— Э-э, да разве в мышцах вся твоя сила, воитель? Нет, в твоей воле она сокрыта, которой тело твоё подчиняется. У кого воля сильна — у того и тело крепко. А снадобье, хоть и горькое, а волю твою скрепило. А мышцы отощали — не беда. Поправишься — сильнее станешь.

Теперь, когда его не поили безвольного с ложечки, Марку и впрямь пришлось приложить всю силу воли, чтобы выпить чашку этого сока. Горечь была невозможной, но тошноту не вызывала, а, попадая в желудок, и впрямь придавала телу крепости.

Последующие два дня Марк не оставлял попыток выйти на деревянный настил, но спуститься вниз даже не пробовал. Силы восстанавливались очень медленно, слабость уходила неторопливо, тело так и норовило свалиться и предаться беспробудному сну. Самое большее, на что его хватило — это обойти своё жилище по настилу и убедиться, что подобные навесные шалаши здесь в изобилии. Появилась Лейна и настоятельно попросила его вернуться в жилище, причём в её голосе послышалась такая интонация, что Марк решил не спорить.

На другой день при попытке испытать надёжность навесной лесенки его застал лучник Береван. Он не отличался учтивостью и просто процедил сквозь зубы: «Вернись назад!»

В этот раз Марк не удержался от наболевшего вопроса:

— Ты приказываешь мне как пленнику или просишь как гостя?

— Приказываю… как гостю, — глухо ответил лесной стрелок.

— Странный у вас обычай обращения с гостями, — заметил Марк, но повиновался, пока хмурый страж не вернул его на место силой.

На следующий день, когда Лейна принесла ему ужин в глиняной посудине, Марк решил разузнать, в каком статусе он пребывает в лагере Лесного Воинства. По крайней мере, эта девушка была к нему более благосклонна, чем Береван.

— Постой, Лейна, побудь со мной немного, — попросил он и, когда девушка присела у его ложа, продолжил: — Скажи, Лейна, я разве в плену?.. В смысле, когда я поправлюсь, мне позволят вернуться назад в лагерь наёмников?

Лейна опустила глаза и чуть-чуть поджала губы.

— Мне не позволено отвечать на такие вопросы.

— Ладно, не отвечай.

«Твои глаза ответили мне на мой вопрос», — невесело подумал Марк.

— Тогда скажи, когда я смогу увидеть Никту?

— Она уже в нашем городке, — вновь оживилась Лейна. — Она расскажет тебе всё, что ты хочешь знать.

— Что ж, это хорошо, — не выдавая взволнованности, Марк потянулся к ужину. — Так, что тут у нас? Фасоль, хлеб, о, молоко, славно. Вы что же, коров тут держите?

— Нет, это оленье молоко.

Марк неприязненно нахмурился, вспомнив укоренённую ферму лесных оленеводов, и постарался отогнать воспоминания.

— Не разделишь со мной трапезу, Лейна?

— Я поужинаю потом, когда меня сменит Береван. Но если хочешь, я посижу с тобой.

— Да, конечно, — Марк принялся за еду. — Ты не представляешь каково это: сидеть безвылазно полтора месяца на дереве, где и расспросить некого.

— А о чём ты хотел меня расспросить?

Марк искоса глянул на неё.

«Кем бы могла быть эта девушка? Похоже, она знатного рода. По крайней мере, по её осанке не скажешь, что она простолюдинка. И ещё эта едва уловимая возвышенность в интонации…»

— О многом. О Лесном Воинстве, о солимах, о лесных чародеях… ладно, шучу. Знаю, что тебе не позволено болтать об этом. Расскажи о себе, Лейна. Кто ты, как оказалась в Лесном Воинстве? Об этом ты можешь говорить?

— Могу, — с охотой ответила девушка, устраиваясь поудобней. — Я не родилась в Спящей сельве, я пришлая.

— Я так и думал. Ты не похожа на коренную сельвейку. Дай угадаю. Ты южанка?

— Нет, я вообще не из Каллирои. Моя страна — далеко на западе, где кончаются просторы Спящей сельвы и начинаются Алые горы, а за ними — бесконечные цветущие равнины, подобные долине Анфее. Это моя Плеония — страна, раскинувшаяся на побережье Белого океана.

Марк с трудом представил себе, что где-то за горами есть иные земли. Он привык к мысли, что этот мир ограничивается Каллироей, а она, конечно же, всего лишь один из многих уголков этого мира.

