— Тебе, пожалуй, лучше не читать этой статьи.

— Почему? Вам всем можно, а мне нельзя? Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — изумленно сказала Шу-хуа с ноткой протеста в голосе.

— Я очень беспокоюсь, уж не вступил ли брат в революционную партию. — Цзюе-синь не ответил на вопрос Шу-хуа, а высказал свои собственные мысли. — Мне кажется, он и впрямь стал революционером.

Еще год назад Шу-хуа не знала, что такое «революционеры». Теперь же она отлично понимала. Но в ее представлении революционеры были людьми необыкновенными, нереальными, недосягаемыми. Ей не верилось, что человек, которого она так хорошо знала, может стать одним из идеальных героев, о которых пишут в книгах. Поэтому она с уверенностью ответила Цзюе-синю:

— Ты говоришь, революционер? По-моему, не может быть!

— Тебе этого не понять, — удрученно начал Цзюе-синь. Но не успел он закончить, как во внутренней комнате опять зазвучала фисгармония.

— Пойду сыграю на флейте! — воскликнула Шу-хуа, увидев, что Цинь играет на фисгармонии. И, не обращая внимания на то, что Цзюе-синь хочет еще что-то сказать, убежала. Но на флейте уже играла Юнь. Шу-хуа, подойдя к Цинь, вспомнила слова Цзюе-синя и, хлопнув сестру по плечу, со смехом сказала: — Ты веришь, что Цзюе-хой революционер?

Цинь, прекратив игру, обернулась и с сомнением в голосе тихо спросила:

— Кто это сказал?

— Цзюе-синь, — сквозь смех ответила Шу-хуа.

Цинь, не отрывая глаз от клавишей, шепотом предупредила:

— Смотри никому не рассказывай.

Шу-хуа остолбенела, словно пораженная громом. Ее пронзила мысль: «Почему Цинь это сказала? Неужели брат в самом деле революционер?»

Не прекращая игры, Цинь оглянулась на Шу-хуа: та стояла не двигаясь, в глубокой задумчивости. Редко можно было видеть Шу-хуа в таком состоянии. Удивленная, Цинь спросила:

— Шу-хуа, ты споешь?

— А? Спою. — Шу-хуа словно очнулась от сна и отогнала от себя тревожившие ее мысли. Не пропела она и куплета, как почувствовала, что во рту у нее пересохло, и, взяв со стола стакан уже остывшего чаю, отпила два глотка. Вдруг она услышала приближающийся свист. Кто-то поднимался по каменным ступеням вдоль левого флигеля. — Цзюе-минь пришел! — обрадовано закричала Шу-хуа.

И действительно, через мгновение, насвистывая в такт фисгармонии и флейте, вошел Цзюе-минь.

Увидев Цзюе-синя, погруженного в чтение (в это время Цзюе-синь уже сидел), он не стал ему мешать и прошел прямо во внутреннюю комнату. Разумеется, он был встречен всеобщим ликованием. Остановившись за спиной Цинь, он продолжая насвистывать, с интересом наблюдал за ее пальцами, бегающими по клавишам.

Цинь обернулась и с легкой улыбкой вопросительно взглянула на него. Ответив ей улыбкой, он кивнул головой.

Они понимали друг друга без слов. Затем Цзюе-минь шепнул ей на ухо:

— Собрание сегодня после обеда у Чжан Хой-жу. Пойдем вместе.

Никто не расслышал его слов, даже Шу-чжэнь: их заглушили звуки фисгармонии. Но Цинь услышала и ответила кивком.

После обеда Цинь с Цзюе-минем отправились к Чжан Хой-жу. Он жил в переулке рядом с улицей, по которой Цзюе-минь ходил на занятия. Денек выдался на славу. Слегка припекало. Цинь, раскрыв зонтик, укрылась от первых лучей летнего солнца. Они шли не спеша, словно прогуливаясь, и чувствовали себя спокойно. Уже не было того напряжения, с которым они ходили на собрания несколько месяцев тому назад. Они привыкли к таким собраниям, имели некоторый опыт, поэтому в их глазах таинственность этих собраний постепенно исчезла. Они радовались им, горячо полюбили их,» но уже не смотрели на них широко открытыми глазами. Они шли к Чжан Хой-жу, как на дружескую вечеринку.

Когда они подошли к воротам особняка, хорошо знакомый привратник поднялся с бамбукового стула и поздоровался с ними. Цзюе-минь как обычно, спросил его:

— Молодые господа дома?

