Борясь в одиночестве против многократно превосходящих сил противника, анабаптистский Мюнстер непоколебимо держался до тех пор, пока не пал жертвою предательства: один из участников обороны, столяр Гребсек, ночью 25 июня 1535 г. провел войска в город. Не поддаются описанию те жестокости, с которыми было «водворено спокойствие» в мятежном городе. Под непосредственным руководством епископа вожди анабаптистов, в том числе Ян Лейденский и Книппердолинг, в течение полугода подвергались публичным пыткам, после чего были казнены на площади Мюнстера. А католические и протестантские «историки» принялись в своих хрониках возводить на мюнстерских анабаптистов всевозможные клеветнические обвинения ⁴⁰.

В Германии анабаптизм после разгрома Мюнстерской коммуны вскоре исчез. Оставшиеся верными ему переселились в Чехию, где господствовала относительная веротерпимость. Нидерландский анабаптизм сохранился, но претерпел существенные изменения. В 1536 г. на конгрессе в Бокхольте обнаружилось, что большинство его участников стоит на позициях мирного ожидания того времени, когда без усилий со стороны верующих придет тысячелетнее царство⁴¹. Вскоре во главе этого мирного направления в анабаптизме стал бывший священник Менно Симонс, под руководством которого анабаптизм окончательно выродился в лишенную всякого революционного значения секту меннонитов.

В соответствии с общим учением христианства протестантизм всех разновидностей стоит на той позиции, что знание религиозной истины дается человеку божественным откровением. Возникает, однако, существенный вопрос о критерии того, что из человеческих знаний относится к богооткровенной истине и что не соответствует ей или даже противоречит, где гарантия богооткровенности того или иного религиозно-богословского тезиса.

В христианстве не вызывает сомнений положение о том, что основным источником откровения является Библия. Но в Библии есть много противоречивого (для сознания верующего это мнимые противоречия, но тем более они нуждаются в разъяснении), иногда «соблазнительного», т. е. по видимости неблагочестивого и даже неприличного, много даже непонятного. Все это подлежит истолкованию и разъяснению.

Для католицизма право такого истолкования принадлежит только церкви, причем настолько непреложно, что мирянам даже запрещается без руководства со стороны духовенства читать Библию. В порядке толкования последней написали огромное количество произведений «отцы церкви» и богословы-схоласты, вынесли множество определений и решений церковные соборы, а римские папы обнародовали целую библиотеку булл, энциклик, аллокуций и всяких непогрешимо истинных посланий. Вся эта литература вместе с тем, чему учат в проповедях и устных наставлениях служители церкви, именуется Священным преданием. Таким образом, Священное писание можно правильно понимать только в свете Священного предания, иначе говоря, в Библии можно усматривать только то, что позволяет видеть в ней церковь.

Вполне понятно, какую силу давало папству такое решение вопроса. В каждом случае, касавшемся вероисповедного, политического или этического сюжета, любое выгодное ей решение церковь могла выдавать за диктуемое Библией, конечно в специально-церковной интерпретации. Чтобы сбить папство с этой позиции, протестантизму было необходимо лишить его монопольного права толкования Библии при помощи Священного предания и собственного произвола. Для этого он провозгласил право каждого верующего не только самостоятельно читать, но и толковать Библию. Что же касается Священного предания, то протестантизм полностью отказал ему в значении источника откровения. «Только Библия» (Sola Scriptura) — стало его основным девизом. Не Библия получает свою достоверность от церкви, а, наоборот, любая церковная организация, группа верующих или отдельный верующий могут претендовать на истинность такой интерпретации. Здесь протестантизм сам оказывается в тупике неразрешимого противоречия.