— А почему ты покинула свой край?

— Пришлось бежать, — в глазах девушки появилась далёкая грусть. — Я мало что запомнила. Мне было шесть лет, когда наша семья покинула Плеонию.

— Что же вас заставило покинуть страну?

— Легионы Хадамарта высадились на нашем побережье, — Лейна опустила голову, ещё больше погрустнев. Марку показалось, что причины исхода семьи этой девушки были более глубокими, чем нашествие даймонов.

— Хадамарт не вторгается в те земли, где у него нет многочисленных союзников среди людей, — осторожно произнёс он, опасаясь, как бы не оскорбить чувства плеонейки.

— Наш народ понял это слишком поздно, — призналась девушка. — У нас в Плеонии не было королей. Страна делилась на вольные общины, независимые друг от друга. Каждый жил сам по себе, но когда в Плеонию вторгался враг, все общины давали отпор сообща. Объединяли и вдохновляли всех воины-храмовники самой большой общины — Эвельгар. В Каллирое не найдётся ни одного рыцарского ордена равного Эвельгару по могуществу и влиянию на целую страну. Это был оплот веры Плеонии. Ни Хадамарт, ни кто-либо из других теоитов не мог захватить страну, пока на страже стояли эвельгарцы.

— Что же случилось?

— Наша Плеония славилась великолепной архитектурой храмов Всевышнему. Каждая община стремилась создать на своей земле неповторимую святыню. Многие из них превосходили по размеру и красоте главный храм эвельгарцев. Однажды глава Эвельгара вдохновил всех воинов-храмовников построить самый величественный храм, подобного которому нет в мире. Постройка началась. Эвельгарцы не жалели ни золота, ни своих сил, возводя стену за стеной. Глава Эвельгара мечтал, что в этом храме будут собираться воины всех общин перед походом на общего врага. Храм должен был стать символом, объединяющим всю Плеонию на века.

Воспользовавшись тем, что все эвельгарцы были заняты строительством, даймоны Хадамарта стали нападать на прибрежные селения. По одиночке общины не могли выстоять против них. К эвельгарцам начали слать запросы о помощи, но все они были отвергнуты. Глава Эвельгара был убеждён, что Хадамарт таким образом пытается задержать строительство великого храма, и если эвельгарцы будут отвлекаться на даймонские набеги, то никогда не достроят свою святыню. «Как только великий храм будет построен, мы обретём такую мощь, что навсегда отгоним Хадамарта от наших границ!» — говорили эвельгарцы.

Постройка длилась восемь лет. Всё это время даймоны нападали на общины, а те не умели воевать без эвельгарцев. Да и объединяться без них не умели. Каждая община оказалась наедине со своим врагом. Большинство из них сдались и приняли покровительство Хадамарта — нашлись люди, которые взяли на себя роль переговорщиков и ценой свободы добились мира с Хадамартом.

— Знакомая стратегия, — произнёс Маркос. — Насколько я слышал, Хадамарт половину Каллирои захватил именно так. Дай угадаю, что было дальше: когда эвельгарцы закончили постройку своего великого храма, собираться в нём было уже некому.

Лейна с грустью кивнула.

— Как ты догадался?

— Человеческая природа не меняется. Люди везде одни и те же. Что в Плеонии, что в Каллирое, что в моём мире. «Каждый сам за себя. Что тебе до соседа? Молись, чтобы твой дом беда обошла стороной», — говорит подлая мыслишка. Это извечная человеческая глупость, благодаря которой такие как Хадамарт всегда будут властвовать. Тот, кто живёт по этому правилу, никогда не сможет толком постоять за себя. Люди твоей общины тоже приняли покровительство Хадамарта?

— Да, но не все. Многие ушли в горы, другие уплыли в Каллирою, в том числе и моя семья. Отец поначалу хотел остаться, чтобы продолжить борьбу в рядах повстанцев, но мать убедила его не бросать её с тремя детьми. Так мы очутились в Каллирое.

— А что стало с великим храмом и эвельгарцами?

— Говорят, храм пустует по сей день. Эвельгарцы без конца воюют. Впрочем, победа Сильвиры в Амархтонской битве сыграла им на руку, ослабив Хадамарта. А когда начнётся новая война за Амархтон, у них появится и шанс на победу. Ведь все свои силы Хадамарт бросит на Сильвиру…