— Если бы для утех, то только самых красивых выбрали бы, а не по возрасту, — проговорил Сурок. — Для ритуала какого-то, стало быть… Да-а, тёмное дельце. Очень тёмное.
Тут он обернулся к Марку и тихо-тихо зашептал:
— Нескладуха какая-то. Чего-то недоговаривают селюхи лесные.
— С чего ты взял?
— Ты когда-нибудь слыхал, чтобы лесные чародеи приносили в жертву людей? Я отродясь не слыхивал. Они, конечно, ещё те уроды и магия у них изуверская, но стихия их — это лес, трава, ручьи, зверьё всякое. Ритуальная человеческая кровь вообще не из их магии. Кровавая жертва для лесного чародея — это всё равно, что для серого мага вера в абсолютное добро и зло. А для чего им ещё девчонки местные? Не для утех же плотских — чародеи гнушаются иноплеменных девок. И не для работорговли — уж чем-чем, а этим они никогда не промышляли.
Марк кивал, слушая его краем уха, и не слишком задумываясь, откуда у простого наёмника такая осведомлённость о лесных чародеях.
Думал он совсем о другом. Чувство, разгоревшееся в нём ещё тогда, когда этот лохматый парень дошёл в своём рассказе до похищения девушек, яростно требовало от воли мужественного решения. Разум же, всеми силами этому требованию препятствовал: сумасшествие, безрассудство! Напрасный риск, абсолютно бесполезный!
И тут внутри вскипело новое чувство. Он призван миротворцем! И путь миротворца по-прежнему проходит через его сердце. Даже если у него до сих пор нет чёткого подтверждения, что он всё ещё миротворец.
— Их можно догнать? — коротко спросил Марк и этим тихим вопросом создал такую тишину, какой не мог добиться даже Сурок со своим свистом, криком и хлопаньем в ладоши.
— Можно! — неожиданно оживился и воспрянул лохматый парень. — Их увели вдоль по старому тракту — два дня пути до Раздорожной Таверны. Там они сегодня на ночлег должны остановиться. Если бежать весь день и всю ночь, то к утру как раз догоним.
Марк вопросительно глянул на Сурка.
— А что, попробовать можно. Хоть совести ради, — ответил тот простецки. — Вот только как с этими убогими быть? Мы же их вроде как защищать пришли.
— Клык со своими поможет частокол укрепить. Если чародеи своё получили, то вряд ли нападут.
— А с нашими-то как? Приказывать нельзя, всё-таки супротив приказа Феста идём. Он нам и так таких тумаков отвесит!
— Что-нибудь придумаем. На то мы и десятники, чтобы по обстоятельствам решения принимать, — Марк обернулся к своему отряду. — Что скажете, друзья-соратники? Приказывать не могу, и выбор остаётся за вами. Кто хочет пойти по следу лесных чародеев с солимами и отбить девушек — шаг ко мне. Кто не желает — шаг назад, останетесь с Клыком селение охранять.
— Моих это тоже касается, — громко добавил Сурок.
Воины Сурка дружно шагнули вперёд, восприняв его слова как приказ. Марковы бойцы помялись, потолкали друг друга, затем один, другой, третий потянулись к Марку. Через полминуты вызвались все, даже вечно ноющий толстяк.
— Вы что с ума посходили? — шёпотом заговорил Клык. — Убьют вас нелюди. А если и вернётесь, то Фест точно убьёт.
— Ну, ежели с нелюдью управимся, то и с нашим стариканом как-нибудь разберёмся, — заверил Сурок. — Помогай крестьянам, Клык. Как закончишь… если мы к тому времени не вернёмся, отправляйся в лагерь. Скажешь Фесту… хм, что бы такое сказать…
— Скажешь то, что видел и слышал, — отрезал Марк.
Лохматый парень уже вернулся с пятерыми такими же отчаянными юношами, вооруженный охотничьей пикой, именуемой рогатиной, кривым ножом и луком.
— Х-ха-ха, ты чего, лохматый, на зайцев собрался? — хохотнул Сурок. — Слышь, Подорлик, поубивают их. До одноглазых даже не добегут.
— Так ведь всё равно не отвяжутся. А потом, может, без драки всё обойдётся.
— Это как же? Выкуп предложишь со своей получки?
— Неважно. Главное догнать, а там увидим.
О том, что у них вообще нет шансов догнать похитителей, а вся их затея — лишь бальзам для успокоения совести, Марк говорить не стал. Сурок хитёр, сам должен понимать, что их бойцы — это не воины-следопыты и не смогут бежать день и ночь, да ещё и драться после этого.
