Авигдор любил долгие прогулки за городом, и Аншель охотно сопровождал его. Увлеченные разговором, они проходили мимо водяной мельницы, сосняка до самого перекрестка дорог, где стоял христианский склеп. Иногда они лежали в траве и смотрели на небо.

— Почему женщина не может быть такой, как ты? — спросил однажды Авигдор.

— В каком смысле?

— Почему Хадасса не может быть похожей на тебя?

— Похожей в чем?

— Ну, почему она не может быть таким же хорошим другом?

Эти слова почему-то развеселили Аншеля. Сперва он сорвал цветок и начал обрывать с него лепестки. Потом кинул в Авигдора каштаном. Авигдор продолжал невозмутимо наблюдать за тем, как по его руке ползет божья коровка. Помолчав немного, он сказал:

— Мне нашли невесту.

Аншель вскочил на ноги:

— Кого?

— Дочку Фейтла, Пешу.

— Вдову?

— Точно.

— Зачем тебе жениться на вдове?

— Других-то нет.

— Неправда. Может, появится кто-то, кто с радостью выйдет за тебя.

— Сомневаюсь.

Аншель попытался вразумить Авигдора. Пеша не была ни красива, ни умна. Так — корова с парой глаз. К тому же она не прожила с первым мужем и года, а это значило, что она принадлежит к женщинам, которые тем или иным способом убивают всех своих мужей. Авигдор не отвечал. Он курил сигарету, глубоко затягивался и выпускал колечки дыма. Его лицо позеленело:

— Мне нужна женщина. Я не могу спать ночами.

Аншель внимательно посмотрел на друга:

— Почему ты не хочешь подождать, пока появится та, что предназначена тебе судьбой?

— Потому что она уже появилась. Это Хадасса.

В глазах Авигдора показались слезы. Он встал с травы:

— Ладно, идем. Хватит тут валяться.

Все дальнейшее произошло очень быстро. Сегодня Авигдор рассказывал Аншелю о предстоящей свадьбе, а через два дня уже обручился с Пешей и принес в иешиву медовый пирог и бутылку водки. Саму свадьбу назначили на ближайшее время: когда невеста вдова, а жених — сирота, тянуть с этим незачем. Ешиботники пили водку и поздравляли Авигдора, Аншель тоже сделал было глоток, но у него тут же перехватило дыхание.

— Ой, она жжет!

— Ты еще не мужчина, — покачал головой Авигдор.

Когда вся водка были выпита, а пирог съеден, студенты снова принялись за учебу. Авигдор и Аншель взяли том Гемары, но не могли ни заниматься, ни говорить как прежде. Авигдор раскачивался взад-вперед, бил себя в грудь и тихо что-то шептал.

— Я пропал! — сказал он внезапно.

— Если ты сам это понимаешь, почему бы не расторгнуть помолвку?

— Я женюсь на козе!

На следующий день Авигдор не пришел в дом учения. Фейтл-скорняк был хасидом и хотел, чтобы и его будущий зять посещал только хасидские молитвенные дома. Ешиботники между собой поговаривали, что невеста — кротка и кругла, как бочка, ее мать — дочь простого маслобойщика, отец — почти невежда, да к тому же еще и вся семья просто помешана на деньгах. Фейтл имел долю в дубильной мастерской, а Пеша вложила все свое приданое в лавочку, где торговали сельдью, смолой, кастрюлями и сковородками и где всегда было полно окрестных крестьян. Отец и дочь одели Авигдора, купили ему шубу, пальто, шелковую капоту и две пары ботинок. К тому же он получил в подарок почти все вещи, принадлежавшие первому Пешиному мужу: Талмуд, изданный в Вильно, золотые часы, ханукальный подсвечник, коробочку для пряностей. Аншель сидел теперь в одиночестве за Святыми Книгами. Во вторник, когда он, как обычно, пришел в дом Альтера Вишковера, Хадасса заметила:

— Ну, что скажешь о своем друге? Катается как сыр в масле?

— А ты думала, кроме тебя он никому не нужен?

Хадасса покраснела:

— Я в этом не виновата. Это все отец.

— Но почему?

— Потому что оказалось, что его брат повесился.

Аншель посмотрел на девушку — высокая, светловолосая, с длинной шеей и голубыми глазами, одетая в простое платье и ситцевый передник. Две косы были заброшены за плечи. Он подумал: «Как жаль, что я не мужчина!» А вслух сказал:

— Ты все еще думаешь о нем?

— Да, думаю!

И девушка выбежала вон из комнаты. Тушеное мясо и чай подавали уже служанки. Хадасса вернулась только тогда, когда Аншель уже закончил еду и вымыл руки для Последнего Благословения. Она подошла к столу и тихо сказала:

— Поклянись, что ты ничего ему не расскажешь. Зачем ему знать, что он забрал мое сердце…

И девушка вновь убежала, чуть было не упав на пороге.

