Мавры, спрятавшиеся на холмах, там, где долина сужалась, устремились с обеих сторон вниз в темноте, когда испанцы расположились на ночлег. Сам Кадис едва сумел спастись бегством. Пятьсот испанских солдат были схвачены и обращены в рабство. Двести испанских рыцарей были закованы и брошены в застенки Малаги в ожидании выкупа. Изабелла неохотно согласилась с тем, что выкуп такого большого числа знатных кабальеро может подождать, потому что старый Абдулла Хассан, на чьей территории это произошло, потребовал немыслимую сумму за их освобождение.

—          Не по-рыцарски и непорядочно, это поступок старого негодяя! — кипел Фердинанд. — Либо он чересчур богат и не нуждается в деньгах, либо, наоборот, очень беден и надеется, что мы согласимся с его требованиями.

Изабелла покачала головой; её лицо было печально и обеспокоенно.

—          Ни то, ни другое, Фердинанд. Он просто не хочет, чтобы Испания получила обратно своих воинов. Он знает, так же как и я, что между нами и маврами началась война на уничтожение.

—          Но короли всегда выкупали своих воинов, по крайней мере титулованных.

—          Но не в таких войнах, как эти.

—          Это война такая же, как и любая другая, — недоверчиво сказал Фердинанд.

Но мало-помалу ему пришлось поверить в то, что характер войны меняется. Он, наконец, уступил просьбе Изабеллы предоставить ей хотя бы несколько кораблей, чтобы усилить кастильский флот, который начал блокаду всего побережья Гранады. После того как верховный адмирал Кастилии захватил несколько богатых трофеев, Фердинанд отправил ему ещё несколько кораблей из Арагона. Но на суше он продолжал традиционную тактику приграничной войны: грабительские набеги, часто сам возглавляя их.

Один из таких набегов, которым, к сожалению Фердинанда, командовал не он сам, закончился блестящим успехом. В небольшом столкновении лошадь одного из предводителей мавров, имевшего на удивление светлый цвет кожи, была убита. Когда лошадь упала, мавр вскочил на ноги и продолжал сражаться. Он был немедленно окружён кольцом испанских пехотинцев, но сдаваться не собирался. Однако врагов было слишком много, и в конце концов мавр выкрикнул своё имя и сдался в плен простому солдату по имени Мартин Хуртадо. Этим храбрым светлокожим мавром оказался Абдулла, юный эмир города Гранада. Он отправился на битву, горя желанием завоевать славу и известность, а в результате был пленён бывшим крестьянином.

Солдат отвёл пленника к капитану, капитан, в свою очередь, к королю, который, узнав о происшедшем, сказал:

—                     Изабелла! Тебе почти удалось убедить меня в том, что ты разбираешься в войнах лучше мужчин.

—                     Моли Бога, чтобы подобные чудеса продолжались и в будущем, — ответила Изабелла.

Воспользовавшись всеобщим смятением мавров после пленения одного из эмиров, маркиз Кадис начал дерзкое до абсурдности наступление на Захару. Ему удалось захватить город среди бела дня, не потеряв ни одного солдата.

—                     Ну, Изабелла?

Она была вне себя от радости: Алхама больше не была в изоляции, и, вероятно, её можно будет удерживать и дальше.

—                     Чудеса продолжаются! — пробормотала она.

—                     Возможно. Или это просто доказывает то, что, откусывая края, мы в конце концов доберёмся и до самой сердцевины.

—                     Или то, что Захара, как добродетельная женщина, однажды лишившись невинности, стала лёгкой добычей.

—                     Ни за что не позволяй Кадису слышать эти слова.

—                      Я благодарю Бога за эти победы. Не имеет никакого значения, благодаря какой теории они одержаны.

—                     Моя дорогая, война почти закончена.

—                     Я надеюсь на это.

Монархи созвали кортесы, чтобы принять решение о судьбе эмира: освободить за выкуп или удерживать в плену. До того как кортесы собрались, Фердинанд отправил герольда к Абдулле Хассану, угрожая убить молодого человека, если все двести рыцарей, всё ещё удерживаемых в Малаге, не будут освобождены. У Абдулла Хассана не было причины любить своего сына, который восстал против него, но он не хотел и видеть его мёртвым, а репутацию Фердинанда он знал. Все испанские рыцари были освобождены.

