– Очень похоже, так оно и есть.

– Что вы имеете в виду? – Джорджия в изумлении уставилась на него.

– Сегодня мне пришла в голову одна мысль. Я тотчас написал об этом вашему брату, однако ответа пока не получил. Я полагаю, что Селлерби убил Ванса.

– Что? Нет-нет, ведь Ванс куда сильнее Селлерби и фехтует лучше. Это невозможно.

– А шпага тут вовсе ни при чем. Селлерби его отравил.

И Джорджия выслушала причудливую историю, совершенно в духе мистического романа «Замок Отранто» мистера Уолпола. Она прижала ладонь ко лбу.

– Это какой-то горячечный бред.

– Просто вы угодили в паутину зла, – спокойно произнес Дрессер. – Но мы не дадим случиться самому худшему. Я буду рядом. А вам надлежит быть весьма осторожной: не есть и не пить ничего подозрительного.

– Подозрительного? Думаете, Селлерби попытается меня отравить? Но он же мечтает на мне жениться…

– Похоже, он совершенно обезумел. Разумеется, это вряд ли случится, но лучше вам быть начеку. По крайней мере, если неведомый друг пришлет вам в подарок конфеты или еще какое-нибудь лакомство, не вздумайте его отведать.

– Боже праведный! Я слышала, как отравили целую семью, посыпав тушеное мясо вместо соли крысиным ядом!

– Спокойно, спокойно. Торримонд предупрежден, и что бы из пищи или питья ни прислали сюда, это попадет прежде всего в его или мои руки.

– Но все это… словно какая-то плохая пьеса!

– Увы, зло совершенно реально. Селлерби заплатил за смерть одного человека и отравил другого. Возможно, он сам убил своего камердинера.

– Убил Джессопа?

– Слишком уж логичной представляется его смерть: слуга чересчур много знал.

– Но тогда Селлерби был расстроен, искренне печалился.

– Возможно, потому, что вынужден был замарать руки. Или просто из-за того, что потерял отменного камердинера, – он сам об этом говорил.

Джорджия присела на деревянную скамеечку – у нее вдруг закружилась голова.

– Как же остановить его, пока он не причинил вред кому-нибудь еще? Дрессер! Наша с вами выдуманная помолвка… ведь его следующей жертвой можете стать именно вы!

– Тогда я тем более останусь здесь, под вашей надежной защитой.

Он явно пытался шутить, но Джорджии было не до шуток: она похолодела от ужаса. Вскочив, она схватила его за руку:

– Помните нападение на вас ночью? Ведь это, возможно, тоже дело рук Селлерби?

– О чем вы?

– После вечера у Мирабел! Вы же говорили, что следовали за мальчишкой-факельщиком. Селлерби заплатил злодеям, чтобы они устранили вас.

– Господи… Конечно, он прослышал про наше обручение, а потом я подтвердил эти слухи. Мне самому тогдашнее нападение показалось странным, потому что злодеи тогда пытались именно убить меня, а не ограбить.

Джорджия отпрянула от него.

– Ну вот видите? Той ночью вы могли погибнуть – и все это из-за меня! Держитесь от меня подальше, Дрессер! Возвращайтесь поскорее к себе в Девон, живите спокойно. И забудьте обо мне навсегда.

И она устремилась в сторону дома.

Дрессер глядел ей вслед в полном отчаянии. Если бы он сам дал себе труд подумать о том самом нападении, то нашел бы для нее сейчас хоть какое-нибудь успокаивающее объяснение.

Он последовал за ней к дому, размышляя о том, как преодолеть это новое препятствие. К тому же надо было срочно написать Перриману. Тот, конечно, не попадется в столь примитивную ловушку, но лучше ему быть настороже.

По крайней мере он успел предупредить Джорджию насчет яда. О возможном похищении он не упомянул, но именно таков может быть следующий маневр Селлерби.

Но на полпути он передумал и направился прямо к конюшням, где в небольшом домике разместили слуг Перримана.

– Вы должны по очереди обходить дом вокруг на случай появления любого незнакомца. Днем и ночью.

– Как скажете, сэр, – не выказав и тени изумления, ответил слуга.