Привратник, почтительно наклонил голову:

— Дома. — Это был его обычный ответ, неизменно сопровождавшийся улыбкой.

Они спокойно прошли внутрь. Миновав вторые двери, они увидели Чжан Хуань-жу, стоявшего на пороге гостиной. При виде их он радостно воскликнул:

— А! Цзюе-минь, Цинь! — Он вышел навстречу им к главному зданию. В дверях гостиной показались Чжан Хой-жу и Хуан Цунь-жэнь.

Цинь и Цзюе-минь, разговаривая, вошли в гостиную вслед за Чжан Хуань-жу. Там было уже несколько товарищей: пожилой У Цзин-ши, Чэнь-чи, игравший в пьесе «Накануне» и получивший прозвище «живая Анна», рослый Хэ Жо-цзюнь, побывавший во Франции, молодой Ван-юн, студент французского колледжа. Увидев Цинь и Цзюе-миня, они подошли поздороваться.

— Мы опоздали, — извиняющимся тоном произнес Цзюе-минь, видя, что комната полна народа.

— Еще не пришли Фан Цзи-шунь и Чэн Цзянь-бин, — сказал Хуан Цунь-жэнь и добавил: — Цзи-шунь очень занят. Он, наверное, придет позднее.

— Будем его ждать? — спросил Хэ Жо-цзюнь.

— Можно и подождать, — вмешался Чжан Хой-жу. — Садитесь выпейте чаю. Кто хочет курить — табак на столе.

Цзюе-минь подал Цинь чашку чаю и сам отпил несколько глотков из своей чашки. Снаружи раздались шаги. Он понял, что пришли Фан Цзи-шунь и Чэн Цзянь-бин.

Это были действительно они. Фан Цзи-шуню в этом году исполнилось двадцать восемь. Он учился в педагогическом институте. На вид ему можно было дать значительно больше. Но мужественное лицо убеждало людей в том, что перед ними полный энергии юноша. Чэн Цзянь-бин была девушка лет двадцати, с прелестным личиком и красивыми глазами. Она училась в одной школе с Цинь, но была моложе ее на один класс. В этом году она должна была закончить школу.

— Цинь, ты уже здесь? — сердечно обратилась к ней Чэн Цзянь-бин.

— А где ты встретила Цзи-шуня? — спросила Цинь, приветливо здороваясь с Цзянь-бин.

— По счастливой случайности мы встретились на улице, — улыбнулась Цянь-бин. — К нам пришел родственник, и мне неудобно было уйти от гостя. Я очень боялась, что бабушка не отпустит меня. Потом, правда, мне удалось уйти под каким-то предлогом, но я боялась, что приду позже всех.

— Давайте открывать собрание, — звучным голосом сказал Хуан Цунь-жэнь.

— Садитесь, — пригласил Чжан Хой-жу.

— Давайте сядем все по отдельности. — Не нужно усаживаться за круглый стол, — сказал Фан Цзи-шунь и опустился на стул из кедра около окна, облокотившись на чайный столик.

Никто не возражал. Цинь и Цзянь-бин сели рядом.

Цзюе-минь устроился рядом с Цинь. Их разделял лишь чайный столик.

Председательствовал Хуан Цунь-жэнь. Формальности на собраниях не соблюдались, каждый мог свободно высказывать свою точку зрения. Говорили сидя, как во время обычной беседы.

Первым взял слово Хуан Цунь-жэнь, выступивший как секретарь организации. Он коротко доложил о работе организации за полмесяца, упомянул, сколько получено писем, сколько отправлено и разослано брошюр. Работа организации шла успешно, и общее состояние дел было хорошим. Число сочувствующих неуклонно росло, многие проявляли интерес к платформе и деятельности организации. Брошюры, выпускаемые организацией, пользовались спросом повсюду, еще больший спрос был на новые книги. Поступило много писем с просьбой расширить читальню, еще раз поставить пьесу «Накануне» или другую, подобного содержания. Среди учащихся некоторых известных учебных заведений семена, посеянные их организацией, попали на благодатную почву. Идеи справедливости и энтузиазм самопожертвования легко воспламеняли и воодушевляли молодые сердца. И хотя сейчас, в этой комнате, они представляли собой только маленькую организацию, они отнюдь не были одинокими. Там, среди широких масс, было очень много людей, готовых пожертвовать всем, что они имели, мечтающих принять участие в их работе. Чаяния этих людей совпадали с их собственными чаяниями. Эти люди тоже ненавидели несправедливость и зло, неразумный, неравноправный социальный строй, тоже стремились к счастью всего человечества.