И Эббот, и Тобмэн в изумлении уставились на него.

— Дженифер Имс? — наконец выдавил из себя Эббот. — Доктор Дженифер Имс?

— Да, да, — сказал Марк. — Мы помолвлены. Простите, я думал, вы знаете об этом, инспектор. Конечно, нам необходимо соблюсти приличествующую случаю паузу, отсрочить свадьбу, но тут нет причины для того, чтобы она не принимала участия в подготовительных работах. Не так ли? — Казалось, Марк весьма доволен сам собой.

— Но ты мне ничего не говорил об этом, Марк, — сказал Тобмэн с натянутой улыбкой.

— Я не вижу, какое это имеет значение для наших планов. Это просто вопрос, касающийся персонала. На наш договор это никак не повлияет, Бэзил, — лишь укрепит его. Она просто возьмет на себя обязанности, которые предназначались для матери. — Казалось, он искренне озадачен тем эффектом, который произвело его заявление. — Нам нужен здесь женский взгляд на вещи, ты понимаешь. Теперь, со смертью матери, — это естественное решение, я думаю.

— Да, конечно, — если ты так решил, — ответил Бэзил. — Я согласен с тобой, Марк. Мы решили все вопросы с тобой на следующий день после смерти матери — и должны придерживаться своих договоренностей. Я уверен, что Мейбл бы одобрила.

Эббот вопросительно поднял бровь:

— Разве? Я полагал, что миссис Тобмэн не одобряла ни доктора Имс, ни идеи Конференц-центра.

— Это не так, — быстро возразил Марк. — Она бы постепенно полюбила Дженифер. Это был вопрос времени: им нужно было узнать друг друга. Что касается проекта, то лишь за день до своей смерти она согласилась на начало работ. Она даже говорила с Хитерингтоном, управляющим банком, об этом. Именно в это утро.

— Ах, я этого не знал. Спасибо. — Эббот замолчал, пока дворецкий вошел с подносом и обслужил всех троих, и начал говорить вновь, лишь когда дверь за дворецким закрылась. — Скажите, тело миссис Тобмэн уже можно предать земле?

— Да, похороны состоятся в понедельник, — сказал Бэзил и тяжело вздохнул, а затем перешел вместе с кофе к окну, где стал глядеть на лужайку, ведущую вниз, к реке. — Мне все еще трудно поверить, что она мертва. Пока я был в Лондоне — мне все казалось, что она просто поехала за покупками и вернется в любую минуту, потребует себе чаю и попросит рассказать последние лондонские сплетни. Конечно, я не видел ее после… Если бы увидел — думаю, что гнев и горе пришли бы ко мне. А теперь я чувствую лишь оцепенение. — Он наклонил голову и отхлебнул глоток кофе.

— …Бэзил, пожалуйста, не надо, — голос Марка дрожал.

— Что? — будто удивившись, спросил его отчим. — А, прости, Марк… Я не хотел огорчать тебя, мой мальчик. — Он взглянул на Эббота и отметил выражение смущения на его лице. — Я не бесчувственный тип, инспектор, как бы вы там обо мне ни думали. Но притворяться, будто мы с Мейбл были влюбленной парочкой, нет смысла. Мы оба поздно повстречали друг друга, и я думаю, что мы были скорее хорошими компаньонами, нежели чем-то еще друг для друга. Да, так и было. Хорошие компаньоны. Думаю, что это правда: жестокое горе гнетет более молодых, чем старых. — И его полный любви взгляд остановился на Марке, который, похоже, снова начал сдавать. — По мере старения смерть кажется уже не такой ужасной. Она уже начинает нести в своей идее странную красоту. Каждый более или менее готов к мысли, что любимые люди когда-то уйдут. Мейбл была старше меня, и вовсе не отменного здоровья… я знал, что наши дни, проведенные вместе, не будут бесконечны. Но не так жестоко оборваны… — Внезапно на лице его появилось выражение злобы, и даже костяшки пальцев, державшие чашку, побелели. После молчания он прокашлялся и заговорил с видимым усилием: — Надеюсь, я сделал ее жизнь чуть счастливее.

— Да-да. — Эббот никогда не назвал бы Бэзила Тобмэна «старым»; скорее, к нему подходило выражение «хорошо сохранившийся».

