— Я ничего не знаю, и мне не о чем говорить, — ответил Хонг Нят.
Молодой человек говорил решительно и равнодушно, и это подействовало на Нго Динь Кана так, будто он натолкнулся на каменную стену. Стараясь не показывать гнева, Кан продолжил:
— Господин Хонг Нят, неужто трудно понять, что ваша дальнейшая судьба полностью зависит от моего решения? Мне необходимо, чтобы вы ответили на мои вопросы, — и тогда я немедленно верну вам свободу. Вы будете жить легко и счастливо там, где пожелаете, и не будете заниматься такими делами, которые требуют скрываться в тайниках и валяться в пыли. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, я буду относиться к вам очень хорошо и вам будет дозволено всё. Вы сможете сразу же строить счастье с любимой женщиной. Я знаю, она учится в Сайгоне. Ну так как, вы ответите мне? Государство сурово карает те, кто идёт против него, но оно гуманно и милосердно к тем, кто умеет исправляться. Постарайтесь понять это, и, если понадобится время, чтобы подумать, я от души готов дать дня два, чтобы вы всё взвесили, а затем ответили на мои вопросы, которые…
— Мне не о чем думать, — прервал его речь Хонг Нят. — Вы то так, то этак пытаетесь заставить меня говорить. Я отвечу вам прямо: зря теряете время, пытаясь заставить меня сказать хоть слово, или прельстить посулами, или добиться, чтобы я пошёл за вами. Причина элементарно проста: если я поступлю так, как вы хотите, я стану предателем народа и родины. Это вам надо задуматься и раскаяться. То, что вы называете вашим государством, по сути дела, создано Соединёнными Штатами и является не чем иным, как орудием осуществления агрессивных замыслов американского империализма. А ведь история говорит о том, что тот, кто, опираясь на иностранную помощь, шёл против народа и родины, бывал жестоко бит и осуждён историей, как, например, Чан Ить Так и Ле Тьеу Тхонг.
Хонг Нят всё более воодушевлялся, а Нго Динь Кан, слушая его, всё больше наполнялся злобой. Он выплюнул в угол бетель, на его щеках заиграли желваки, лицо побагровело. С большим трудом сохраняя в голосе безмятежность, Кан сказал поучительно:
— Ну, ну, господин Хонг Нят! Здесь не место для пропаганды, да и не время нам дискутировать. Лучше запомните-ка, что у вошедшего сюда только два пути: первый — рассказать всё, что я хочу знать; второй — отправиться к праотцам. Третьего пути не дано. А у меня есть достаточно средств, чтобы заставить вас сказать всё, что меня интересует.
Лицо Хонг Нята оставалось решительным и суровым. Он лишь слегка усмехнулся. Нго Динь Кан поднялся:
— Я дам вам время подумать. Поразмыслите и решайте так, чтобы потом не жалеть.
Нго Динь Кан вышел из комнаты, в которой он допрашивал Хонг Нята. В душе его бушевала ярость. Ему было необходимо, чтобы Хонг Нят раскрыл систему организации студенческой молодёжи, выдал комитет, руководящий революционным движением в городе, рассказал об основных направлениях революционной деятельности. К людям, попавшим к нему в руки, применялись ультраизощренные методы и пытки: вырезали кусок мяса из живого тела, а потом запихивали в рану паклю, смоченную в бензине, и поджигали; ломали рёбра или выворачивали суставы рук и ног; выдёргивали щипцами зубы или выдирали ногти на пальцах рук и ног; наливали известковую воду в ноздри, в глаза, в уши. Лишь бы тот, кого пытали, не выдержал — хоть на мгновение, — не выдержал и заговорил. Лишь бы вырвать необдуманное словечко, и тогда пытки усиливались, чтобы истязуемый сказал всё, что знал. Но ведь были такие, кто умирал, так и не промолвив ни слова. Каков же этот Хонг Нят? Конечно, это важная птица, к нему сходится, наверное, много нитей. Сколько сил надо положить, сколько подходов обдумать, сколько дел переделать, чтобы заставить его говорить! Будет слишком неразумно его просто ликвидировать, если он не заговорит. Конечно, когда он расскажет, ему тоже не жить. Президент ведь приказал не оставлять в живых ни одного коммуниста. Что же предпринять, чтобы заставить его заговорить прежде, чем он отойдёт в лучший мир? Слишком этот парень твёрдый и упрямый.