—                     Ну, Изабелла?

—                      Неужели ты и в самом деле казнил бы его, Фердинанд? Его мать была когда-то христианкой. Его тоже можно было бы обратить в христианство.

Фердинанд от всей души расхохотался...

Во Франции внезапно умер король Людовик. И эта смерть нарушила равновесие в Европе.

—    Так как война с маврами уже почти закончена, — сказал Фердинанд, — мне предоставляется прекрасная возможность вернуться в Арагон и совершить набег на Руссильон и Сердан: эти два города Людовик украл у моего отца.

Изабеллу испугало, что он хочет разделить армию для приграничной войны с христианами, в то время как борьба с неверными ещё и не приблизилась к окончательной победе.

—    Мы не можем сейчас позволить себе воевать с Францией.

—       Это не война, просто обычный набег.

—    Но он приведёт к войне, и это коснётся всей Испании. Ты нужен здесь в войне с маврами.

—       Ерунда! Война идёт к концу.

—       Я боюсь, Фердинанд.

—     Ты боишься? Да если мы не одержим больше ни одной победы в войне с маврами, мы всё равно сделали больше, чем все другие испанские монархи.

—       Фердинанд, ты мне нужен здесь!

—       Зачем?

—       Иногда жене нужно, чтобы муж был рядом с ней.

—       В чём дело, о чём ты говоришь?

Она взглянула на него. Раньше он бы уже давно всё понял.

—     Я останусь здесь до тех пор, пока кортесы не решат судьбу Абдуллы, — сказал он. — Мне хотелось бы быть на месте, чтобы дать им необходимый совет.

—    У нас будет ещё один принц или принцесса. — Она была вынуждена объяснить.

—    Для этого я тебе вовсе не нужен. Кроме того, это уже в пятый раз, не так ли? И по всей вероятности, это будет ещё одна девочка.

Внезапно её охватила ярость; в огромных глазах засверкал зелёный огонь.

—       Богородица тоже была женщиной!

—    Я считаю это замечание неуместным, — чопорно возразил он, — и совершенно неподобающим.

—    Возможно, но это правда, — произнесла она, понижая голос.

Приступ гнева миновал, но на сердце осталась тяжесть, давил крест. Она оставалась прикованной к постели несколько месяцев после всех последних родов, и ей хотелось бы, чтобы Фердинанд не забывал об этом так быстро.

—                       Я понимаю, что ты — король и тебе приходится думать о слишком многом, — сказала Изабелла, но он не принял предложения о перемирии, которое она сделала, желая загладить свой приступ ярости. Она улыбнулась. — Если ты ненадолго останешься, чтобы посодействовать работе кортесов, а затем достаточно быстро завоюешь Руссильон и Сердан, то я думаю, что ты вернёшься вовремя.

Его поведение слегка изменилось, но было слишком дипломатичным: в нём не чувствовалось теплоты. Изабелла видела, что Фердинанду что-то от неё нужно.

—                       Естественно, — произнёс он приятным голосом, — мне хотелось бы быть с тобой рядом. Однако, — она знала, что дальше последует требование — она хорошо знала мужа! — ты согласна, что Руссильон и Сердан должны быть захвачены. Мне потребуются деньги и войска. Нет, постой, не выражай неудовольствия. Мне не нужны деньги Кастилии, я могу достать их и в Арагоне. Но если включить нескольких кастильских рыцарей в моё войско, то это значительно ускорило бы победу. И тогда я смог бы быстро вернуться и быть рядом с тобой, чтобы приветствовать новорождённого.

—                       Фердинанд, но нельзя забирать людей из войска, занятого войной с маврами. — Было ужасно, что он использует их ещё не родившегося ребёнка в качестве политического орудия, чтобы отвлечь её воинов на приграничный набег, который — и он об этом знал — она не одобряла. Это выдавало в нём арагонского торговца, от чего её гордая кастильская натура инстинктивно отказывалась, и это не было слишком хорошо с его стороны. Но она не стала его просить. Она, просившая пушки со стен замков ради страны, не могла просить о чём-то для себя.