В параллельных группах тоже было несколько девочек, с которыми у меня сложились дружеские отношения. Например, Валю Печеркину я знала и любила еще со школы, потому что она была добрая, душевная и красивая девушка, много читала и думала, с ней было интересно общаться. В школе же Валя пробудила во мне интерес к творчеству А. П. Чехова, мы зачитывались его рассказами, поражаясь филигранности авторского языка и точности психологических образов русских интеллигентов и мещан. Валя часто приводила меня и Риту Батову к себе в гости. Мне нравилась их прекрасная библиотека и Валина мама, всегда угощавшая нас, чем-нибудь вкусненьким. Однажды в день рождения Вали она потчевала нас домашними пельменями в прозрачном ароматном бульоне. Никогда не забуду эти великолепные пельмени, они были сделаны из трех сортов мяса, говядины, баранины и свинины, а тесто было яичное, желтого цвета. По сравнению с нашим демократичным и не очень ухоженным домом, Валин дом сиял чистотой и был изыскан во всем, от коврика у дверей, до бокалов и салфеток на столе.

В Рите Батовой, будущей Трайниной, было много такого, что мне очень нравилось в людях — внешняя привлекательность, даже скорее притягательность, умение легко общаться и искрометное чувство юмора. С большим удовольствием я вспоминаю, как мы с Ритой работали воспитателями в пионерском лагере на реке Леже, после второго курса института. Если бы не Рита, которой было чуждо всякое уныние, не знаю, как бы я пережила неудобства лагерной жизни, ужасную кормежку, состоявшую в основном из слипшихся макарон, и тучи неестественно огромных рыжих комаров.

Мы окончили институт в 1967 году. Ира Соловьева и я, единственные на английском отделении получили красные дипломы. Наша группа, в основном состояла из городских девочек, поэтому им не очень то хотелось ехать на работу в область. Многие из них еще на третьем курсе предусмотрительно вышли замуж и остались в Вологде. Летом этого же года остальные, включая и меня, разъехались по школам, в которые нас направили по распределению. Я со своим красным дипломом отправилась в далекое северное село Тарногский Городок.

В начале августа 1968 года, после окончания института брат Шура и наш общий друг Славка Попов провожали меня на работу в районный центр Вологодской области, Тарногский Городок, который располагался в трехстах сорока километрах прямо на север от Вологды. Меня распределили туда по разнарядке областного управления образования. В то время до Тарноги можно было «только самолетом долететь», да и то это был АН-2, двукрылый «кукурузник», больше похожий на летучую этажерку, чем на самолет. Мама собрала меня в дорогу быстро, выделив большой битый жизнью коричневый чемодан, приходившийся мне ровесником. Он с легкостью поместил все мои немногочисленные пожитки — юбку, свитер моей собственной вязки, любимое серое платье, купленное на втором курсе института в уцененном магазине на Старом рынке, черное зимнее пальто с коричневым цигейковым воротником, да еще зимние сапоги. Сапоги были настоящие, английские, замшевые и на каучуковой подошве! Папа привез их с обувной выставки из Ленинграда. Из всех вещей взятых с собой, самым ценным был пленочный магнитофон «Дайна» с редкими тогда записями великих «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Я везла с собой записи ностальгического альбома «Битлз» — «Оркестр клуба одиноких сердец Сержанта Пеппера», чтобы скрасить часы одиночества, как мне казалось, в забытой Богом Тарноге. Кроме этого, мама, как я ни сопротивлялась, привязала веревкой к чемодану мою детскую пуховую перинку и подушку. Мама, как всегда оказалась права: зима, прожитая в Тарноге, была самой холодной в моей жизни.

Накануне отъезда мы с Шурой пошли к Славке в гости, пили сладкое болгарское вино «Варну», пели песни и танцевали. Слава так же, как и мы с Шурой, любил и умел петь, любил танцевать, и все это у него получалось как-то особенно артистично и весело. В нем жило много талантов, он был артист, весельчак и острослов, каких поискать. Один из моих будущих друзей филологов, сам мастер красно говорить, не раз замечал, что готов слушать, как «фонтанирует» Славка, сутками. Мы с братом его очень любили и при каждой возможности встречались, чтобы послушать его байки. Подмечено, что любящие поговорить люди часто становятся почти профессионалами в этом деле, помногу раз повторяющими в своих рассказах один и тот же сюжет, с каждым повтором обрастающий новыми увлекательными и смешными подробностями. И это уже не «враки», а художественное слово!

