– Вот-вот, совершенно верно, – повторил Айвен, наблюдая за Элизабет. Он сейчас находился так близко, что кончик его носа почти касался ее щеки, однако он произнес это очень тихо, чуть потревожив дыханием волоски возле ее уха.

– Поппи, ты меня звала? – спросила Элизабет из-за груды образцов коврового покрытия, наваленной у нее на столе.

– И сейчас тоже не звала, – раздался недовольный голос. – Пожалуйста, не отвлекай меня, я собираюсь заказать две тысячи банок с краской цвета магнолии для наших следующих проектов. Можно с тем же успехом собраться и распланировать все на двадцать лет вперед, – пробормотала она, а затем проворчала достаточно громко, чтобы Элизабет ее услышала: – Ведь мы же не собираемся в ближайшем будущем менять концепцию.

– Ну ладно, хорошо, – улыбнулась Элизабет, уступая. – Можешь заказать и какой-нибудь другой цвет.

От возбуждения Поппи чуть не свалилась с кресла.

– Закажи еще несколько сотен банок бежевой краски. Цвет называется «Ячмень».

– Ха-ха-ха, – сухо отозвалась Поппи.

Айвен в изумлении посмотрел на Элизабет.

– Элизабет, Элизабет, – пропел он. – Ты что, пошутила? Уверен, что да. – Он смотрел прямо на нее, облокотившись на стол. Выбившиеся у нее из прически пряди всколыхнулись от его дыхания.

Элизабет замерла, с подозрением посмотрела по сторонам и вернулась к работе.

– Видите, как она ко мне относится? – произнес Айвен трагическим голосом, поднося театральным жестом руку ко лбу и делая вид, что падает в обморок на черную кожаную кушетку в углу. – Как будто меня здесь вообще нет! – Подняв ноги, он уставился в потолок. – Забудем о кабинете директора, это похоже на кабинет психиатра. – Изучая трещины на потолке, он подпустил американского акцента. – Видите ли, док, все началось с того, что Элизабет продолжала меня не замечать, – сказал он на всю комнату. – Это заставило меня почувствовать себя таким нелюбимым, таким одиноким, таким безумно, безумно одиноким. Как будто меня не существует. Как будто я ничто, – нагнетал он. – Моя жизнь – сущий ад. – Он сделал вид, что плачет. – И в этом виновата Элизабет. – Он остановился и какое-то время смотрел, как она подбирает ковровое покрытие по образцам. Когда он заговорил снова, его голос уже был нормальным, и он нежно сказал: – Это она виновата в том, что не может меня видеть, она просто боится поверить. Не так ли, а, Элизабет?

– Что? – снова воскликнула Элизабет.

– Что «что»? – раздраженно закричала в ответ Поппи. – Я ничего не говорила!

– Ты же меня позвала!

– Нет, не звала. Тебе опять мерещатся какие-то голоса, и, пожалуйста, перестать напевать эту чертову песню! – взвизгнула Поппи.

– Какую песню? – нахмурилась Элизабет.

– Которую ты напеваешь все утро. Она сводит меня с ума.

– Премного благодарен, – заявил Айвен, вставая и отвешивая театральный поклон, перед тем как снова упасть на кушетку. – Эту песню сочинил я. Эндрю Ллойд Вебер, можешь мне завидовать.

Элизабет погрузилась в работу и снова стала напевать, но сразу же осеклась.

– Знаешь, Поппи, – прокричал Айвен в другую комнату. – Мне кажется, Элизабет меня слышит. – Он сложил руки на груди и пошевелил большими пальцами. – Мне кажется, она меня хорошо слышит. Не так ли, Элизабет?

– Господи боже мой! – Элизабет уронила образцы на стол. – Бекка, это ты меня зовешь?

– Нет. – Голос Бекки был едва слышен.

Элизабет покраснела, смущенная тем, что выставляет себя дурой перед подчиненными. Пытаясь исправить положение, она строго попросила:

– Бекка, ты можешь принести мне кофе от Джо?

– Да, кстати, – пропел Айвен, получая большое удовольствие от ситуации. – Не забудь сказать, чтобы она отнесла назад одну из этих чашек. Джо будет доволен.

– А-а! – Элизабет щелкнула пальцами, как будто вдруг о чем-то вспомнила. – Захвати с собой одну из этих чашек. – Она протянула Бекке кофейную чашку. – Джо будет, – она смущенно запнулась, – доволен.

