Мы с Милой спали в гостиной, чтобы иметь возможность допоздна болтать и поздно возвращаться с прогулок домой. Мила упорно насаждала вологодские порядки в жизни своих друзей, а тут еще я приехала, вызвав бурный интерес среди местной молодежи. Сначала на меня приходили смотреть знакомые и друзья Милы и ее родителей, потом мы «вышли в свет», и там все, кому хотелось, имели возможность со мной познакомиться и пообщаться.
Сразу расскажу о двух случаях, которые меня озадачили. На кухне у Милиной мамы было нечто вроде конторки с амбарной книгой, в которую она что-то записывала каждое утро и каждый вечер. Заглянув однажды в эту книгу, я обнаружила там строку расхода под названием — «Татьяна». Как странно, что меня воспринимали статьей расхода, а не желанной гостьей! Так, впервые для меня обозначилась разница культур: русской и, хоть и славянской, но все же европейской. Русское безбрежное желание угодить гостю, все ему отдать, вступило в противоречие с европейской бережливостью, бывшей, однако, в полной гармонии с западной культурой, экономической базой которой всегда был недостаток природных ресурсов. И ничего особенного в этом не было, это был просто совершенно другой образ мышления и способ ведения хозяйства, правильный и экономный, позволяющий людям всегда знать, сколько у них денег и какие расходы они могут себе позволить. Мне бы пример взять с пани Бианки, а я, глупая, расстроилась. Правда, это было самое начало моей жизни в Чехословакии, и, если учесть все наши с Милой поездки по стране, встречи с друзьями, посещения мест отдыха, то меня принимали, можно сказать, по-королевски. В Чехословакии все копили деньги: на жилье, машины, мебель и другие серьезные покупки — копили с момента появления молодой семьи. Здесь все можно было купить, только работай и зарабатывай, поэтому и предпочтения отличались от наших. Мила и ее друзья могли заработать на квартиры и обстановку, оттого одевались очень скромно и просто — в джинсы и футболки, причем дешевые. А мы, в большинстве своем, в то время могли заработать только на еду, одежду и недорогие украшения. Кстати, и в последующих поездках за границу я всегда замечала, что мы, русские, одеты лучше и добротнее других и больше внимания уделяем своей внешности — прическам, украшениям и макияжу. Равны нам в этом разве что американки.
Второе, что сразу обратило на себя мое внимание — это почти полное отсутствие книг во всех домах, где мне довелось побывать! В доме моей подружки было две или три книги, одна из них — толстый том «Виннету, друг индейцев» на словацком языке, самый модный в Европе роман тех лет, по которому был поставлен не менее популярный фильм немецкой киностудией «Дэфа». Главную роль в нем играл югославский актер, Гойко Митич, и в него были влюблены все девочки-подростки Чехословакии. Поскольку читать больше было нечего, а привычка к ежедневному чтению сохранялась, пришлось читать на словацком языке. В окружении местных жителей это давалось легко, всегда можно было спросить, что означает то, или иное слово. Тем временем, мы с Милой гуляли по Свиту, общались с ее друзьями, прозвавшими меня за длинные волосы «манурун», русалкой. Днем мы заходили в местный Дом культуры, лишь отчасти напоминавший похожие наши сооружения. Там было сосредоточено все, что, по мнению властей, было необходимо для человека: парикмахерская, кинотеатр, кафе, где уже тогда пили Кока-колу, Фанту, Швепс и ели чудесные воздушные пирожные с настоящим кофе. Правда, стоило это очень дорого, поэтому угощались мы не часто. В этом же доме располагались большой танцевальный зал и концертный зал. В городке имелся также открытый бассейн, где можно было искупаться и позагорать. Чистейшие речки текли с гор в сторону Свита, но они были слишком мелкими, бурными и холодными для купания.
