— Да.

— Спасибо, в таком случае, за то, что признались мне. Я-то думала, что вы человек оригинальной железобетонной конструкции.

Он пожал плечами, будто спохватился, что сказал ей слишком много. Или устыдился того, что провел в ее кабинете более двух минут.

— У меня нет времени, чтобы обсудить с вами все противоречия характера вашего дядюшки. У нас обоих — пациенты. Я беру на себя ночные вызовы. А вы можете взять большую часть дневных пациентов. Вы не поверите, когда увидите, сколько нарывов — и преимущественно на заду — появляется в этот сезон.

И он вышел прежде, чем она успела возразить.

Два воспаленных горла, четыре пациента, чувствующих себя «неважно», одно вывихнутое запястье, угроза инсульта, одна бессонница и одна подтвержденная беременность — и вот она свободна.

Свободна для записей, заполнения карт и подписания рецептов, а также для вызовов на дом. Она уже собралась выходить, когда зазвонил телефон.

— Это полиция, — сказала Кэй, положив ладонь на трубку. — Вероятно, Бэрри Триту пришлось идентифицировать личность убитой, и он упал в обморок. Хотела позвонить «скорой», но он просит приехать лично вас. Что ответить?

— Я еду, — сказала Дженифер.

— Тоже мне, любительница ужасов, — усмехнувшись, съязвила Кэй — и ответила полиции утвердительно.

— Нужно молиться, чтобы это не просочилось в печать, вот что я могу сказать, — изрекла Мейбл Пикок Тобмэн, отворачиваясь от окна, где она наблюдала за действиями полиции на берегу реки. — Разве я не говорила, что приезд сюда всех этих подозрительных хиппи повлечет за собой неприятности?

— Что общего это имеет со специалистами Монастырского центра? — раздраженно спросил Марк.

— Так ведь она — одна из них, — возбужденно отвечала мать. — Молочница сказала мне, что она — одна из этих людей, что лепят там горшки. Тебе она также известна, если не ошибаюсь, — ядовито добавила мать. — Впрочем, все это неудивительно для такой женщины. Она ведь работала с двумя мужчинами — это уже о многом говорит.

— О чем это говорит? — лениво вопросил Бэзил. После того, как он мимоходом взглянул за окно, интереса к происходящему там он больше не проявил. — Она же работала с ними, дорогая моя, а это совсем не означает, что она спала с ними. К тому же, если ты имеешь в виду тех двух, кого я имею в виду, — то они оба — геи.

— Геи? — фыркнула Мейбл. — Отвратительно и возмутительно.

Мужчины переглянулись. Марк поднял глаза в немом отчаянии, а Бэзил пожал плечами.

— Времена меняются, любовь моя. Теперь это и не возмутительно, а вполне приемлемо.

— Только не для меня, — твердо ответила Мейбл. — Дикие сексуальные комбинации и рекомбинации людишек в этом Центре достойны тех отвратительных романов, что идут с лотков сегодня. Ты знаешь, это так, Бэзил. Не понимаю, как могла я согласиться с идеей, что все это будет происходить прямо у моего порога.

Эта фраза была любимой у Мейбл: «прямо у моего порога». И факт, что у них не было соседей в пределах километра в любом направлении от порога, не смущал ее. Все, что ни случилось бы в Вичфорде, случалось как бы с самой Мейбл, — и все страшно шокировало ее.

Не впервые Марк смотрел с изумлением на брак своего отчима и своей матери и недоумевал, что за страсть, если была таковая, соединила их, столь разных. Бэзил был на десять лет моложе своей жены, и Мейбл не мог признать красавицей даже любящий сын. Она сохранила хорошую фигуру ценой суровой диеты и непрерывных упражнений, прекрасно одевалась и умело красилась, причесывалась на манер высокомерной матроны. Однако годы наложили на нее свой отпечаток.

Они с Бэзилом оставляли впечатление привлекательной пожилой четы и, казалось, были преданы друг другу. Но Марк не мог их вообразить вдвоем в постели — или, во всяком случае, не мог представить ничего промелькнувшего между ними, кроме чинного поцелуя. И не желал представлять. В особенности во время завтрака.

— Я уверен, что они найдут убийцу быстро, — сказал Марк. — Пару дней назад в Вичфорде произошло второе убийство.

— Бог мой, — испугалась мать, — я об этом ничего не знала.

