— Вы только что сказали, господин, что здесь близко тюрьма с коммунистами? — спросил он, отведя взгляд в сторону.
— Ага, — выдавил Кан, проглотив дольку апельсина. — Я поведу вас туда… Чуть ли не ежедневно я отправляю самолётом апельсины в подарок президенту и обоим Ню, — продолжал он рассказ о своём саде. — Президенту тоже очень нравятся эти апельсины.
Видя, что телохранитель съел первый апельсин с большим аппетитом, Кан сорвал ещё один и, как первый, швырнул ему со словами:
— На, держи!
Затем Нго Динь Кан повернул влево и направился к усыпанному плодами дереву. Апельсины на нём были крупные, томно-красного цвета. Он показал рукой и сказал:
— Хорошее дерево, а плоды несъедобные, вот что странно. Здесь, под корнем, лежит труп связного коммунистов. До чего же был отчаянный: ему уже выкопали яму, чтобы зарыть живьём, а он так и не выдал своих! — Он повернулся к охраннику: — Скажешь начальнику тюрьмы, пусть добавит извести под это дерево. Если на будущий год плоды будут кислыми, то вырвем его и посадим здесь мандариновое дерево из Гонконга. Пойдёмте, я покажу вам ещё свои орхидеи, — обратился он к Фан Тхук Диню.
Они вышли из апельсиновой рощи и направились к орхидеям, расположенным всего в двадцати шагах. Позади брёл телохранитель. Так же пустынно и так же безмолвно. Только шарканье босоножек Кана и стук каблуков Диня.
Они вошли в зону орхидей. Раньше этот уголок сада был отведён под скороспелые плодовые деревья. Теперь же Кан поставил здесь бамбуковые решётки, которые тянулись под кронами деревьев до самого дома. Под этими решётками были подвешены сотни корзиночек с орхидеями, Казалось, что цветы растут прямо на стволах деревьев, и это придавало им естественный вид. Каждая корзиночка была размещена по-особому. В одних цветы уже распустились давно. В других они напоминали летящих бабочек; были и такие цветы, которые чем-то походили на длинный и пушистый лисий хвост. От цветов исходил терпкий аромат. Несмотря на это, и здесь была тень мрака и пустоты. Изредка Диню чудились какие-то звуки, напоминавшие шёпот и стенания. Но они были настолько неуловимы и расплывчаты— словно доносились из иного мира, — что он не верил даже своим ушам. Ему стало не по себе. «Почему мне это почудилось?» — спрашивал он себя с беспокойством. Разобраться в своих ощущениях ему было трудно.
Нго Динь Кан, указывая на корзиночки с орхидеями, объяснял:
— Это Тигровый хвост, это Коричный аромат, вон там Плавники дракона…
Вое эти названии, однако, звучали словно в пустыне, ибо Динь только делал вид, что слушает; мысленно он был очень далеко отсюда.
— А эти цветы доставлены только что с горного плато, я не знаю их названия, — продолжал Нго Динь Кан. — Может быть, стоит назвать их как-то по-новому. Я сделаю свой сад известным, ничуть не уступающим прославленным цветникам, которые есть во Франции или у президента Индонезии Сукарно. Вы были во Франции? А ходили смотреть орхидеи в Люксембургском саду?
— Нет, господин, во Франции я был слишком занят учёбой.
— Что вы думаете о декорации этого уголка сада?
— Уважаемый господин, ваш набор орхидей действительно богат. Думаю, что во Вьетнаме не найти другого места, где было бы столько красивых орхидей, как здесь.
Польщённый, Нго Динь Кан пустился в дальнейшие рассуждении.
— Вы правы. На юге Центральной зоны и в джунглях к западу от плато имеется много цепных пород деревьев. Орхидеи, растущие на них, резко отличаются от всех обычных орхидей, где бы они ни росли в мире. А вот этот вид мало кому известен вообще, про него в книгах совсем ничего не говорится. Недавно полковник Тхиеу прислал мне из Банметхуэта несколько корзинок. По его словам, целый полк в течение нескольких месяцев рыскал по джунглям в районе трёх границ, нарывался там на всякие засады, потерял более двух рот личного состава, но всё же вот эти цветы были найдены…
«Полковник Тхиеу…» Неожиданно Фан Тхук Динь вспомнил, что однажды встретил этого человека, когда тот был лейтенантом во французском легионе, в доме Као Суан Данга. Он, помнится, очень верит в предсказания, знает, где можно выгадать, умеет угодничать. Он прошёл путь от рядового, служил при дворе начальника провинции Ниньтхуан ещё при французах. А теперь он полковник в рядах национальной армии. Вот на что он способен ради собственной карьеры!