«Да, ты всё делаешь правильно, миротворец. Побегаешь, вымучишь себя и своих людей, да и вернёшься ни с чем. Зато совесть твоя будет чиста. И ты с гордым видом сможешь сказать: „Я сделал всё, что мог!“»
От этих мыслей становилось тошно.
Отряд быстрым шагом направлялся по лесной дороге вглубь лесов Спящей сельвы. Когда отряд отошёл от Лесных Ковылей шагов на триста, прямо перед Марком вынырнул из кустов маленький, но бойкий дедок, заросший бородой.
— Не догоните, ребятки, не догоните, — хитровато щурясь, заговорил он. Ростом старик не доставал Марку и до плеча.
— Догоним. Должны догнать.
— А вот и не догоните! — дед, похоже, умел и любил настаивать на своём, как торговец травяными зельями, убеждающий покупателей, что они непременно умрут, если не купят его чудодейственные лекарства. — Хоть подковы к сапогам прибей, не догнать вам нелюдей в Раздорожной. Завтра едва ли к полудню добредёте.
— Хочешь что-то предложить, старик? Табун лошадей? — Марк уже понял, что дед вынырнул неспроста.
— Может, и могу, — дедок кивнул в тёмную чащу. — Я тропы знаю. Этих самых…
— Лесного Воинства? — сразу догадался Сурок.
Марк подался вперёд.
— Так ты и впрямь нас можешь провести короткой дорогой?
— А сколько дашь? — снова хитровато ухмыльнулся дедок. — Я за просто так никого по тропам не вожу.
Сурок двинулся с места, явно собираясь поднять его за тесёмки ветхого камзола.
— Нет, ты слыхал, Подорлик, какое отребье мы защищать должны?! Да пусть их укореняют эти нелюди, от королевства не убудет!
— Ты чего, дед? Или Лесные Ковыли не твой дом? Или девчонки эти не из твоего селения?
— Из моего, из моего, ребятки. Потому-то я и отбежал подальше, чтобы никто из соседей не видел, что я за вами иду. Доносчиков у нас и впрямь хватает. Но они-то думают, что вы по старому тракту пошли, и об этом нелюдям доложат, а вы тем временем со мной по тропам пройдёте. Так сколько дашь, десятник?
Марк секунду сохранял на лице мрачное безмолвие.
«Вот как всё обернулось, миротворец. Теперь не откупишься дешёвыми отговорками вроде „Я не успел“, „Я сделал всё, что мог“. Если старик и впрямь поможет догнать нелюдей — схватки не избежать. Ты уже знаешь, кто такие солимы и как они воюют. Готов ли ты рискнуть жизнью и вверенными тебе людьми ради незнакомых сельвеек? Или разумней будет послать этого алчного старикашку подальше и добросовестно пройтись с отрядом до Раздорожной Таверны… и, конечно же, никого не догнав, печально вздохнуть и пойти обратно…»
— А сколько положено? — не меняясь в лице, спросил Марк.
— Вообще-то, раньше проводники по десять монет за день пути брали, но то в мирное время, а нынче — вдвое дороже. Да ещё за риск, да за знания о нелюдях накинуть надобно…
— Короче, сколько?
— Тридцать монет, если всё вместе подсчитать. И деньги наперёд, иначе не пойду.
Цена была явно завышена, но Марк торговаться не стал. Молча снял с пояса мешочек, в котором носил получку, быстро отсчитал монеты и протянул хитрому старику.
— Да ты что, и впрямь этому пню гнилому свои кровные отвесишь? — вознегодовал Сурок. — Да я ему сейчас так рыло обработаю, что он не за день, за час доведёт!
— Это мы прибережём на крайний случай, — ответил Марк. — Но только так, дед: идём прямо сейчас!
— Уже-уже! — заверил тот, пряча деньги в сапог. — Вот только сбегаю, вещички возьму, без которых никак нельзя. Да и денежки надобно внучатам оставить, вдруг не вернёмся. Я мигом.
Дедок стремглав помчался назад в посёлок.
— Как же, не вернёшься ты, слизняк облезлый, — не мог успокоиться Сурок, — разве только я помогу. Слышь, Подорлик, так он же нас прямо в ловушку к нелюдям и заведёт!
— Не заведёт, — подал голос лохматый парень из Лесных Ковылей. — Он часто ваших за деньги водит. Следопытам тропы показывает. Небось уже сундучок с серебром сколотил на этом деле.