Фан Тхук Динь дожидался Кана в его рабочем кабинете.
— Я сомневаюсь, что пытки подействуют на этого человека, — поделился с ним своим беспокойством Нго Динь Кан. — Подумайте, как заставить его заговорить. Это очень важно. Его признании дадут нам возможность ликвидировать движение студентов и школяров, помогут вскрыть нарыв, который доставляет нам такое беспокойство. Полагаю, вы сможете помочь мне на допросах? Как вы считаете?
— Мне очень трудно говорить о возможных результатах заранее, поскольку я ещё не вник во все детали этого дела, — ответил Фан Тхук Динь.
— Почему? Разве для того, чтобы раскрыть дело, надо знать детали?
— Допрос следует провести на научной основе, — продолжал Динь, — Только тогда он будет эффективен. И данном случае подход, видимо, состоит в том, чтобы знать психологию обвиняемого, обстановку в его семье, ого деятельность. Когда мы узнаем всё это в общих чертах, включая и подробности его интимной жизни, мы сумеем понять его, и тогда он будет бояться нас. А потом, паше превосходительство, мы будем добиваться того, чтобы этот человек уразумел справедливость действий властей, убедим его в своей правоте. Иными словами — он заговорит. По-моему, неразумно всегда и везде применять только крайние меры и пытки. В цивилизованных странах допросы ведут научными методами, не применяя пыток. Поэтому я и хотел вникнуть в детали, поскольку…
— Для чего подробности, для чего? — прервал Диня Нго Динь Кан. — Если сам Нят не откроет их нам, то никто и не узнает этих подробностей. Только благодаря нашему осведомителю мы схватили его горяченьким, на месте. Примитивно, но эффективно. К тому же у нас нет никаких бумаг, никаких изобличающих документов. Смотрите, получится ли у вас?
— Согласен, но разрешите мне всё-таки попытаться.
— Я просто уверен, что вы добьётесь результата, — рассмеялся Нго Динь Кан.
— Но, ваше превосходительство, у ваших людей есть хоть какие-нибудь данные о нём? — спросил Фан Тхук Динь.
— Пока нет, ничего нет. Хотя наши люди и близки к нему, но он искусно засекречен. Им ничего не удалось выяснить. Ясно одно: он верховодит всей этой массой студентов в Хюэ. Ну ладно. Постарайтесь помочь мне. Для сохранении вашего могущества необходимы только такие талантливые люди, как вы.
Выйдя из кабинета Нго Динь Кана, Динь задумался. О чём? О том, как вести допрос Хонг Нята? А может быть, о чём-то другом?
Прежде чем отправиться домой, Фан Тхук Динь завернул в маленькое кафе, где торговали прохладительными напитками. Он попросил бутылочку кока-колы, сел за столик и закурил. К нему подошёл мужчина в простеньких очках и вежливо попросил огоньку. Динь достал из кармана спичечный коробок. Только с третьей спички мужчине удалось зажечь сигарету. Когда он возвращал Диню коробок, в нём уже лежал малюсенький клочок бумаги. Динь небрежно поклонился в ответ на благодарность и сунул спички в карман. Если бы мы внимательно присмотрелись к мужчине в простеньких очках, то убедились бы, что он знаком нам. Это был хозяин той самой книжной лавчонки, в которую Динь заходил по утрам, чтобы купить свежую газету.
После того как Динь встретил Ван Ань в этой книжной лавочке и та передала ему несколько сделанных ею фотографий, он продолжал каждый день покупать в лавчонке газету, по-прежнему выходил в садик и читал её. Но контакты с хозяином этой лавочки — человеком в простеньких очках — прекратились. Старик вдруг уступил свою лавчонку вдове одного солдата республиканской армии.
На клочке бумаги было написано: «X. Н. схвачен. Постарайся перевести его в госпиталь. Найдём способ выкрасть его. Найди ищейку, проникшую в движение С. X.»
Два охранника развязали Хонг Няту руки и молча удалились. Дверь захлопнулась. Нят осмотрелся. Посреди комнаты стоял большой стол…
Фан Тхук Динь и Хонг Нят сидели друг против друга. Наверное, никогда в жизни Динь не переживал столь напряжённых часов и минут, как эти, когда ему пришлось допрашивать Хонг Нята. Он старался сохранять спокойное, располагающее выражение лица.