать, — приказал себе Сашка. — От того, что ты сейчас будешь гнобить себя, и думать, какой ты несчастный, ничего хорошего не выйдет. Надо готовиться к экзаменам, а все остальное — лирика и полная чушь. Спать!»

Она еще слышала его шаги на лестнице, а дверь маленькой комнатки уже открылась и раздался тихий скрипучий голос, который больше утверждал, чем спрашивал:

— Это Ник Пархоменко.

Ксения медленно развернулась и уставилась на женщину.

— Мама, как ты оказалась дома? Ты что, сбежала из клиники?

Нина, будто не слыша слова дочери, повторила.

— Это Ник.

— Да с чего ты взяла? — вдруг заорала Ксения. — Это его сын, Сашка! Я тебя спрашиваю, что ты здесь делаешь?

— Это мой дом, доченька. Я пришла домой. — Нина сжалась от крика, превратившись в еще более жалкое существо. — Я давно тебя не видела, соскучилась, ты не приезжаешь.

Громкий звонок телефона оборвал речь матери. Мать подскочила к телефону и накрыла аппарат рукой.

— Не отдавай меня обратно, доченька!

— Успокойся! — Ксения грубо оттолкнула мать и схватила трубку. — Алло!

— Ксения? — жесткий требовательный голос не предвещал ничего хорошего. — С вами говорит врач вашей матери, Анастасия Борисовна.