Глава иешивы предложил Аншелю найти себе нового напарника, но прошло уже несколько месяцев, а тот по-прежнему продолжал заниматься в одиночку. В доме учения не было никого, кто мог бы заменить Авигдора. Другие студенты были слишком малы и в физическом, и в духовном смысле. Они говорили глупости, болтали о пустяках, гримасничали и вообще вели себя как шуты. Без Авигдора иешива казалась пустой. По ночам Аншель лежал на своей лавке в доме вдовы и не мог уснуть. Сняв габардин и брюки, он вновь превращался в Йентель, девушку, влюбленную в юношу, который женится на другой. «Возможно, мне следует сказать ему правду?» — думала Йентель. Но было уже слишком поздно. Аншель не мог снова стать девушкой, не мог продолжать жить без книг и дома учения. Он лежал, и в голову ему приходили разные безумные мысли. Он засыпал и тут же просыпался. В своих снах он был одновременно и мужчиной и женщиной и носил лифчик и талесгадоль. Женские дни никак не начинались, и она начала бояться… кто знает? В Мидраши она читала историю о женщине, которая забеременела только потому, что слишком много думала о любимом мужчине. Теперь Йентель вспомнила, что Тора запрещает носить одежду противоположного пола. Этим она обманывала не только других, но и саму себя, свою собственную душу, которая не узнавала нового, «чужого», тела.

По ночам Аншель лежал без сна, а днем с трудом открывал глаза. В домах, где он столовался, хозяйки стали замечать, что он почти не притрагивается к еде. Раввин отметил, что вместо того, чтобы заниматься, он смотрит в окно, погруженный в какие-то свои мысли. Во вторник Аншель, как всегда, отправился в дом Альтера Вишковера. Хадасса поставила перед ним котелок с супом, но он даже не заметил этого и не поблагодарил ее. Он потянулся было за ложкой, но в последний момент передумал и оставил ее лежать на столе. Хадасса спросила:

— Я слышала, Авигдор оставил тебя?

Аншель вздрогнул:

— Что ты имеешь в виду?

— Он больше не твой напарник.

— Он ушел из иешивы.

— Ты видишься с ним?

— Нет.

— Но на свадьбу-то, по крайней мере, ты пойдешь?

Аншель помолчал, словно бы раздумывая над смыслом этих слов, а потом сказал:

— Он настоящий дурак.

— Почему ты так говоришь?

— Ты красивая, а та, другая, похожа на обезьяну.

Хадасса покраснела:

— Это все из-за моего отца.

— Не расстраивайся. Ты еще найдешь кого-нибудь, кто будет достоин тебя.

— Мне никто не нужен.

— Но ты нужна многим.

Оба замолчали. Глаза Хадассы расширились и, казалось, наполнились тоской, которую невозможно утолить.

— Твой суп остынет.

— Ты нужна мне.

Аншель сам удивился сказанному. Хадасса посмотрела на него:

— Что ты говоришь!

— Правду.

— Кто-нибудь может услышать.

— Я не боюсь этого.

— Ешь суп, я принесу клецки.

Хадасса вышла из комнаты, громко стуча каблучками. Аншель начал вылавливать из супа бобы: цеплял их ложкой и бросал обратно в тарелку. У него пропал аппетит и сжалось горло. Он понимал, что идет по опасному пути, но ничего не мог с собою поделать. Вернулась Хадасса с двумя блюдами клецок.

— Почему ты ничего не ешь?

— Я думаю о тебе.

— И что же ты думаешь?

— Что хочу на тебе жениться.

Услышав такое, Хадасса переменилась в лице:

— Об этом надо говорить с моим отцом.

— Я знаю.

— По обычаю ты должен прислать брачного маклера.

Она выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Аншель, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух, думал: «А ведь я могу играть с девушками, как только захочу!» «Что я делаю? — спрашивал он себя. — Скорее всего, я просто сошел с ума. Других объяснений быть не может…» Он попытался заставить себя поесть, но не мог проглотить ни куска. Только теперь Аншель вспомнил, что это именно Авигдор предлагал ему жениться на Хадассе. Всего за несколько секунд у него появился новый план: он отомстит за друга и в то же самое время через Хадассу приблизит его к себе. Хадасса была еще девственницей, но она хотя бы читала Гемару и слушала мужские разговоры. Аншель сидел там и чувствовал одновременно радость и страх, как человек, решившийся обмануть целую общину. Ему пришла на ум поговорка: «Толпа глупа». И это было правдой. Он встал из-за стола и громко сказал: