— Думаю, что нет. Но кто мог желать твоей смерти?

— Не знаю. У Люка, кажется, есть какие-то идеи, но… он не слишком откровенен. Думаю, он подозревает Марка Пикока.

— У этого типа не хватит силы воли, чтобы поправить свои дела, не то чтобы перерезать кому-то горло, — скептически сказала Кэй. — Совершенно нелогично.

— Разве бывает что-то логично, когда дело касается убийств?

Кэй пожала худыми плечами:

— Я-то думала, что у него более, чем один кандидат на это ремесло, даже и без разнюхивания следов вокруг поместья, — заметила она. — Начать хотя бы с того, что миссис Тобмэн не особо любили в Монастырском совете. К тому же она прилагала усилия, чтобы Центр ремесел закрыли.

— Правда? — удивленная, спросила Дженифер. — Я не знала.

— Конечно. — Кэй энергично кивнула. — Мой брат состоит в Совете, и он рассказывал, сколько сил она потратила, чтобы уговорить закрыть Центр: это и законодательство по охране здоровья, и якобы нарушение границ, и то, что машины паркуются на ее землях… все, что угодно. Последний ее рывок был в Комитет по планировке и Общество охраны памятников. Она хотела привлечь ремесленников за святотатство, говорил Фред. Слабоумная старая дура. За всем этим стояли деньги, вот что. И всегда так было. Она воевала за деньги — и те люди также не хотели упустить своего. Вместо денег пришел конец ей самой.

— Но что общего это имеет со смертью Уин Френхольм и той, другой женщины, с фотозавода? И со мной?

Кэй вновь пожала плечами.

— Не спрашивай меня — спроси у своего полисмена. — Она пристально посмотрела на Дженифер. — Не слишком счастлива этим утром? Круги под глазами — как у барсука. Ты встала с постели, а зря. Кто лечит врачей, спроси меня? Я. Ты завтракала?

— Нет — я не голодна.

— Предполагаю. И не ждешь с нетерпением ланча, насколько я понимаю. А что твой полисмен?

— Что ты разумеешь под этим?

Кэй откинулась в кресле.

— Ты что, начнешь сейчас все отрицать? Двое таких орлов приехали в город, и всем сразу ясно, что один приударил за Фрэнсис, а другой… Я полагала, что он положил глаз на тебя, этот Люк Эббот. Твой дядюшка что-то такое говорил на этот предмет утром. Сэр Лоуренс Оливье тут ни при чем. Неблагодарный мальчишка, судя по дядюшкиному тону. — Глаза Кэй были полны любопытства. — Дядя сердился, потому что Люк считает, будто между нашей практикой и убийствами существует взаимосвязь. Во всяком случае, Люк намекнул об этом вчера Дэвиду.

— О, вот почему Дэвид бросался, как цепной пес, — поняла Кэй. — Ты знаешь, сколько у нас пациентов на учете? Около четырех тысяч. А в целом городишке нет и пятнадцати тысяч. Я думаю, вовсе не удивительно поэтому, что все жертвы — наши пациентки.

— Но зато удивительно, что одной из жертв должна была стать я. Это делает связь почти доказанной. Вот почему дядя так зол на Люка. Он не может допустить, чтобы это оказалось правдой.

— А это — правда? — вдруг обеспокоилась Кэй. — Ты думаешь, что правда?

— Не знаю. Что будет с вечерними вызовами?

— Доктор Грегсон и доктор Макдональд будут ездить вместе.

— А как справился дядя Уэлли утром?

Кэй засияла:

— Он был великолепен. Я посылала к нему старых знакомых, и один вид его настолько улучшал их состояние, что не нужно было никаких рецептов. Он, конечно, устал под занавес, но это ожидалось. Все было хорошо.

— И прекрасно, — Дженифер огляделась. — Кто-то идет. Я заскочу на минуту в кабинет Дэвида.

— Его нет.

— Я знаю. — Дженифер быстро проскользнула в дверь и оставила Кэй недоумевать за пишущей машинкой. Закрыв дверь, она услышала, как кто-то просит Кэй переписать рецепт.

Она оглядела кабинет. Он был в таком же идеальном порядке, как и в прошлый раз. Могло показаться, что Дэвида не было утром, — настолько все было нетронуто.

Кроме одной вещи.

Она глянула в стеклянный шкафчик — и почувствовала, как екнуло сердце. Коллекция старинных инструментов снова была в сборе. Скальпель, пропадавший накануне, лежал на месте, сиял и переливался металлической поверхностью.

