– Пришли хотя бы по паре ящиков водки и шампанского: торговать нечем!

Короче, в связи с тем, что начался такой наплыв народа, ресторану дали новый – повышенный – план по реализации алкогольной продукции. Пока мы там работали, этот план выполнялся. Но когда мы ушли, у администрации начались проблемы, потому что народу стало меньше, но план-то выполнять было надо…»

В последние годы жизни Геллер работал в ресторане «Перекоп». Он умер в 1984 году, когда ему исполнилось 66 лет. Но до конца жизни он оставался всё тем же стилягой, для которого важно было быть не таким, как все.

Юрий Юров: «Самое лучшее, что я перенял от Лёни, это – вкус к хорошей музыке. Я не помню, чтобы мы играли заведомое дерьмо…»

Аркадий Мясков: «У него было чутье. Он всегда говорил так: «Ребята, я иду к деньгам. Если будет успех у публики, то будут и деньги». Но в 1980-х годах появились разные коммерческие люди, которые попытались наложить лапу на ресторанный бизнес и заставить всех платить им дань. Лёня не был к этому готов. Да и мы все оказались к этому не готовы…»

В 1980-х годах слава культовой точки вскоре перешла к ресторану «София», в котором работал гитарист Вайт.

Выступления на подпольных концертах и игра в ресторанах составляют две ипостаси биографии Вайта. В 1970-х годах он играл отвязные андеграундные сейшены, о которых до сих пор рассказываются легенды. В 1980-х годах продвинутые люди ездили в рестораны, где выступал Вайт, специально, как на концерт. «На Вайта» возили приезжавших в Москву западных дипломатов и коммерсантов, под звуки его гитары подписывались договоры и составлялись контракты, имевшие в том числе и государственное значение. Кстати, именно сюда, в «Софию», слушать Вайта, Артемий Троицкий привёл замдиректора Тбилисской филармонии Гайоза Канделаки, с которым обсуждал идею проведения в Грузии весной 1980 года грандиозного рок-фестиваля.

Алексей Белов

… Выступление на фестивале «Весенние ритмы» в Тбилиси для Вайта и его друзей, презентовавших себя под названием «Глобус», закончилось скандалом. После того как отзвучали финальные аккорды программы, саксофонист «Глобуса» Айдын Гусейнов сказал в микрофон: «Мадлоп!» (для грузинов), «Большое спасибо!» (для русских) и «Сенкью вери мач!» (для иностранцев). Этого оказалось достаточно, чтобы к музыкантам тут же подбежали устроители фестиваля и начали выяснять отношения:

– Вы что, в кутузку захотели? Кто вам позволил! Да мы вас сейчас за вашу «сенкью вери мач» отведём куда надо, и уж там с вами разберутся по первое число!

– А что такого криминального мы сказали? – вступился Вайт за своего саксофониста. – Простите, но тут снимают и финны, и шведы, и, если они показывают поднятый вверх большой палец, значит, им нравится. Мы должны были поблагодарить их. Поэтому нет ничего страшного в том, что человек сказал «сенкью вери мач»!

– Вот сейчас милиция и разберётся, то ли вы сказали! – продолжали бушевать хозяева. Но вдруг последовало неожиданное глиссандо: – Ладно, завтра вы играете в Доме офицеров, а послезавтра поедете в Гори…

После окончания концерта в цирке города Гори к Вайту подошёл один из организаторов, протянул билеты на самолёт и сказал:

– Быстро линяйте отсюда!

– Но мы бы хотели остаться до конца фестиваля, чтобы узнать, кто же станет лауреатом, коли уж вы вместо фестиваля устроили конкурс! – ответил Алексей Белов. – Разве мы не имеем на это право?

– Конечно имеете. Но я советую вам немедленно уехать! Не надо бы вам здесь маячить! А то нашлись музыканты, которые устроили скандал ещё хлеще, чем вы…

Устроители фестиваля вручили «Глобусу» почётную грамоту и поскорее отправили Вайта и его друзей восвояси, в Москву.

Спустя некоторое время в газете «Советская культура» вышла статья о фестивале в Тбилиси, в которой Вайту было уделено несколько строчек: «В первый день фестиваля запомнились импровизации А. Белова на гитаре…» Алексей принёс газету в ресторан, чтобы показать руководителю своего ансамбля. Тот прочитал и похвалил:

– Лёха, поздравляю!