Нго Динь Кан показал Диню несколько корзиночек с орхидеями, присланными Нгуен Ван Тхиеу в подарок.
— Взгляните, это по-настоящему редкие цветы… В лунные ночи ветки орхидеи благоухают. Сами же цветы источают ещё более тонкий аромат… По правде говоря, не жаль и двух рот в обмен на несколько таких корзиночек. Я уже попросил президента присвоить Тхиеу звание старшего полковника.
«Ле Нгоа Чиеу из Южного Вьетнама в старину и Нерон времён Римской империи были не так жестоки, как этот правитель», — подумал Динь. Его захлестнуло чувство омерзения, доходящее до тошноты, в то время как Нго Динь Кан, снова жевавший бетель, упивался своими орхидеями.
Со стороны мрачного дома послышались какие-то стоны, на этот раз более отчётливые, так как Динь стоял вплотную к стене. «Тюрьма где-то здесь», — подумал он. У него больше не оставалось никаких сомнений на этот счёт. Как бы невзначай он спросил:
— Этот цветник такой ценный, так почему бы вам не разместить его у себя, чтобы получать больше наслаждений.
Словно заранее предвидя такой вопрос, Нго Динь Кан рассмеялся:
— Ха-ха, а вы сами не догадываетесь? — Не дожидаясь ответа, он указал рукой на дом. — Здесь есть кому удобрить. Тут заточены коммунисты, они и удобряют. Их жизни и служат гарантией. А некоторые из них поплатились головой за то, что не стали удобрять.
Ощущения Фан Тхук Диня обрели ясность. Это уже не были какие-то расплывчатые тени. Хотя он стоял посреди орхидей, забивших всё своим запахом, и перед домом, который прежде был закрытым дворцом, он не испытывал ничего, кроме жжения в груди. Вокруг него больше не было ни пустоты, ни безмолвия. Повсюду было множество людей, они вставали, брались за руки и кричали во весь голос. Листья орхидей — это человеческие глаза, пытливо всматривающиеся в тебя. Гирлянды цветов— это трясущиеся руки людей. Он отчётливо слышал стенания заключённых, даже звон цепей, почти ощущал присутствие этих людей.
— Что с вами? — спросил Нго Динь Кан. Лицо Фан Тхук Диня слегка перекосилось.
— Прошу прощения, приступ боли в животе, — сказал он.
— Давайте возвращаться. Как-нибудь в другой раз я свожу вас в тюрьму для коммунистов в этом здании…
Чёрный «мерседес» помчал Нго Динь Кана и Фан Тхук Диня обратно. Спереди и сзади ехали джипы с охранниками.
Загоревший от солнца и словно обрубленный топором затылок телохранителя, сидевшего впереди, рядом с водителем, раздражал Диня, поэтому он стал смотреть в боковое стекло. Неожиданно он увидел девушку на мотороллере. «Мерседес» обогнал её, но Динь повернулся назад, чтобы ещё раз взглянуть на девушку.
Заметив, с каким вниманием он смотрел на неё, Нго Динь Кан спросил:
— Вы, кажется, заинтересовались этой девушкой?
— Уважаемый господин, — сказал спокойно Фан Тхук Динь, — очень красивая девушка. Вы знаете её?
— Ха-ха! А вы как думаете? Если бы я не знал каждого в этом маленьком городе, то разве сидел бы сейчас так спокойно? А у меня ещё вся Центральная зона, за которой я слежу. А вы что, действительно обратили на неё внимание, да?
— Господин, я ведь такой же мужчина, как и все другие.
— Вы хорошо знаете эту девушку?
— Да нет ещё.
— Ничего не выйдет! У неё уже есть любимый.
— А кто? — полюбопытствовал Фан Тхук Динь.
— Один американский парень, сын миллионера Дэнта Фулитстона из Майами.
— Уильям Фулитстон! — воскликнул поражённый Динь.
— Вы и его знаете? — последовал вопрос.
— Когда я был подле президента, он сообщил мне несколько фамилий сотрудников американской разведки в Сайгоне. Он советовал не общаться с ними. Среди них была фамилия и Уильяма Фулитстона, которую вы только что упомянули.
