— Почему ты сделала это?

— Потому, что не хотела всю свою жизнь провести на кухне, с метлой да кочергой.

— А Хадасса? Зачем ты женился на ней?

— Из-за тебя. Я знала, что Пеша не даст тебе житья, а в нашем доме ты найдешь мир и покой…

Авигдор молчал и только качал головой, крепко сжав руками виски.

— И что будет теперь?

— Я пойду в другую иешиву.

— Если бы ты рассказала мне обо всем раньше, мы могли бы…

Авигдор не закончил фразу.

— Нет, не могли бы. Из этого все равно не вышло бы ничего хорошего.

— Почему?

— Потому что я не женщина… И не мужчина…

— Что же теперь делать?

— Разведись с этой ведьмой и женись на Хадассе.

— Одна не даст мне развода, а другой я не нужен.

— Нужен. Она все еще любит тебя. И не станет больше слушать своего отца.

Авигдор вскочил с постели, но затем так же быстро сел.

— Я тебя не забуду. Никогда…

По Закону Авигдор не мог оставаться в комнате наедине с Йентель, однако вот она надела габардин и брюки и снова превратилась в прежнего Аншеля. Они продолжали говорить, как и раньше.

— Как ты мог каждый день нарушать заповедь: «Да не оденет женщина одежды мужчины»?

— Я не создан для ощипывания кур и болтовни на лавочке.

— Но ведь ты потерял иной мир…

— Возможно…

Авигдор поднял глаза: только теперь он заметил, что щеки Аншеля слишком смуглы, волосы слишком пышны, а ладони слишком малы. Но даже и после этого он не мог поверить в то, что случилось. Каждую секунду ему казалось, что сон вот-вот закончится и он проснется. Он кусал губы и щипал себя за ладони. Он чувствовал какую-то странную робость и начал заикаться. Его дружба с Аншелем, их разговоры, секреты, которые они поверяли друг другу, все это вдруг оказалось обманом и иллюзией. Он даже начал думать, не демон ли Аншель? Ему казалось, что все происходящее напоминает какой-то кошмар; но некая сила, сознающая разницу между сном и явью, говорила ему: «Это не сон. Это правда». Он попытался собраться с мыслями. Они с Аншелем никогда больше не смогут стать чужими друг другу, пусть даже Аншель и не Аншель, а Йентель. Он заметил:

— По-моему, свидетель, который сообщает женщине о том, что ее оставил муж, не может сам взять ее в жены.

— Никогда не слышал о таком Законе.

— Надо проверить в Эбен Езере.

— Не вполне уверен, что тут подходит само понятие «оставленная жена», — сказал Аншель растягивая слова на манер ученого.

— Если ты не хочешь оставить Хадассу соломенной вдовой, открой свой секрет ей самой.

— Я не могу этого сделать.

— Тогда найди другого свидетеля.

Так они снова углубились в разговор о Талмуде. Сначала Авигдору казалось странным обсуждать Учение с женщиной, но затем он просто забыл об этом. Тора объединила их. Хотя их тела и были различны, но души явно находились в родстве. Аншель говорил нараспев, жестикулировал, закручивал пейсы, гладил себя по голому подбородку — в общем, делал все жесты настоящего ешиботника. В пылу спора он даже схватил Авигдора за лацканы пиджака и обозвал его тупицей. Огромная любовь к Аншелю охватила Авигдора, смешиваясь со стыдом, раскаянием и тревогой. «Если бы я только знал об этом раньше», — думал он. Мысленно он сравнивал Йентель с Брурией, женой реб Мейера, и Ялкой, женой реб Нахмана. Впервые он ясно понял, чего хочет: жену, которая бы думала не только о материальном мире. Он чувствовал, что Йентель занимает в его сердце место Хадассы, но боялся признаться в этом. Ему стало жарко, и он знал, что лицо его раскраснелось. Он не мог больше смотреть в глаза Аншелю. Он начал перечислять все его грехи и понял, что и сам впутан в них: ведь он прикасался к Йентель и сидел рядом с нею в ее нечистые дни. А что уж говорить о браке с Хадассой! Какое это бесчестие! Преднамеренный обман, ложная клятва, переодевание — кто знает, что еще. Внезапно он спросил:

— Скажи правду, ты еретик?

— Конечно же, нет!

— Тогда как ты мог решиться на такое?

Чем больше Аншель говорил, тем меньше Авигдор понимал. На все обвинения у него было только одно оправдание: да, у него тело женщины, но душа мужчины. Аншель признался, что женился на Хадассе только для того, чтобы быть ближе к Авигдору.