В советские времена даже одна хвалебная строчка в этой газете, являвшейся изданием ЦК КПСС, могла послужить надёжной защитой от возможных репрессий. Но Вайт всё-таки решил, что сейшеновая деятельность стала слишком опасной. «За музыкантами начали шпионить, что-то вынюхивать и записывать: кто лоялен? А если ты поёшь по-русски, то выясняли, про что ты поёшь? Поэтому такой оркестр, как „Аквариум”, был сразу репрессирован. Музыкантов этой группы выгнали из комсомола, погнали с работы, – вспоминает Алексей Белов ощущения того времени. – Тбилисский фестиваль подтвердил, что нужно иметь ушки на макушке и против ветра не плевать, потому что разное может приключиться. Это хорошо Гребенщикову: „Ах, так! Ну, выгнали нас из тех мест, где мы работали по распределению после института, ну и бог с ними!” И они пошли кто куда. Кто в дворники, кто уголь грузить. И это дало им вроде бы как свободу. Но это он сейчас кичится: всё, мол, ерунда! Никакая это не ерунда! Если тебя выгнали с работы и из комсомола, значит, тебя фактически нарекли врагом народа! Получается, ты прёшь по политическим мотивам. Следующий шаг – в дурдом. Поэтому самое страшное и произошло как раз после 1980 года».

В итоге этих грустных размышлений Алексей Белов принял решение распустить группу «Удачное Приобретение» и полностью сконцентрироваться на работе в ресторане. Конечно, у Вайта была возможность устроиться на работу в официальный вокально-инструментальный ансамбль, куда его настойчиво приглашали, но это означало гастроли по разным «кацапетовкам» и исполнение песен советских композиторов, что Алексея категорически не устраивало.

«Почему я пошёл играть в ресторан? – рассказывает Алексей Вайт Белов. – Потому что в ресторанах собирались продвинутые, как сейчас говорят, люди, которые любили рок-н-ролл. Любить и слушать рок-н-ролл было модно. И если ты это слушаешь, если стильно одет, значит, ты следишь за мировой модой, значит, живёшь так, как живёт всё общество на планете.

Я пришёл работать в „Софию”, когда там собрались очень сильные музыканты из джазовой диаспоры. На саксофоне играл Валерий Кацнельсон, на бас-гитаре – Владимир Бабенко, а после него – Михаил Смола. На барабанах там играл сначала Сергей Пырченков-младший, а позже его заменил Армен Чалдранян из ансамбля К. Орбеляна. На клавишах играл Владимир Воронин, он же был и руководителем оркестра.

А „кормил” нас всех „отец родной” – азербайджанский певец Зикрет Гасанов, который пел и по-азербайджански, и по-армянски, и по-грузински, и по-английски, и с равным успехом мог исполнить как песню Тома Джонса „My Way”, так и народную азербайджанскую песню „Гюл оглан”, причём делал это так, что заводились все присутствовавшие в ресторане люди. Вообще это был настоящий человек-оркестр! Он окончил музыкальное училище по классу фагота, отлично играл на клавишах и фантастически великолепно – на барабанах.

Алексей Белов

Зикрет Гасанов был небольшого роста, с кривенькими ножками, огромным кривым носом, темпераментный, как все кавказцы, и при этом – невероятно обаятельный. Когда Владимир Матецкий заходил в „Софию”, то, указывая на Зикрета, говорил, что это – настоящий панк.

В „Софии” традиционно собирались представители кавказской диаспоры, осевшие в столице. Их привлекала болгарская кухня, особенно баранина, которая жарилась на углях. От этого блюда в ресторане постоянно витал жаркий запах бараньего жира, ведь мясо дожаривалось в обеденном зале прямо на столах перед восхищёнными посетителями.

Для своих земляков Зикрет исполнял настоящие мугамы, а это очень непростые вокальные произведения.

Я впитывал как губка всё, что умели делать эти люди. А они в моём лице видели музыканта, способного помочь вокалисту петь национальную болгарскую музыку, которая звучала в первом отделении. Кстати, болгарская музыка состоит из сложнейших размеров, которые к тому же постоянно меняются. Но мои старшие товарищи очень изящно «одевали» народные произведения в традиционные джазовые гармонии, и Кацнельсон с удовольствием импровизировал на эти сложные размеры. Выходило круто!