– Они смотрят на тебя с величайшим интересом. Понимаю, это нелегко для тебя, но они как будто знакомятся с тобой заново.

– И что ж с того? – Джорджия подозревала, что подруга чего-то недоговаривает.

Лиззи поморщилась:

– Некоторые считают, что ты до сих пор должна глубоко скорбеть.

– Год спустя? Сколько же, по их мнению, должен продлиться мой траур?

– Понимаю, это звучит не очень-то убедительно, но подумай: никто из них не видел тебя в трауре. Леди Мей просто исчезла, а спустя год появилась вновь, такая же блистательная, как и прежде.

– Боже, это мне и в голову не приходило! Я просто делала все, что сочли нужным мои родители.

– И наверное, это было правильно. Просто людям нужно время, чтобы привыкнуть. А когда они увидят тебя, полную достоинства, спокойную…

– Иными словами, скучную! Мне это кажется в высшей степени несправедливым. Дикон не хотел бы видеть меня такой.

– Справедливость на хлеб не намажешь.

– И ты считаешь это правильным?

– В любом случае, дорогая, будь начеку.

Лиззи говорила совершенно серьезно, и это было еще хуже. Джорджия уже мысленно оплакивала право оставаться собой. Похоже, и это право она утратила – и лишь потому, что не родила сына!

Она понимала, что сейчас не лучшее время для подобного разговора, однако ей нужно было выговориться. Джорджия знала, что на рассвете Лиззи уедет домой. Присев у зеркала, якобы для того чтобы поправить прическу, она сказала:

– Я хочу вновь выйти замуж, Лиззи, но беспокоюсь… насчет детей. Что, если дело во мне? Любой мужчина желает иметь наследника, а второго разочарования я не перенесу.

– Причиной твоей бездетности вполне мог быть и Дикон. Вспомни леди Эймершем. Десять лет она была миссис Фарадей и ни разу не понесла, но вот вышла за Эймершема – и через год родила.

– Через семь месяцев, – уточнила Джорджия и вдруг воскликнула:

– О боже мой! Как думаешь, они заранее это спланировали?

– Что спланировали? Ты хочешь сказать, они ждали, пока она не… Джорджи!!!

– Не кричи на меня! А знаешь, это имеет смысл. Эймершем хотел наследника и, как бы безумно ни любил, не отважился бы взять в супруги бесплодную женщину.

– Нет, – твердо сказала Лиззи.

– Именно так, и вот они…

– Я имею в виду, что ты не должна так поступать. Тебе даже думать нельзя о том, чтобы лечь в постель с мужчиной до свадьбы!

Джорджия прежде о подобном и подумать не могла, однако теперь…

– Если я не забеременею, то ничего не потеряю.

– Как – ничего? А честь? А добродетель? Ты не должна…

– Перестань указывать, что я должна или не должна делать! В любом случае это скорее мой будущий муж будет испытывать меня, а вовсе не я его. Только подумай, Лиззи! Это куда лучше, чем, выйдя замуж, каждый месяц с нетерпением ждать… и каждый месяц испытывать горькое разочарование. И так месяц за месяцем…

Лиззи порывисто обняла подругу:

– Я знала, что тебя это беспокоит, милая, но и вообразить не могла насколько! Но ты не можешь, не можешь! Ну подумай сама! Если ты не зачнешь с одним мужчиной, то со сколькими тебе нужно будет согрешить и сколько времени должно пройти, пока ты сама себе не признаешься, что бесплодна?

«Какое безобразное слово: «бесплодна», – подумала Джорджия. Высвободившись из объятий подруги, она принялась тщательно расправлять юбки.

– Не знаю… но когда этот день настанет, я выйду за вдовца, уже имеющего наследника. Лорд Эвердон вполне подойдет. Он богат, и у нас во многом схожи вкусы, к тому же он еще вовсе не стар. Кажется, ему нет даже тридцати.

– Когда настанет этот день, он может не захотеть взять тебя в жены… и не только он, а вообще никто. Потому что все твои связи с мужчинами так или иначе станут достоянием гласности. Ты сделаешься чересчур скандальной особой, которую никто не возьмет замуж.

– Что ж, останусь на всю жизнь скандальной леди Мей, свободной, словно птичка божья! Хотя… – Джорджия придирчиво оглядела себя в зеркало. – А павлины вообще-то бывают свободными?

