Ей всего двадцать лет, напомнил себе Дрессер, – впрочем, и она сама с успехом всем об этом напомнила.

И перед его глазами возникло вдруг видение: Джорджия в Дрессер, она играет и поет для него одного. Или для нескольких ближайших соседей. Или… для их будущих детей.

Нет, это невозможно, но оставить надежду для него было столь же немыслимо.

Его подозрения в адрес Селлерби казались все более дикими, но по пути домой он все же решил поделиться ими с Джорджией – ведь ее непременно следовало предупредить. Однако она лишь пожелала ему с улыбкой спокойной ночи и поднялась наверх, придерживая мать под руку.

И тотчас хозяин дома пригласил его на рюмку бренди. Дрессер втайне опасался, что разговор пойдет о помолвке, однако лорд Эрнескрофт лишь хмыкнул: «Сдается, вы с невестой поладили!» – и тотчас заговорил о лошадях. Дрессер ускользнул, как только представился удобный случай, и поднялся наверх. День прошел не самым лучшим образом. Он замешкался перед дверью в одну из комнат. Это была дверь опочивальни Джорджии, и на какой-то миг воображение нарисовало ему сладкое видение.

Может быть, она еще не легла, а сидит за туалетным столиком и горничная расчесывает ее роскошные кудри?

Или она уже в постели и, завернувшись в одеяло, безмятежно спит? Похоже, она и его впечатлила своей сегодняшней игрой в невинность, но против нежности и невинности он ничего не имел.

В доме было тихо. В коридоре ни души.

Он свободно может войти к ней, и у него есть даже своего рода уважительная причина.

Интересно, она закричит?

Нет, она слишком хорошо представляет последствия подобных воплей. Она будет в гневе, и с полным на то правом, и все равно Дрессеру потребовалось немалое мужество, чтобы удержаться.

Войдя к себе, Дрессер на мгновение лишился дара речи.

Джорджия Мейберри сидела в его опочивальне в кресле, лицом к двери, и явно поджидала его.

Тело ее было еще более тщательно прикрыто, чем на приеме у леди Дженнет, и все же ночная сорочка с высоким воротом, а поверх нее бледно-зеленый халат создавали волнующее впечатление.

Дрессер закрыл за собой дверь.

– Джорджия?

– Выкиньте из головы глупости, Дрессер. Вы говорили, что хотели что-то мне сказать.

– И вы полагаете, это подходящий момент?

– Да вы гневаетесь? Что ж, тогда я уйду. – Нахмурившись, она поднялась. – Поверьте, я не имела в виду ничего… такого. Прошу удержаться от ошибочных умозаключений.

– Это я вам обещаю.

Дрессер мучительно пытался подобрать нужные слова, что было весьма затруднительно – легчайший аромат ее духов не давал собраться с мыслями. И хотя присутствие ее было пыткой, он решительно не желал, чтобы она уходила.

– Прошу вас, сядьте! Мне на самом деле нужно сообщить вам нечто важное.

Джорджия послушно села, но выглядела настороженно. И очень, очень невинно.

И все же, думал Дрессер, сейчас так легко позабыть, что леди Мей совсем молода и что единственный ее жизненный опыт – это краткий брак… Она соблазнительна настолько, что он теряет разум!

– Про Селлерби? – уточнила она.

– Да. Он приходил к вам нынче утром.

– Меня об этом уведомили.

– Я уже собирался уходить, и Селлерби вызвался меня проводить. Он не принял близко к сердцу ваши слова и продолжает надеяться. И находит нашу предполагаемую помолвку полной дикостью.

– Имеет на то веские причины, – согласилась Джорджия с невинным видом.

– Он утверждает, что ваш отказ ему – часть игры, той самой игры, в которую вы вот уже много лет с ним играете.

– О черт… Он невыносим!

– С этим соглашусь, но разве вы не поощряли его?

– Только не в этом! Прежде, когда Дикон был еще жив, Селлерби твердо знал, что любой флирт между нами – всего-навсего игра. Он мог как угодно пылко выражать свои чувства, а я его за это бранила. Он мог дарить мне дорогие подарки, а я отказывалась от них. Тогда он дарил мне какую-нибудь безделицу, и я ее принимала. Да, это была игра, но при чем здесь женитьба? Я была предана мужу, и Селлерби прекрасно об этом знал. Я пыталась найти ему невесту множество раз, но он не почтил вниманием ни одну из них.