Мы с Милой побывали на концерте сверх популярного тогда певца Пола Анки, гастролировавшего по Европе. Это был первый в моей жизни живой рок-концерт, я вышла с него в прямом смысле слова оглушенная и счастливая. Несколько раз мы ходили в субботу на танцы, где меня научили танцевать модный танец «джайв». Мне очень понравилось, что там на танцы ходят люди всех возрастов и все танцуют. Для взрослых и пожилых людей играют польку, вальс, танго, а для молодых все самое модное, тогда это были твист и джайв. Вокруг танцпола стояли столики со стульями. Можно было заказать легкого вина, пива или кока-колу и, потанцевав, освежиться. Партнеры приглашали девушек не на один танец, а на несколько, затем объявлялся небольшой перерыв, и вы могли вернуться за свой столик, отдохнуть, попить и поболтать. Здорово было, что польку как национальный танец танцевали все, и старые, и молодые. Ни разу за все время моей поездки в Чехословакию, ни в Свите, ни в Праге, ни в каком-либо другом городе я не видела пьяных чехов или словаков. Лишь в Праге я лицом к лицу столкнулась с пьяными немецкими туристами, куда мы с Милой ездили на неделю перед моим возвращением домой. Чешское пиво крепче немецкого в три раза, и, выпив по бутылке, немцы пьянели, пьяные ходили по Праге и, как ни странно, распевали русские песни: «Волга, Волга мать родная» и «Подмосковные вечера», лезли знакомиться и брататься.
Милины родители постарались сделать мою жизнь у них в гостях как можно более насыщенной. Меня возили на машине в гости к бабушке в область, которая называется Словацкий рай, в самом деле, похожую на райский сад, долину. Мы жили в большом доме, окруженном цветущим садом, и ночевали в мансарде под крышей, куда забирались по приставной лестнице.
Одну неделю мы с Милой провели в молодежном лагере в Высоких Татрах. Лагерь находился в Татранском национальном парке, среди высоких гор, в покрытой лесом долине. Мы, вместе с сотнями других молодых людей, жили в палатках. Днем ходили в походы в горы, а вечером сидели у костров, пели песни, разговаривали, знакомились. Здесь завязывались дружеские отношения и любовные романы, быстротечные и продолжительные, как кому повезет. Мила оберегала меня от ухаживаний местных юношей, хотя обращались со мной очень хорошо. Во всем лагере я была единственная русская девушка, поэтому меня воспринимали как диковину. Большое уважение вызывал также мой статус студентки факультета иностранных языков и умение говорить по-английски. В один из дней большой компанией мы отправились к горе Рисы, на которую ежегодно проводилось массовое восхождение, связанное с тем, что когда-то на эту гору поднимался В. И. Ленин. Однако само восхождение было обставлено вполне по-деловому, без политики. На вершину горы можно было подняться пешком, что большинство туристов и делало, а можно было часть пути пролететь на вертолете. Где-то посередине пути стоял деревянный коттедж, где можно было передохнуть, съесть бутерброд и выпить чаю с ромом. Этот популярный напиток подавался здесь, потому, что от коттеджа вверх начиналась холодная, высокогорная часть пути. Воздух здесь был уже разреженным, время от времени вдруг начинал идти дождь со снегом, и становилось холодно. Я никогда не увлекалась спортом, разве только стрельбой из мелкокалиберной винтовки, не требующей напряжения связанного с длительными переходами и подъемом в горы. Поэтому, пройдя треть пути, я начала задыхаться, уставать и проситься назад. Милины друзья все-таки сумели заманить меня на вершину горы, при каждой передышке говоря, что осталось идти совсем немного и вон за тем поворотом уже конец пути. Теперь я горжусь, что прошла около двух тысяч метров вверх по довольно крутому склону, по камням и, под конец, в тумане и по снегу. А тогда я была готова лечь и за каким-нибудь камушком тихо умереть. При этом надо учесть, что две тысячи метров — это по прямой линии, а ведь тропинка, ведущая вверх, вьется лентой по склону, обходя опасные места и крупные камни, поэтому дорога значительно удлиняется. Весь путь, туда и обратно, занимает почти весь световой день. Когда мы достигли вершины, я поняла, что мои муки того стоили. Во все стороны от нас разворачивалась панорама горных вершин, лесов и долин с прекрасными озерами и водопадами. Отсюда мы видели самое высокое место в Карпатских горах — шпиль имени Сталина, а также Чешскую долину. Под нашими ногами пробегали облака, то, закрывая чудесный вид внизу, то, открывая его.