– Знаю лишь, что они глупы как пробки – в отличие от тебя, моя милая.

Лиззи была так неподдельно опечалена, что Джорджия ободряюще улыбнулась подруге:

– Нынче меня просто одолевают безумные идеи. Не терзайся, Лиззи. Я же не всерьез, не пугайся! Пойдем, нам пора спуститься к гостям. Если меня не будет чересчур долго, кое-кто может истолковать ситуацию неверно… не говоря уже о бедняжке Селлерби.

Они тихонько прокрались по лестнице и сделали вид, будто вышли из дамской комнаты. Джорджия оглядела зал, отыскивая взглядом Дрессера, но того не было видно. Она тотчас одернула себя: Бэбз вполне заслуживала доверия. В любом случае она должна танец бедному Селлерби.

А этот куда запропастился?

Стукс пригласил Лиззи на танец, и Джорджия неожиданно осталась в полном одиночестве – никто из джентльменов даже не пытался ее пригласить. Ни разу прежде такого с ней не случалось. Даже Селлерби не спешил к ней. Она увидела его – он стоял в противоположном конце зала и холодно взирал на нее. Впрочем, не один он…

С горящими щеками Джорджия устремилась к выходу, силясь выглядеть беззаботной. Но на нее явно смотрели по-новому, и взгляды эти были на удивление неприятны. Что происходит? Когда она попыталась раскланяться с леди Лангделл, дама, неуклюже заметавшись, быстро отвернулась.

– Неужели, Джорджия, мне выпало счастье застать вас свободной?

Джорджия с благодарностью взглянула на лорда Херринга:

– Да, вам повезло.

– Мир спятил, на мое счастье.

И, взяв Джорджию за руку, он увлек ее в круг танцующих. Она продолжала улыбаться непослушными губами, тщетно силясь понять, что могло случиться. Гости резко охладели к ней – по крайней мере большинство. Встретившись глазами с юным Ричмондом, Джорджия увидела, как тот занервничал.

Но почему? Неужели все оттого, что они с Лиззи надолго оставили гостей? Неужели гости решили, будто она уединилась с мужчиной?

Больше всего на свете она желала сейчас припереть кого-нибудь к стенке и вытрясти из него правду. А вместо этого пришлось улыбаться и танцевать как ни в чем не бывало. Но когда танец кончится, она потребует у кого-нибудь объяснений.

Но, возможно, ей все это лишь почудилось, потому что Селлерби направлялся прямо к ней. Джорджия с улыбкой протянула ему руку:

– Этот танец я должна была танцевать с вами, Селлерби, однако не смогла вас найти. Следующий будет ваш.

– Ваш долг сильно вырос, Джорджия. Я требую подарить мне танец перед ужином.

Выбор партнера для этого танца всегда почитался многозначительным, и Джорджия вспомнила предостережения Лиззи.

– Искренне сожалею, Селлерби, но этот танец уже обещан другому.

Улыбка исчезла с лица Селлерби:

– Вам следовало приберечь его для меня.

Он говорил намеренно громко – так, чтобы все слышали, черт бы его побрал!

Ей не пришлось даже изображать изумление.

– Но с чего вдруг?

– Вы знаете причину. Моя дорогая Джорджи, ведь мы…

– Мы – что, милорд?

– Разумеется, пока это лишь наше частное дело, однако…

– Ваши частные дела не имеют ко мне ровным счетом никакого отношения, сэр! – Ошибкой было говорить настолько резко, надобно подсластить пилюлю: – Пойдемте же, танец вот-вот начнется.

Селлерби холодно поклонился:

– Сожалею, но этот танец я обещал другой.

Он бросил ей в лицо ее же собственные слова!

Джорджия мило улыбнулась и присела в реверансе:

– Увы, сэр. Возможно, позже.

Ей удалось отойти от него, сохранив видимость спокойствия, но внутри у нее все кипело. Он устроил сцену на пустом месте – вероятно, именно его ложь и стала причиной косых взглядов. И в глазах света она теперь, возможно, не только гнусная прелюбодейка, но и бессердечная кокетка.

К Джорджии подошла Уинни и прошептала:

– Ну почему вокруг тебя вечные скандалы?

Джорджия с треском раскрыла веер:

– Тут всецело вина лорда Селлерби.

– Но если ты играешь с мужчиной, словно кошка с мышкой…