Протестантизм выступает против идеи, что при истолковании Библии следует руководиться разумом, он рассматривает эту идею как зловредно-еретическую. Хотя и в католическом богословии нельзя найти ясно сформулированного положения о том, что в Священном предании действует разум «отцов церкви» и других авторитетов, но практически схоластическая теология вся построена на мнимологических рассуждениях и силлогизмах, с XIII в. базирующихся даже не столько на христианских источниках, сколько на трудах Аристотеля. Если философия рассматривается как служанка богословия, то этим признается необходимость ее использования при решении теологических проблем, а отсюда недалеко и до признания того, что она может влиять на характер их решения; выходит, что разум, представленный философией, имеет значение своего рода контрольной инстанции в отношении истин веры. Этого протестантизм допустить не мог. Ему нужно было полностью развенчать всю схоластическую теологию в ее исходных позициях. Поэтому протестантизм, и прежде всего лютеранство, решительно отвергает философию и даже связанную с ней теологию в качестве средств познания христианской истины. Для Лютера разум есть «блудница Сатаны». Самые ругательные слова он находит для того, чтобы заклеймить Аристотеля: «Поистине дьявол, страшный клеветник, злой сикофант, князь тьмы, настоящий Аполлион, зверь, ужасающий обманщик человечества, в котором едва ли есть какая-нибудь философия, публичный и явный лжец, козел, полный эпикуреец, этот дважды проклятый Аристотель». А схоласты, базирующиеся на Аристотеле, суть не кто иные, как «саранча, гусеницы, лягушки, вши» ⁴². Ясно, что не на их литературной продукции, как и вообще не на теологии и не на философии, должно основываться истолкование Писания.

По отношению к Аристотелю лютеранский теолог Ф. Меланхтон занимал другую позицию. Он считал необходимым использовать его логические труды, а также те метафизические положения, которые не противоречат откровению. В конце концов и Лютер был вынужден признать, что без Аристотеля не обойтись, как и вообще без философии, нужно только очистить их от католической схоластики. И на ее место в дальнейшем была поставлена схоластика нового, лютеранского богословия.

Допуская философское мышление в качестве своего рода приправы к вере, протестантизм считал все же лишь последнюю единственным критерием истинности восприятия библейского откровения.

В позднейшей историко-религиозной и философской литературе протестантизм рассматривается как рационалистическое учение в сравнении с католицизмом. Доходило даже до утверждения о том, что «Лютер был близок к совершеннейшему рационализму» ⁴³. Мы видели, насколько неосновательна такая трактовка. Тем не менее нельзя игнорировать того, что в основе протестантского вероучения заключается элемент, из которого мог вырасти рационалистический подход к проблемам теологии, чреватый возможностью критического отношения к догматам христианства и даже к религии вообще. Вера, которую протестантизм поставил в центр своего учения, есть личное переживание, по существу не поддающееся разъяснению и контролю со стороны. Каждый человек может вкладывать в свою веру различное содержание. При такой индивидуализации веры предоставляется широкое поле для отклонения от общепринятой догматики и даже для критики ее. Неудивительно, что протестантское богословие дало в дальнейшем ростки научной, в особенности исторической, критики христианства и его догматов. На рассматриваемом же этапе об этом не могло быть и речи.

Протестантское учение наносило удар католическому духовенству и в той области, которая касалась влияния его молитв на земные судьбы людей. Если верующий-католик считал достаточным помолиться с помощью священника Богородице либо какому-нибудь святому, чтобы избавиться от той или иной неприятности или, наоборот, добиться жизненного успеха, то протестантизм под корень подрубал это представление своим учением о предопределении, доведенным до крайней степени у Кальвина. Каждому человеку, утверждал он, еще до его рождения приуготовлена богом определенная судьба, и не только человеку: «…бог промышляет не вообще, а специально о всякой созданной им твари до ничтожного воробья включительно, так что ни дождевые капли не падают без ясно выраженной воли божией, ни ветер не дует без его специального повеления». Человеческая судьба не зависит ни от молитв, ни от деятельности человека, так что вся тяжеловесная махина католического культа не имеет по существу никакого жизненного смысла.