– Ага, она прекрасно меня слышит, – рассмеялся Айвен. – Просто не хочет себе признаться. Рассудок не позволяет. У нее весь мир черно-белый. – И, подумав, добавил: – И еще бежевый. Но я тут все встряхну, и мы повеселимся. Ты когда-нибудь делала это раньше, Элизабет? Веселилась? – В глазах у него зажегся озорной огонек.

Он спустил ноги с кушетки и вскочил. Сев на край стола Элизабет, он посмотрел на распечатки с информацией о воображаемых друзьях и недовольно покачал головой.

– Ну нет, ты же не веришь во всю эту чепуху, правда, Лиззи? Можно, я буду называть тебя Лиззи?

Элизабет вздрогнула.

– А-а, – нежно сказал Айвен, – Значит, тебе не нравится, когда тебя называют Лиззи, так?

Элизабет тихо сглотнула.

Он лег на стол поверх образцов коврового покрытия и подпер рукой голову.

– Что ж, у меня есть для тебя новости. – Он понизил голос: – Я настоящий. И никуда не уйду, пока ты не откроешь глаза пошире и не увидишь меня.

Элизабет перестала вертеть в руках листы с образцами и медленно подняла глаза. Она окинула взглядом кабинет, а затем уставилась прямо перед собой. Ее вдруг охватило почти забытое ощущение покоя. Она чувствовала себя в полной безопасности, окруженная теплом, и, застыв, словно в трансе, не могла ни моргнуть, ни посмотреть в сторону.

Внезапно дверь кабинета распахнулась так быстро и резко, что ручка врезалась в стену. Элизабет и Айвен вздрогнули от неожиданности.

– Что ж, простите, что прерываю ваше воркование, – хмыкнула возникшая в дверном проеме Сирша.

Айвен спрыгнул со стола.

Озадаченная Элизабет сразу начала приводить в порядок стол, что было ее естественной панической реакцией на неожиданные появления сестры. Она поправила пиджак и провела руками по волосам.

– Ну, не стоит наводить порядок ради меня. – Сирша махнула рукой, ее челюсти энергично ходили, занятые жевательной резинкой. – Знаешь, ты все время суетишься из-за ерунды. Просто расслабься. – Ее глаза двигались вверх-вниз, пока она с подозрением изучала пространство вокруг стола Элизабет. – Ты не собираешься меня представить?

Полуприкрыв глаза, Элизабет наблюдала за сестрой. Своими дикими поступками и вспышками агрессии Сирша выводила ее из себя. Пьяная или трезвая, Сирша всегда была одинаково непредсказуемой. На самом деле, Элизабет с трудом могла определить, пьяна сестра или нет. Сирша так и не нашла себя, так и не стала личностью, не поняла, кто она, к чему ее влечет, в чем ее счастье и куда она хочет двигаться в жизни. Она этого попросту не знала. В ней переплелись разные личности, которым она так и не дала развиться. Элизабет часто задумывалась о том, кем могла бы стать ее сестра, если бы перестала пить. Но она боялась, что это решило бы только одну из множества проблем.

Элизабет очень редко удавалось остаться с Сиршей наедине и поговорить, это напоминало ей погоню за бабочками, которых она в детстве пыталась поймать банкой. Они были такие красивые, наполняли комнату светом, но никогда нигде не сидели достаточно долго, чтобы их можно было поймать. Элизабет все время находилась в состоянии погони, а когда ей все-таки удавалось поймать сестру, Сирша яростно билась крыльями о стекло, стремясь вырваться на волю.

Находясь рядом с Сиршей, Элизабет изо всех сил старалась проявлять понимание, относиться к ней с симпатией и сочувствием. Она научилась этому, когда обратилась к специалистам. Ей хотелось получить как можно больше советов из разных источников, чтобы помочь сестре. Нужно было узнать те волшебные слова, которые следовало сказать Сирше во время ее редких визитов. И даже когда Сирша ей грубила и вела себя чудовищно, Элизабет все равно старалась держаться с ней дружелюбно и ласково, потому что боялась навсегда ее потерять, боялась, что Сирша совсем ускользнет из-под ее опеки. К тому же она чувствовала, что обязана за ней присматривать. Но главное, она не могла больше мириться с тем, что все красивые бабочки в ее жизни улетают от нее.