— Ты имел возможность высказаться, и тебя внимательно выслушали. Как я уже сказал, в нашей фирме заботливо относятся к людям. Пиши заявление об увольнении, получи причитающееся тебе жалованье и выходное пособие и иди на все четыре стороны. А теперь извини, мне надо работать.

— Я знаю, что скрывается за вашими разговорами о заботливом отношении к людям. Вам не понадобится больше прибегать к ухищрениям, чтобы калечить мою судьбу. Да, компания заботливо относится к служащим, как-никак это международная компания, а вы — весьма, весьма цивилизованная персона и к тому же — большой, большой чистюля. Сточная яма — вот кто вы!

Этого управляющий стерпеть уже не мог.

— Ты сошел с ума, Омово. Бог покарает тебя за такие слова. Получай свои деньги и уходи. Такие, как ты, нам не нужны.

Омово выплатили месячное жалованье, выходное пособие, компенсацию за сверхурочную работу, а также рождественский бонус за текущий год. Получилась довольно внушительная сумма. Никогда за всю свою жизнь он не держал в руках такой огромной суммы.

Его башмаки снова проскрипели по коридору — Омово возвращался в отдел, чтобы забрать свои личные вещи. Желтые стены сверкали чистотой — их только что покрасили. Коридор был пуст. Когда время от времени распахивались двери кабинетов, исходившая из них прохлада словно насмехалась над Омово. Но в душе у него пробуждалось смутное ощущение радости. Он избежал жерновов компании. Он чувствовал себя свободным.

Омово уже собрался было навсегда покинуть контору, когда явился один из торговых представителей компании. Это был тучный, медведеподобный тип. Он окликнул проходившего мимо Омово:

— Быстро свари пару чашек кофе — мне и моей подруге. А потом сбегаешь за пирожками. Я умираю от голода.

Омово взглянул на девицу. Она рассматривала в маленькое зеркальце свое ужасно размалеванное лицо. Омово подумал, что привлекательности в ней не больше, чем в тарелке с эбой.

— Чего же ты стоишь! Я не намерен торчать здесь целый день. Или напрашиваешься на взятку?

— Можешь выпить со своей подружкой мочи и этим довольствоваться. — У визитера отвисла челюсть. — Закрой рот, дружище. А то в него влетит муха.

Омово захлопнул за собой дверь. Теперь его башмаки проскрипели по коридору к выходу. Он издали помахал рукой своему знакомому. Контора, компания остались позади. Ему стало грустно. На улице его встретила невероятная жара. Мчащиеся по дорогам машины вздымали облака пыли. Двое прохожих сцепились из-за чего-то. Полицейский принимал взятку от таксиста, стараясь, чтобы никто этого не заметил. Не было спасения от мух.

У ресторана «Валентайн» Омово замедлил шаг. Он всегда посматривал на этот шикарный ресторан с легкой завистью. И часто задавал себе вопрос — когда же у него будет достаточно денег, чтобы пообедать в приличном ресторане. И он подумал: почему бы не сейчас? Ведь у него как раз есть деньги.

Внутреннее убранство ресторана было изысканным — диваны, кресла, мягкие стулья, обтянутые бархатом; на стенах с мраморными панелями — картины; кондиционеры, таинственный полумрак, тихая музыка, самодовольные посетители.

Вскоре у его столика появился официант.

— Что желаете, сэр?

— Я не успел посмотреть меню.

— Хорошо, сэр, не спешите. — Официант сдержанно поклонился и отошел.

Меню тоже было изысканное, рассчитанное на важных посетителей. Оно изобиловало экзотическими названиями. Закуски: паштет по-домашнему, грибы по-гречески, фаршированные кабачки. Горячие блюда: цыплята по-охотничьи, говяжье филе по-домашнему, эскалоп из оленины в сливках, антрекот с пряностями, мясные рулетики, скампи-провансаль, маринованные авокадо, пицца, куриный салат и рис-джолоф[20].

— Ну, как, сэр, выбрали?

— Я буду есть пиццу, куриный салат и рис-джолоф.

— А вина не желаете? Что-нибудь из закуски?

— Мм… Красное вино. Нет, стакан воды.

— Слушаюсь, сэр.

— И пожалуйста…

— Да, сэр?

— Не называйте меня сэром.

— Как вам угодно. — Официант отвесил поклон и удалился.

Ожидая, когда принесут еду, Омово вспомнил, что когда-то очень давно сказал ему Деле: «Если тебе не удастся уехать за границу, просто зайди в хороший ресторан, и ты почувствуешь себя так, будто ты там».

А разве я собираюсь уезжать за границу? Интересно, подумал он, Деле уже уехал в Америку? Окоро, конечно же, будет горевать, что не уехал вместе с ним. Новым символом прогресса у нас считается поездка за границу — в Штаты, в Лондон, в Париж. Омово же не испытывал ни малейшего желания уехать из своей страны. Ему было присуще упорство, свойственное людям типа Кеме, упорство, благодаря которому некогда был возделан участок плодородной земли, жаждущий трудолюбивых рук.

Омово оглядел зал. За соседним столиком три белых господина вели оживленную беседу с двумя нигерийцами. Белые господа явно задавали тон беседе, обрушивая на нигерийцев потоки слов, смещая акценты и меняя тональность разговора. Все пятеро расположились полукругом. Лица нигерийцев были напряжены. Они почтительно слушали белых собеседников. Говорили быстро, не заботясь о тщательном произношении слов, и явно чувствовали себя не в своей тарелке. Однако старались не показывать вида. Они по-прежнему предпочитали не встречаться глазами со своими сотрапезниками и смеялись над каждой хотя и непонятной им шуткой, без конца повторяя «простите», и то и дело поглядывали по сторонам в надежде, что кто-нибудь из знакомых соотечественников войдет в зал и станет свидетелем их триумфа. Их английская речь звучала нелепо, они сплошь и рядом путали слова и смеялись не к месту.

Официант подал Омово заказанные им блюда. За едой он с грустью вспомнил о своем дне рождения, проведенном в полном одиночестве и к тому же в постели, с высокой температурой. Это воспоминание, нагнавшее чувство безысходной тоски, вскоре развеялось, и он сосредоточился на еде. Пицца ему не понравилась, и он ее не доел. Он заказал еще чэпмэн[21] и вскоре попросил счет. Увидев счет, он чуть ли не упал со стула. Обед стоил девятнадцать с половиной найр. Он выложил деньги и с непроницаемым видом взял сдачу, даже не взглянув на официанта, который задержался у его стола дольше, чем требовалось. Омово вытер рот салфеткой, улыбнулся официанту, и, когда поднялся из-за стола, один из нигерийцев, обедавших с иностранцами, громко рассмеялся. Иностранцы с удивлением взглянули на него, и кто-то из них заметил:

— Нигерийцам присуще изумительное чувство юмора.

Второй нигериец тоже поспешил обратить на себя внимание:

— Видите ли, когда я был в Лондоне…

Официант продолжал с невозмутимым видом стоять возле Омово. Омово бросил на тарелку двадцать кобо. Официант осклабился:

— Надеюсь, вам понравилось последнее блюдо… мадам?

Омово поклялся никогда больше не обедать в этом ресторане. Его разбирало любопытство — не насчитал ли официант больше, чем полагалось. В глазах официанта сквозила нескрываемая ирония.

Омово направился домой. В брюках ему было жарко; рубашка взмокла под мышками и липла к спине. Вдруг на плечо ему обрушилось что-то мокрое, какая-то жидкая масса темно-серого цвета. Он посмотрел вверх: непонятно, откуда это могло свалиться. Следы экскрементов отпечатались у него на рубашке. Он ничего не понимал. Стоял ясный, солнечный полдень.

Омово упаковал свои вещи.

На протяжении всего утра он почти не видел отца. Отец избегал его. Омово встретился с ним утром возле умывальни и поздоровался, как подобает сыну, отец проворчал что-то в ответ, даже не взглянув в его сторону.

Омово застегнул молнию кожаной сумки. Постоял, подумал, не забыл ли что-нибудь важное. Нет, кажется, все взял. Поднял сумку, попробовал на вес и остался доволен.