— Знала, знала, дорогая, — парировал Бэзил, доедая четвертый кусок тоста с мармеладом. — Я показывал тебе заметку об этом вчера в вечерней газете.

— И опять женщина?

— Да.

— Они были… — она осеклась и осторожно добавила: — Они подверглись поруганию?

— Там ничего не сказано. Наверняка… хотя, кажется, в газете было что-то сказано о пропавших сумочках.

— Так, значит, это уже нельзя назвать нашим, местным убийством, не так ли, — жизнерадостно продолжил Марк. — Это похоже на заезжего гастролера.

Мать пригвоздила его взглядом:

— Мне кажется, здесь нет темы для шуток, Марк. Эта вторая была убита неподалеку от нас — всего-то через реку. Несколько сот метров…

— И еще сотня метров водной поверхности.

— Ну и что? Я шагу не сделаю отсюда, пока этот маньяк не будет пойман. Пока этот монстр на свободе, ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности. — Марк открыл было рот, однако замолк, предвидя дальнейшие препирательства.

Он взглянул на отчима:

— Ты опоздаешь на поезд, приятель, если не поторопишься. Хочешь, подброшу до станции?

Бэзил посмотрел поверх газеты на часы-ходики на стене позади Марка.

— Бог мой, я и понятия не имел, что уже столько времени. Слишком долго гулял утром. — Он перевел взгляд на окно. — И погода не такая уж приветливая. Спасибо, Марк, я воспользуюсь, пожалуй.

— Куда ты едешь, Марк? Ты ведь не открываешь магазин по четвергам. Я думала, ты подбросишь меня в Милчестер, — капризно проговорила мать. — Ты же знаешь, мне нужно новое платье на свадьбу к Карлслейкам.

— Я знаю, мама, — сказал Марк, вставая и бросая салфетку возле тарелки. — И так же знаю, что мне придется продать одну из любимых вещей, чтобы оплатить это платье.

Она удивленно посмотрела на Марка, затем сделала неопределенный звук зубами:

— Не болтай глупости.

— Я действительно должен поехать в город, но вернусь через час, так что твой тур в Милчестер не откладывается, не беспокойся.

— И что же мне делать здесь, пока ты в городе?

Марк уже следовал за Бэзилом к двери.

— Поразмысли над смыслом жизни. Это принесет тебе пользу.

Когда Бэзил пришел к ней, чтобы отдать традиционный поцелуй, уже в пальто и шляпе, она была страшно обозлена:

— Ты должен серьезно поговорить с Марком, Бэзил. В последнее время он стал просто невозможен.

— Любовь моя, он вряд ли послушается меня, — ответил Бэзил.

Бэзил был высокий, худой, интересный мужчина лет пятидесяти. К его словам и взглядам прислушивались в хорошем обществе в Лондоне. Ранняя женитьба, не продлившаяся долго, сформировала в кем гетеросексуальные наклонности, а его продолжительное холостяцкое существование приписывали либо «разбитому сердцу», либо нежеланию повторить ошибку молодости. Его манеры, очарование и непринужденность завоевали ему любовь и популярность; и тем больше было разочарование «света» и некоей Найжел Дампстер, когда он внезапно женился на «неизвестной» Мейбл Пикок, вдове неопределенного возраста — но, несомненно, обладательнице определенного состояния. Несмотря на ожидания противоположного, Бэзил остался верным жене и образцово выполнял семейные обязанности, не потеряв свои позиции в Сити и отличаясь безупречным поведением.

— Ты же знаешь, Марк считает меня неисправимым идиотом, — беспечно сказал Бэзил жене. — Он желает исполнить свой план и сделать бизнес на поместье, а ты стоишь на его пути. Возможно, лучшим выходом для тебя было бы уступить ему.

Она с упреком посмотрела на него:

— Я не ожидала, что ты скажешь такое.

Бэзил вздохнул:

— А я не ожидал, что работа в Сити будет столь неблагодарной и изматывающей.

Она загорелась участием:

— Неужели все так плохо?

— Нет, не плохо, дорогая. Не плохо — ужасно, вот и все. А дорога туда и обратно… — Он пожал плечами. — Я думаю, что цена уступки невелика. По крайней мере, если план Марка исполнится, это будет означать что я смогу оставаться здесь, с тобой. Такие блестящие перспективы стоят небольшого самопожертвования, как ты считаешь?