Дрессер жалел, что не в его силах было явиться сюда с армией, которая окружила бы дом плотным кольцом… Хотя это было бы, пожалуй, чересчур. Селлерби сейчас в Лондоне и наверняка уже знает, что его подозревают в фальсификации. Но необдуманно действовать он не станет – пусть это безумец, но хитрый и хладнокровный.

Через некоторое время нужно будет снова поговорить с Джорджией – им многое нужно обсудить, к тому же надо во что бы то ни стало заставить ее образумиться.

Он снова написал письмо Перриману и отослал с грумом. Дрессер не в силах был оставаться под одной крышей с Джорджией, зная, как она страдает, и ничего не предпринимая. Видимо, следует принять приглашение Торримонда прогуляться по окрестностям – это будет полезно ему во многих смыслах. Ведь с Джорджией или без нее ему предстоит вернуться в Дрессер-Мэнор, чтобы исполнять свой долг.

Джорджия свернулась калачиком на постели и накрылась покрывалом – ей хотелось остаться в одиночестве, – однако Лиззи отыскала ее и заставила рассказать обо всем.

– Печально, – согласилась подруга, – но это всего лишь очередные доказательства виновности Селлерби. Когда его припрут к стенке, все это понадобится суду.

– Но Дрессер мог умереть!

– Однако он жив и здоров. Наверняка он не раз смотрел в глаза смерти и все же уцелел – так что он просто счастливчик.

– Однако встреча со мной не принесла ему счастья.

Лиззи многозначительно взглянула на подругу. Джорджия горестно вздохнула.

– Хорошо. Я не смогла уберечь его от чувства ко мне, но не могу же я вечно скрываться?

– Пока ты вполне можешь наслаждаться прелестным летним погожим деньком. Пойдем со мной в детскую, а потом поможешь мне с домашними делами. Ничто не успокаивает так, как работа.

Лиззи нельзя было отказать, и к обеду Джорджии пришлось признать, что на душе у нее полегчало.

Она была в Брукхейвене лишь однажды – они с Диконом приезжали погостить на Рождество. Здесь было восхитительно, но тогда дом заполнила родня и друзья, то и дело затевались разнообразные развлечения. Парк и окрестности выглядели тогда грязно-серыми – зима выдалась бесснежная.

На этот раз все оказалось иначе. Вокруг все цвело и благоухало, и в доме царила тишина. Старый крепкий дом и прочная надежная мебель давали ощущение покоя и гармонии, а запах ароматных трав, доносившийся из кухни, успокаивал.

В принадлежавших ей прежде домах Джорджия ценила все новое и элегантное, а интерьеры Эрне были выдержаны в духе итальянской моды тридцатилетней давности. Брукхейвен же просто-напросто был хорошо обжитым домом, о котором заботилось несколько поколений подряд, – здесь все дышало комфортом.

Она вдруг поняла, что вот такой деревенской жизнью, возможно, и она смогла бы жить – и что, вероятно, такая жизнь возможна и в Дрессер-Мэноре. Сможет ли она этой жизнью вполне удовольствоваться? Ведь придется жить так год за годом. Но последние фатальные для нее события в высшем свете оставили крайне неприятные воспоминания. Разумеется, она будет скучать, но, возможно, с радостью заживет подобно Лиззи.

Когда они шли из детской в столовую, Лиззи лукаво спросила:

– Ну как, дорогая, тебе уже лучше?

– Лучше. Но я все равно чувствую себя виноватой. На душе гадко – и не в последнюю очередь потому, что я это заслужила. Не уверена, что имею право на покой.

– А кому станет легче от твоих беспросветных страданий?

– В Библии сказано, что грешникам надлежит расплачиваться за свои прегрешения. Виновные обязаны страдать.

– Но ты ничем не согрешила.

– Я совершенно уверена в обратном. И даже не могу в полной мере расплатиться за свой грех, жалкое я создание!

– Просто ты практична. Да-да, блистательная леди Мей еще и весьма практичная особа. Именно поэтому мы с тобой подруги.

– И я от души благодарю тебя за это. – Джорджия остановилась между лестничными маршами. – Лиззи, мне нужно кое о чем рассказать тебе. Даже если после этого ты станешь меня презирать.

– Полно, ты не можешь совершить ничего отвратительного.