Волосы Бэзила были красиво подстрижены, одежда была тщательно подобрана к его стройным пропорциям, и в то время как он не был красив в истинном смысле этого слова, в его облике была стильность, уверенность и почти надменность. Эббот был уверен, что его дела в Конференц-центре пойдут успешно, с его грацией и манерами он сможет тонко влиять на нехитрых умом бизнесменов. Здесь, в Пикок Мэнор, он чувствовал себя уверенно и на месте.

— Мы созвонились с клубом и попросили информировать вас о смерти вашей жены. Как я понял, они нашли вас в клубе на следующее утро. Вы провели ночь в клубе, не так ли?

— Это был шок для меня, — начал вспоминать Тобмэн с видимым смущением. — Им пришлось вызвать ко мне одного из членов клуба, врача по профессии. Он дал мне что-то, и это успокоило меня. Я выглядел глупо, и надо мною потешались, я полагаю… хотя устроили шумиху и проявили заботу: я никогда не мог понять, достоинство ли это клуба — или недостаток…

— Да, конечно. В какое время вы пришли в клуб?

— В предыдущую ночь, вы имеете в виду? Дайте вспомнить. Где-то около десяти, наверное. Мы отобедали с клиентами, затем чуть поболтали, но мне нужен был отдых, поскольку наутро должна была состояться довольно важная встреча. Но, конечно, я пропустил ее. — Тон его не был горьким, скорее, слишком терпеливым, как будто он решил не придавать значения отдельным неудачам.

— Понятно. Спасибо. — Эббот достал свой блокнот и записал в него что-то. — Может ли кто-то подтвердить, что вы пробыли всю ночь в клубе?

— Понятия не имею. Один из официантов принес мне бренди с содовой, а затем я сразу же ушел спать. Принял свою обычную таблетку снотворного — и отключился, как выключают свет. Я всегда так делаю.

Марк Пикок все больше нервничал.

— Для чего вам все эти сведения, инспектор? Уж не подозреваете ли вы Бэзила в убийстве моей матери?

— Подозрение всегда ложится на мужа убитой, это классический случай. Не так ли, инспектор? — Бэзил кинул на него взгляд конспиратора — взгляд, рожденный, вне сомнения, множеством прочитанных детективов.

— Убийства часто бывают семейным делом, — согласился Эббот.

— Но Бэзил был в эту ночь в Лондоне, — не унимался Марк. — Это почти два часа поездом, три часа машиной — а Бэзил не водит машину сам.

— Отчего? — Эббот в удивлении взглянул на Тобмэна.

— Не было нужды, — легко сказал Тобмэн. — В Лондоне всегда можно взять такси, друзья-автомобилисты всегда встретят на станции, если вдруг вздумается прокатиться по стране…

— Бэзил слеп на один глаз, — сообщил Марк. — Он утверждает, что это память о пробке шампанского, но на самом деле это — военная рана. Он был героем Адена.

— Ладно-ладно… — остановил его Бэзил, но выглядел он польщенно.

— И потом, — продолжал Марк, — в это время суток нет поездов.

— В какое время, мистер Пикок?

— В полночь, естественно. Мать умерла в полночь, ведь так?

Эббот заглянул в блокнот.

— Вы приехали домой… в какое время, мистер Пикок? В какое конкретно время?

— Ну, не думаю, что смогу вспомнить конкретно, — проговорил Марк с удивлением. — Наверняка у вас есть данные о том, когда я позвонил в полицейский участок? Я недолго пробыл дома перед тем, как… как нашел ее.

— Вы расстались с доктором Имс в одиннадцать. Ваш звонок в полицию поступил в двенадцать двадцать. Что вы делали в течение часа или около того?

Марк слегка вспыхнул:

— Я ездил по окрестностям.

— Просто — ездили, и все?

Марк вскинул подбородок:

— Хорошо. Наверняка она сама вам рассказала. Между нами произошла небольшая ссора; такие часто случаются между любовниками. Я был расстроен, мне надо было остудить свой гнев.

— Весьма неразумно и опасно водить машину в таком состоянии, — мягко сказал Люк.

— Наверное, да, — неловко согласился Марк. — Я понимаю: у меня нет алиби. Весьма сожалею. — Он сглотнул. — Разве… разве невозможно определить время смерти научно? Мне кажется, кто-то сказал, что смерть матери наступила около полуночи. Кажется, это было в газете.

— Оказывается, вы читаете газеты?

— Их попытались спрятать от меня, но я все равно нашел, — горько посетовал Марк. — Похоже, все газеты утверждают, что моя мать — третья жертва этого «Котсуолдского Потрошителя», который убил других женщин.