– Потому что был влюблен в вас.

– Но я была несвободна.

– Любовь и здравый смысл вещи несовместимые.

Джорджия пожала плечами, и Дрессер невольно подумал: да любила ли она когда-нибудь? Да, она была предана своему супругу, но вот любила ли его?..

– А после гибели вашего мужа игра продолжилась?

– Разумеется, нет. Как вы могли вообразить подобное?!

– Прошу меня простить. Просто я не до конца понимаю. Отчего он появился в Эрне, пылая чувствами, после целого года разлуки?

– Смею вас уверить: это и вправду был целый год разлуки, – сказала Джорджия. – Но в последние месяцы мы состояли в переписке. Он пытался писать мне с самого начала, но я решительно отказала. Я не принимала писем ни от кого из джентльменов. Тем не менее в декабре произошла та самая история с моей свекровью, и мне стало известно, что Селлерби отчаянно пытался заставить ее опомниться. Я написала ему благодарственное письмо, и постепенно мы начали переписываться. Признаюсь, мне радостно было узнавать городские новости. Однако, уверяю, в моих письмах не было ровным счетом ничего, что могло бы внушить ему ложные надежды.

– Видимо, он иного мнения.

Джорджия всплеснула руками:

– Сделаю все, что в моих силах, чтобы всячески избегать его общества, а если мы встретимся, постараюсь прояснить ситуацию раз и навсегда. Благодарю, что предупредили. – И она вновь встала.

Дрессер спросил:

– А почему вы не думаете о том, чтобы выйти за него? Ведь Селлерби богат, носит графский титул, разделяет ваши интересы.

Джорджия сурово сдвинула брови:

– Не знаю. Он мне приятен, или же я просто к нему привыкла, но я ровным счетом никаких чувств к нему не питаю! Я отношусь к нему так же, как к своим братьям.

– Однако и обо мне вы говорили то же самое, – напомнил Дрессер.

Джорджия вспыхнула:

– Вы и должны быть для меня как брат.

И она направилась к дверям, но Дрессер первым открыл их и выглянул в коридор.

– Никого.

Джорджия, стоя у него за спиной, замешкалась. Дрессеру с трудом удалось скрыть улыбку.

Она может сколько угодно рассуждать о братских чувствах, однако леди Мей хотела поцелуя. Она не признается в этом, возможно, даже самой себе, но главным образом именно это желание и привело Джорджию к нему в комнату.

– Доброй ночи, – поклонился Дрессер.

Она недовольно нахмурилась, однако, опомнившись, поспешила к себе в комнату.

И только тут Дрессер осознал: ее внезапное явление настолько одурманило его, что он так и не поведал ей о своих подозрениях.

Войдя к себе в спальню, Джорджия в изнеможении прислонилась к стене – сердце бешено стучало, ноги подкашивались. Почему, ну почему он ее не поцеловал? До сего момента она даже не представляла, насколько ей хотелось вновь изведать сладость его поцелуя.

Впрочем, он повел себя вполне достойно – особенно учитывая то, насколько ясно она дала понять, что им никогда не быть вместе.

Подумать только – он ей как брат! Никогда она не чувствовала такой близости, такого родства даже с самым своим любимым братом! Однако это ничего не меняло: ей не стоило так вот вламываться в его комнату.

Джорджия сбросила халат и забралась под одеяло, но, задув свечу, вновь мыслями вернулась к тому самому неслучившемуся поцелую и с трудом сдержала рыдание. Кажется, весь мир сговорился сделать ее несчастной!

Она дурно спала ночь и проснулась с тяжелой головой.

– Лучше вам остаться нынче дома, миледи, – сказала Джейн. – И вовсе не нужно все время надзирать за работой Мэри.

– Но в костюм надо постоянно вносить изменения!

– Тогда поезжайте к Мэри попозже, а с утра отдохните.

Джорджия лениво позавтракала, но понимала, что усидеть дома ей будет нелегко. И тут она поняла, чего хочет.