— Думаю, это трагично. Но если он виновен…

— Вы не так ставите вопрос, Брюно. Надо говорить: «А если он невиновен?» И если он в самом деле невиновен, то виновны мы — вы, я, все люди…

— Как знать!

— Я знаю, Брюно. Все знают это. И если подполковник Пикар, которому тоже известно, что Дрейфус невиновен, ничего не предпринимает, то я — хотя еще и сам не знаю как — я обязательно буду действовать…

Между простым любопытством романиста, увлекшегося рассказом о шпионе, и зарождением у него глубокой тревоги за человека прошло тридцать три месяца. Вот какой потребовался срок, чтобы оторвать Золя от его творчества. Конечно, за это время ему не раз приходилось слышать о Деле Дрейфуса, в частности от историка Рейнаха, которого писатель высоко ценил за исключительную серьезность и честность.

— Расскажите-ка мне в двух словах об этой истории, дружище.

— Это странная история, — ответил Рейнах, — и, чтобы передать ее, потребуется немало времени, придется привести множество подробностей и многое заново переоценить. В общем факты таковы: ни для кого не секрет, что Италия и Германия имеют у нас разведывательную службу. Ее возглавляют военные атташе этих стран. У немцев — полковник Шварцкоппен, у итальянцев — полковник Паниццарди, у австрийцев — полковник Шнейдер.

— Как? И об этом известно?

— Это в порядке вещей. Неизвестны только имена их агентов.

— Но ведь нужно защищаться, что-то предпринимать… действовать…

— Это и делается. Во французском Генеральном штабе имеется служба контрразведки — Статистический отдел. Этот отдел числится за Вторым бюро Генерального штаба, который в свою очередь подчиняется Военному министерству. Теперь, когда вы представляете себе все это, я могу сообщить вам, что за последние годы там обнаружена утечка секретных сведений.

— Послушайте Рейнах, да ведь все это просто потрясающе интересно!

— Сандгерр, начальник бюро, докладывал об этих фактах генералу Мерсье, тогдашнему военному министру. Весной 1894 года один высокопоставленный осведомитель сообщил службе контрразведки, что какой-то француз доставляет сведения Шварцкоппену и Паниццарди. В июне того же года майор Анри, помощник Сандгерра, получает подтверждение этого факта. Он организует слежку. Безрезультатно. Да, вы должны знать, что мы имеем своих агентов в самом сердце германского шпионажа.

Историку Рейнаху исполнилось в ту пору сорок лет. Бывший секретарь Гамбетты, ярый противник буланжистов, депутат от города Динь, был человеком достойным и честным; как-то, получив от своего дяди, барона де Рейнаха, чек на сорок тысяч франков, заработанных на Панаме, он вернул подарок, как только узнал о происхождении этих денег. Историк не любил шуток в делах чести.

— В конце сентября 1894 года, — продолжал он, — майор Анри доставляет в Военное министерство один документ. «Мы напали на след, — заявляет он. — Это получено из германского посольства». «Это» оказалось бордеро, то есть перечнем сведений, переданных секретным агентом Шварцкоппену.

— Бордеро! Как в торговом деле! Именно эту деталь я никак не мог понять! — воскликнул Золя.

— Обрывки бордеро, полученные из германского посольства, восстановили, склеили и прочитали. Немцам сообщалось о получении секретных инструкций. Генерал Мерсье показывает документ президенту республики Казимиру Перье и председателю совета министров Шарлю Дюпюи. Тот в свою очередь знакомит с этим документом министра юстиции Герена и министра иностранных дел Аното. Поскольку документ выкраден из германского посольства, Аното рекомендует дело замять. Но противоположное мнение берет верх.

— Тогда-то и пошли толки о войне?