Но у него не было кончика.

Крошечный кусочек отсутствовал — и этот кусочек был размером как раз с тот, что она нашла в ране. Если бы не это, она вряд ли заметила бы ущербинку.

Дженифер стояла перед шкафом долго-долго. Пациент, пришедший за рецептом, уже ушел, звонил телефон — и Кэй отвечала, пришел еще один пациент и записал вызов. А Дженифер все стояла, глядя перед собой, а затем, решившись, она села за стол Дэвида. Медленно и обреченно она набрала номер.

К тому времени, когда ответила дежурная по полицейскому участку, щеки Дженифер были мокры от слез, она вся дрожала.

— Старшего инспектора Эббота, пожалуйста, — сломанным голосом попросила она.

Она все еще сидела за столом Дэвида, когда открылась дверь и появился Люк. Кэй, должно быть, пошла на ланч, подумала было Дженифер, но затем взглянула на часы и поняла, что она спала, сидя в кресле Дэвида.

— Я приехал сразу же, как только получил твое послание, — сказал он. — Что тут?

— Твой костюм весь в грязи, — заметила она машинально.

Он посмотрел вниз, на брюки, затем закрыл дверь кабинета.

— Я был у реки, — сказал он. — Ночной дождь расквасил тропу.

— Что ты делал на тропе? — Ей казалось, будто она еще спит.

Волосы его были разлохмачены, он устал, и галстук его съехал набок.

— Мы обшаривали дно.

— Для чего?

— Чтобы найти тело Фреда Болдуина Он пропал… его жена говорит, он выбежал из дома вчера вечером и сказал, что собирается положить конец всему этому, бедняга.

— Ты думаешь, это Болдуин напал на Фрэнсис? — с надеждой спросила Дженифер.

— Не знаю. Мне сказали, ты хотела показать мне кое-что. — В нем чувствовалось нетерпение, и Дженифер внезапно охватило такое же чувство нетерпения — чувство сопричастности расследованию. За Люком стояла настоящая небольшая армия; люди, что искали тело в реке, сыщики, следившие за подозреваемыми; клерки и операторы компьютеров, нажимавшие на клавиши; следователи, и лаборатории, и Бог знает что еще: карты, провода, дороги, телефоны, радиосигналы, разговоры, доклады и отчеты, сметы… И все это — полицейская служба. Но сейчас здесь, в приемной, был центр расследования, — пока здесь находился Люк. Коснуться Люка — это значило коснуться нити паутины; и мгновенно приходила в движение вся система. Она ожидала, она была в готовности, эта система. И он ожидал, Люк, и он был в нетерпении.

Она не торопилась — не могла.

— Не знаю, важно ли это… — начала она в нерешительности и замолчала.

Постояв немного, он подошел к столу и сел на стул для пациентов. Она увидела, как он волевым усилием заставил себя успокоиться, как сложил руки и стал ждать, что она скажет. Вот какой ты, Люк, подумала она. Я и не знала всех твоих качеств. Если бы я пришла тогда — под дерево — и поцеловала тебя, неужели жизнь была бы совершенно иной? Лучше? Хуже?

— Не волнуйся. — Голос его был добр, и она поняла: он почти мгновенно оценил, что это важно для него.

Вместо слов — потому что она не могла выдавить их из себя — она просто повернулась на крутящемся кресле Дэвида и указала Люку на среднюю полочку в стеклянном шкафчике. Люк встал и подошел поглядеть. Она наблюдала за его спиной и увидела, как напряглись его плечи.

Он увидел и без слов.

— Что это такое? — спросил он.

— Старинный хирургический инструмент, называемый бистури, — ответила она. — Очень острый: вчера утром я порезала им палец.

Он повернулся:

— А этот кончик — он был и раньше обломан?

— Нет… — Она могла только шептать.

— Почему ты не сказала об этом вчера?

— Потому что… — Голос пропал, и ей пришлось прокашляться. — Потому что вчера вечером его не было на месте.

Он выругался вполголоса.

— Прости, Джен.

— Да что там…

Она заплакала.

Вынув из кармана платок, он открыл шкафчик и взял скальпель с его матерчатой подложкой, осторожно подцепив его среди других инструментов. Как только он повернулся, чтобы закрыть шкаф, дверь отворилась, и вошел Дэвид Грегсон.