Почему-то именно этот день помнится мне до сих пор: большая квартира Славкиных родителей в «сталинском» доме послевоенной постройки, деревянный пол без ковров, старая мебель и переливающиеся пылинки в воздухе, пронизанном солнцем из окон; младший брат Славы, тоже Шурик, делал накануне уборку. Славка рассказывает, как мать нанимала двух женщин на оклейку стен квартиры обоями, и они обещали быстренько «охлестать» всю квартиру и «охлестали» так, что пришлось самим все переклеивать. А мы слушали, смеялись и не думали о том, что завтра расстанемся на многие дни и месяцы, и жизни наши в чем — то неуловимо изменятся в отсутствие друг друга, потому что наши места займут другие люди…

Утром я улетела в Тарногу. Это было мое первое путешествие на самолете. К счастью у меня хороший вестибулярный аппарат, и, несмотря на людей, сидевших напротив меня и страдавших от воздушных ям и качки, я добралась до места без последствий.

Давно замечено, что если не ждешь от приближающегося события ничего хорошего и не желаешь его, то, как правило, все происходит гораздо лучше, чем ожидается. Мне очень не хотелось ехать в село, в незнакомое место, жить среди чужих людей, работать в сельской школе. Меня мучила неизвестность. Хотя направление я получила в среднюю школу Тарногского Городка, меня могли отправить и дальше, вглубь района, в еще более дремучие места. Обо всем этом я думала в самолете, и настроение от этого не улучшалось. Но вот прошло около часа, самолет приземлился и повернул к деревянному домику обслуживающего полеты персонала. Я спустилась по трапу со своим неуклюжим, оттягивающим руку чемоданом, и остановилась в нерешительности. День был пасмурный, и казалось, что небо сейчас упадет мне на голову и придавит к земле. К тому, что небо в селе располагается ближе к человеку, предстояло привыкнуть.

В тот момент, когда слезы готовы были брызнуть у меня из глаз, я увидела перед собой улыбающуюся высокую светловолосую девушку, которую помнила по институту, она училась параллельно со мной на филологическом факультете. «Здравствуй Таня, я за тобой, будешь пока жить у меня», сказала она и, взяв чемодан, повела меня к телеге. Вот так просто началась моя дружба с Людмилой Андреевной Поповой, в девичестве Сипиной. Все самое хорошее и доброе, что было со мной в Тарноге, связано с ней, с моей милой Люсей. За этот первый день на чужбине и последующие дни совместной работы и нежной дружбы я до сих пор ей горячо благодарна.

Лошадь неспешно довезла нас до дома Люсиных родителей, небольшой аккуратной деревенской избы, очень чистой и уютной. Люсины родители, Андрей Яковлевич и Нина Васильевна, скажу без преувеличения, приняли меня как родную дочь. Они являли собой пример заботливого и нежного отношения друг к другу и к своим детям. Люсин папа вставал по утрам раньше всех и отправлялся за грибами в лес недалеко от аэродрома. За полчаса он набирал небольшую корзинку молодых белых грибов, похожих на темно коричневые камушки, крепкие и круглые. Пока мы спали, он жарил грибы, заправляя их яйцами, и ставил самовар. Мы вставали прямо к завтраку и уплетали его за милую душу. Мама в это время уже во всю хлопотала по хозяйству дома или в огороде.

Между тем Люся показала мне Тарногу, потому что учебный год еще не наступил, и нам не надо было рано вставать и бежать в школу, не надо было готовиться к урокам.

Через много лет в буклете о Тарногском Городке я прочитала, что люди появились здесь в 13 веке прошлого тысячелетия. Тарножане — это потомки русских людей, бежавших от татарского нашествия из Ростова и Суздаля, а также вольнолюбивых новгородцев, осваивавших новые земли. А совсем недавно археологи обнаружили в тарногских лесах дохристианское святилище, что говорит о еще более древнем пребывании людей в этих местах.