— Ты могла стать моей женой, — сказал Авигдор.

— Я хотела изучать с тобой Гемару и Комментарии, а не штопать тебе носки.

Какое-то время оба молчали. Первым не выдержал Авигдор:

— Боюсь, как бы Хадасса, прости Господи, не заболела из-за всего этого.

— Да уж.

— Что будет дальше?

Опустились сумерки, и молодые люди начали читать вечернюю молитву. К своему стыду, Авигдор перепутал Благословения, одну строчку пропустил, а другую повторил дважды. Он искоса поглядывал на Аншеля, раскачивающегося взад и вперед, бьющего себя в грудь кулаком, качающего головой. Он видел его — глаза закрыты, лицо обращено к Небу, словно с последней просьбой: «Ты, отец Небесный, только Ты знаешь всю правду». Закончив молитву, они сели на стулья: глядя друг на друга, но все же на достаточно большом расстоянии. Комната заполнилась тенями. Отблески заката раскрасили пурпурными узорами стену напротив окна. Авигдор снова хотел заговорить, но не знал, как начать.

— Может, не все еще потеряно? — наконец произнес он. — Я не хочу возвращаться к своей жене… А ты…

— Нет, Авигдор, это невозможно.

— Почему?

— Потому что я хочу жить только такой жизнью, какой живу сейчас.

— Я буду скучать по тебе. Это ужасно.

— Да, а я по тебе.

— Какой во всем этом смысл?

Аншель не ответил. Наступила ночь, и погасли все огни. В темноте им казалось, что они слышат мысли друг друга. Закон запрещал Авигдору оставаться наедине с Аншелем, но он никак не мог заставить себя думать о нем как о женщине. «Что за странная сила заключена в одежде», — подумал он. А вслух сказал:

— Кажется, я знаю, как тебе развестись с Хадассой.

— И как же?

— Если ты не мужчина, значит, брак и не был заключен по-настоящему, и тут годится любой предлог.

— Надеюсь, ты прав.

— Для нее же самой будет лучше не знать правды.

Служанка принесла лампу, но, как только она ушла, Авигдор тут же задул слабый огонек. То, что они должны были сказать друг другу, не могло быть сказано при свете. Только в темноте Аншель мог подробно рассказать обо всем. Он отвечал на все вопросы Авигдора. Часы пробили два, а они все еще говорили. Аншель рассказал Авигдору, что Хадасса никогда его не забывала. Она всегда спрашивала о нем, беспокоилась о его здоровье и сожалела, хотя и не без некоторого удовлетворения, о тех мучениях, которые он переносил из-за Пеши.

Она будет хорошей женой, — сказал Аншель. — А я даже и субботний пудинг испечь не могу.

— Если бы ты только захотела, все это стало бы неважно.

— Нет, Авигдор. Я создана не для этого.

Город ничего не мог понять: посланец приносит Хадассе письмо о разводе; Авигдор остается в Любите до конца праздников, а когда возвращается, то напоминает тяжелобольного: плечи опущены, взгляд погас. Хадасса не встает с постели, и доктора осматривают ее по три раза на дню. Авигдор ходит в какой-то прострации и, когда кто-нибудь здоровается с ним, делает вид, что ничего не замечает. Пеша рассказала своим родителям, что муж целыми ночами напролет расхаживает по дому и курит. А когда все же засыпает, то повторяет во сне имя какой-то незнакомой женщины: Йентель. Пеша начала подумывать о разводе. Люди думали, что тут-то Авигдор и припомнит ей все унижения, но он не стал требовать с нее никаких денег и был согласен на все.

В Бечеве, если у человека появляется тайна, сохранить ее в секрете долго не удается. Какие секреты в городке, где каждый видит, что варится в котелке у другого? Однако, даже несмотря на то, что и здесь множество таких людей, которые любят подглядывать в замочные скважины и подслушивать у окон, случившееся с Аншелем осталось тайной. Хадасса лежала в постели и плакала. Ханин-травник мог сказать только одно: она очень тоскует. Аншель бесследно пропал. Реб Альтер Вишковер послал за Авигдором, но о чем они говорили, так никто и не узнал. Любители совать нос в чужие дела напридумывали массу всевозможных теорий, ни одна из которых не казалась убедительной. Одни утверждали, что Аншель попал в руки католических священников и обратился. Это могло бы иметь смысл, но откуда Аншель нашел время на священников, если он целыми днями напролет занимался в иешиве? И потом, зачем крещеному посылать жене письмо о разводе?