— Да. Конечно, боялись, как бы Германия не объявила войну, но все-таки делу решились дать ход… Технические сведения, содержавшиеся в бордеро, наводили на мысль, что шпион — артиллерийский офицер, причисленный к Генеральному штабу. 6 октября подполковник д’Абовиль заявил, что он любой ценой найдет автора этого документа. Без сомнения, это еврей. Весь Генеральный штаб читает «Либр пароль». А ведь в ней почти ежедневно публикуются примерно такие вещи:

— Антисемитизм — какая это мерзость! — вырвалось у Золя. — Что же было дальше?

— Д’Абовиль обращает внимание на сходство почерка, которым написан документ, похищенный в германском посольстве, с почерком некоего капитана Дрейфуса… капитана Дрейфуса — единственного еврея в Генеральном штабе. Он спрашивает мнение Гобера, эксперта Французского банка. Тот дает заключение: «Анонимное письмо, вероятно, написано другим человеком, а не подозреваемым». Но Бертильон, начальник антропометрического отдела, считает, что почерк один и тот же. Заметьте, Бертильон также антисемит. Его мнение взяло верх над заключением Гобера. На майора Дю Пати де Клама возлагаются функции офицера судебной полиции. Еще один антисемит. 15 октября 1894 года Дрейфуса вызывают к 9 часам утра в гражданской одежде. Чтобы получить полное доказательство вины Дрейфуса, Дю Пати де Клам диктует ему письмо, в текст которого он включил некоторые выражения из бордеро. Дрейфус пишет. Вдруг Дю Пати бросает ему: «Что с вами, капитан? Почему вы дрожите?» Дрейфус сухо отвечает: «Ничего подобного. Просто у меня замерзли руки». Дю Пати продолжает диктовать, Дрейфус пишет. Дю Пати больше не сомневается: бордеро написано той же рукой. Невозмутимость Дрейфуса подтверждает только то, что он — закоренелый предатель. Дю Пати обвиняет Дрейфуса в государственной измене. Дрейфусу предлагают револьвер, чтобы он сам совершил правосудие…

— Дойти до такого!

— Анри препроводил Дрейфуса в тюрьму Шерш-Миди. Но вскоре Дю Пати де Клам сообразил, что улики весьма жидковаты и что не исключена возможность оправдания. Аното не унимается и стремится замять дело. Мерсье колеблется. Тогда «Либр пароль», газета Дрюмона — опять она! — сообщает 29 октября: «Государственная измена. Арест офицера — еврея Альфреда Дрейфуса».

— Откуда же они узнали?

— От майора Анри. Этот офицер тайно информировал журналистов, ежедневно обливавших грязью его начальника, генерала Мерсье, прозванного генералом Рамолло.

— Чем вызвано такое озлобление? Нельзя же его объяснить только антисемитизмом?

— Сам не понимаю. Может быть, Анри знает настоящего преступника и хочет выгородить его?

— Что значит «настоящего преступника»? Рейнах, это слишком… страшное предположение!

— Я же говорил вам, что это странное дело. Генералу Мерсье уже отрезаны пути к отступлению. Если Дрейфуса оправдают — генералу конец. Он изготовил в своем Статистическом отделе секретное досье и предъявляет его в последний момент, без ведома обвиняемого и его защитника (обратите на это внимание, Золя!), членам военного суда! Суд проходит при закрытых дверях. Этого добились шантажом: либо процесс при закрытых дверях, либо Германия объявит нам войну. В общем конец вам известен — Дрейфус разжалован и приговорен к ссылке в укрепленный форт. Вот так-то…

— Как все это сложно, дружище, — заметил Золя.

Золя всегда был на стороне личности против толпы. Когда-то он защищал поруганного Мане. В 1866 году его возмутило самоубийство одного художника, отвергнутого жюри Салона. Двадцать лет спустя возникло дело Депре, весьма знаменательное для поведения Эмиля Золя.

Депре написал натуралистический роман «Вокруг одной колокольни». Его привлекли к суду и приговорили к тюремному заключению сроком на один месяц. Золя сделал все возможное и невозможное, чтобы освободить юношу. 18 февраля 1885 года он писал Альфонсу Доде: