— По-моему, твои волнения преждевременны, Цзюе-синь, — недоверчиво покачал головой Чжоу Бо-тао. — Это все выдумки иностранцев, что, дескать, чахотку лечить трудно. Я европейской медицине не верю. Ничего серьезного, мне кажется, у Мэя нет. Ну, покашлял кровью раз-другой. Велика беда! У меня в молодости это тоже было. Просто он недавно женился, немного невоздержан был с женой, вот и ослаб. Заставлю его побольше заниматься да умерить внимание к жене — все как рукой снимет. — Он строго взглянул на сына: — Слышал, Мэй? Начиная с завтрашнего дня, каждый вечер приходи ко мне в кабинет слушать толкование «Ли Цзи». Хорошо еще, что жена твоя в старой филологии разбирается, она будет повторять с тобой.

Растерянный и перепуганный, Мэй поднял голову и, не зная, что ответить, молча смотрел на отца непонимающим взглядом.

— Понял? — голосом, в котором не слышалось уже никакой теплоты, прикрикнул Чжоу Бо-тао, начавший выходить из себя при виде застывшего сына.

— Да, да, понял, — в страхе забормотал Мэй и закашлялся.

— Иди к себе, — брезгливо махнул рукой Чжоу Бо-тао. — Каждый раз, как ты у меня, так или вид у тебя противный, или какие-то непотребные звуки издаешь. Никакого такта у тебя нет, видно, уж не переделать.

Мэй машинально поддакивал отцу. Он украдкой бросил умоляющий взгляд на Цзюе-синя, затем, потеряв всякую надежду, медленно побрел из комнаты.

Жалость и беспокойство вывели Цзюе-синя из состояния апатии. Собравшись с духом, он обратился к Чжоу Бо-тао:

— В ваших словах, дядя, есть, конечно, доля истины, но мне все же кажется, что здоровье Мэя очень плохо. Да еще эти симптомы болезни! Самое лучшее было бы все-таки пригласить к нему врача. Не хотите европейского — так пригласите какого-нибудь известного китайского врача. Сейчас болезнь еще можно вылечить, а задержимся — может плохо кончиться.

Чжоу Бо-тао рассмеялся коротким, презрительным смехом и, поглаживая свисающие кончики усов, упрямо возразил:

— Слишком ты горяч, Цзюе-синь. Неужели я не разбираюсь, что происходит с Мэем? Надеюсь, ты не забыл изречение древних: «Никто не знает сына лучше, чем отец»? А я отец Мэю. Так разве я могу не заботиться о здоровье сына и запустить его болезнь? Его недуг я очень хорошо знаю. Ведь это, по сути дела, и не болезнь. У молодежи это часто бывает. И без лекарств пройдет. — И, видимо желая закончить разговор, сказал: — Давай не будем больше говорить о Мэе. Скажи лучше, в последнее время не было чего-нибудь новенького? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Хой уже похоронили. Я же говорил, что Го-гуан сделает все как следует. Он знает, что делать и как. А теперь каково? Сколько раз твоя тетка шумела из-за этого, и мне было просто неудобно перед зятем. Мне даже сейчас неловко с ним встречаться.

Цзюе-синь машинально соглашался: чувства его были уже не здесь. Цзюе-минь, потеряв всю свою выдержку, усмехнулся, будучи не в силах слушать эти разглагольствования дальше. Он поднялся и, желая поддеть дядю, сказал, с удовольствием наблюдая, как меняется лицо Чжоу Бо-тао:

— Только мне кажется, что если бы с Го-гуаном не ссорились, то гроб Хой и по сей день валялся бы в кумирне. Вы сказали, дядя, что «никто не знает сына лучше, чем отец». Так что, пожалуй, вы все-таки не лучше всех знаете Го-гуана.

Из дома Чжоу братья отправились к тете Чжан. Когда, выйдя из своих носилок, они зашли в главную гостиную, там было, как никогда, тихо. Не найдя обычно сидевшего здесь слугу Чжан-шэна, они прошли в восточный дворик.

— Ты странно держался сегодня, — обиженно обратился Цзюе-синь к брату. — Я ведь звал тебя с собой, чтобы ты помог мне, а ты все время молчал.

— А разве ты сам мало говорил? — отпарировал Цзюе-минь. — По-моему, и одного тебя было достаточно.

— Говорил-то я много, а что толку? Эх, напрасно сходили, — удрученно произнес Цзюе-синь. — По-моему, для Мэя это конец.

Прежде, чем ответить брату, Цзюе-минь позвал:

— Тетя! (Они проходили под окнами тети Чжан.) — Затем, понизив голос, чтобы не услышал кто-нибудь, сказал: — Сегодня дядя просто вывел меня из себя. Первый раз вижу такого тупицу. Взывать к его рассудку — напрасная трата энергии.

Тетка откинулась на голос Цзюе-миня из своей комнаты и, когда братья входили в небольшой зал, уже вышла им навстречу. Не успели они осведомиться о здоровье тетки и сесть, как из правой комнаты появилась Цинь — в простом голубеньком ситцевом халате, который она носила только дома, но который, тем не менее, очень шел ей. На лице ее не было заметно никаких следов перенесенной болезни — разве только она была несколько молчаливей, чем обычно, да улыбка была немного усталой.

— Я слышал, тебе нездоровилось, Цинь, и очень волновался. Но ты, пожалуйста, извини, что я не зашел к тебе: просто никак не мог выбрать время, — сердечно приветствовал девушку Цзюе-синь. — Сегодня ты неплохо выглядишь. Надеюсь, уже совсем здорова?

— Спасибо за внимание, Цзюе-синь, но, право, не стоило беспокоиться. Так, легкое недомогание. За три-четыре дня все прошло, — улыбнулась ему Цинь. И добавила, нежно глядя на Цзюе-миня: — А вот Цзюе-минь часто заходил. Говорил, что ты очень занят.

Пока они беседовали о том о сем с теткой, Ли-сао, служанка, внесла чай. Тетка наблюдала, как они пьют чай, и вдруг спросила:

— Ну, как, за эти дни госпожа Ван и Чэнь итай не искали повода для ссоры?

Цзюе-синь ответил не сразу. Подумав, он поставил чашку с чаем на стол и покачал головой.

— Нет, — негромко произнес он, — не искали. Но тетя Ван теперь даже не здоровается с мамой.

Тетка нахмурилась и ничего не сказала.

— Сегодня был инцидент, — не выдержал Цзюе-минь. — Что же ты не говоришь об этом, Цзюе-синь?

— Что такое, Цзюе-синь? — встревожилась госпожа Чжан.

— Да ничего серьезного. Просто тетя Ван сказала мне пару колкостей, — пытался отделаться несложным ответом Цзюе-синь, видя, что скрыть уже не удастся.

— Почему? Неужели ни с того, ни с сего задела тебя? — продолжала допытываться тетка.

— Из-за Цянь-эр, — кратко ответил Цзюе-синь, надеясь, что тетка прекратит расспросы.

— Ну, как Цянь-эр? Выздоровела? — осведомилась Цинь.

— Она умерла. Вчера вечером. Но никто не знает, когда точно.

— Так быстро! — вздохнула Цинь. Ее брови сдвинулись, чудесные глаза затуманились.

— А могла ли она не умереть, если тетя Ван не позвала к ней хорошего врача? — возмущенно произнес Цзюе-минь. — А когда умерла, не хотела ей гроб покупать, велела завернуть ее в циновки. Цзюе-синь не выдержал, купил гроб на свои деньги. А тетя не только деньги не вернула ему, но еще издевалась над ним, — спешил высказать Цзюе-минь все, что у него накипело на душе.

— В самом деле? — изумилась госпожа Чжан. — Да разве у нее денег нет, что она так скупа? Говорят, Кэ-ань знается с артистами, за один раз тратит больше ста юаней на подарки. Бросает деньги на ветер. Не знаю, говорит ли она ему что-нибудь. На дело — денег нет, а транжирить — так сколько угодно! Не знаю, что из этого получится! — сокрушалась госпожа Чжан.

— Вы, тетя, еще не знаете, а я только сегодня услышал, что дядя Кэ-ань снял для Чжан Би-сю где-то на стороне квартиру, — сообщил Цзюе-синь, вспомнив об этом позорном поступке.

— Неужели? Что-то не верится. От кого ты слышал? — сомневалась госпожа Чжан. Ей приходилось видеть Чжан Би-сю в театре, она знала, что он очень нравится Кэ-аню, но чтобы Кэ-ань решился на такой недостойный поступок — нет, это не укладывалось у ней в голове.

— Я слышал от Гао-чжуна, он ходил вместе с дядей Кэ-анем, — уверенно отвечал Цзюе-синь, знавший, что ему Гао-чжун лгать не будет.

Госпожа Чжан изменилась в лице; было заметно, как легкое облачко печали покрыло ее лицо. Указательным пальцем правой руки она потерла висок и нахмурилась:

— Кажется, и Кэ-дин снял помещение.

— Да, у Кэ-дина тоже певичка на содержании, по имени Ли Бай-и, живет в «Жунхуасы», — спокойно ответил Цзюе-минь, — А дядя Кэ-ань снял помещение в переулке «Чжушисян». — Он относился к этому факту не так, как тетка, и не так, как брат. Его не очень заботили действия дядей, даже развал семьи не производил на него особенного впечатления. Во многом он разбирался лучше тетки и брата.