Нельзя не сказать и о сходстве романа Асуэлы и последовавших за ним произведений о мексиканской революции с романами советских писателей о гражданской войне, прежде всего с литературой, запечатлевшей мятежную крестьянскую стихию. Когда-то Леонид Леонов, вспоминая прошлое, писал: «Нас привлекала тогда необычность материала, юношеское наше воображение поражали и пленяли грозные, иногда бесформенные, но всегда величественные нагромождения извергнутой лавы и могучее клубление сил».

Асуэла тоже был захвачен «могучим клублением сил» своей революции. Проникнутый эпическим духом, его роман остался непревзойденным в мексиканской литературе памятником общенародной героической драмы.

В те самые годы, когда в Мексике занималось пламя крестьянской революции, в другой крупнейшей стране Латинской Америки — Венесуэле — начиналась эпоха господства свирепого и коварного тирана Висенте Гомеса. По иронии судьбы родина первого вождя антииспанской освободительной революции Симона Боливара оказалась и родиной самых изуверских диктаторских режимов. Более четверти века — с 1909 по 1936 год — Венесуэлой правил Гомес, прозванный «Андским Тигром». Именно в этот период созрел талант крупнейшего венесуэльского писателя — Ромуло Гальегоса (1884—1969). В литературе Венесуэлы не было до него романиста, который бы с таким мастерством раскрыл все своеобразие венесуэльской жизни.

Родина Гальегоса — земля Венесуэлы — простирается от покрытых снегом Андских хребтов до влажных низин Атлантического побережья. Причудлив ландшафт страны: территорию Венесуэлы занимают непроходимые чащи и необозримые степи; в ее недрах таятся ценнейшие богатства — драгоценные металлы, нефть. Несколько веков, с момента испанского завоевания, продолжался процесс смешения трех расовых потоков: коренных обитателей Америки — индейцев, европейских колонизаторов и вывезенных из Африки негров. Здесь возник особый уклад жизни, с собственными религиозными представлениями и богатейшим фольклором. Исследовать и художественно воссоздать во всем разнообразии жизнь своего народа — такова была цель, которую Гальегос поставил перед собой с самых первых шагов литературной деятельности. Творчество было для него и призванием и долгом.

В стремлении представить в некоем синтезе своеобразие географической, этнографической, социально-исторической действительности своей страны Гальегос принял и развил уже существовавшую до него художественно-философскую концепцию, в основе которой лежала извечная борьба двух противоборствующих начал — «варварства» и «цивилизации». Каждое из этих понятий включало в себя определенный ряд факторов. Варварство — это враждебная, не покоренная человеком природа, феодальная отсталость, невежество, политический произвол. Цивилизация же — это материальный прогресс, созидательная деятельность, справедливость, демократия. На одном полюсе — все то, от чего страдала Венесуэла; на другом — все то, что, по мысли писателя, должно било принести ей освобождение и процветание. Антиномия «варварство— цивилизация» была продиктована Гальегосу его ненавистью к тирании, которая душила его родину. Контуры этой концепции обозначились уже в ранних произведениях Гальегоса, но только в романе «Донья Барбара» (1929) она получила наиболее полное и цельное воплощение. Здесь впервые Гальегос представил панораму венесуэльской жизни во всем ее многообразии.

События романа развертываются в степном штате Апуре, в царстве бескрайних льяносов. Вся власть здесь — в руках доньи Барбары, своенравной жестокой помещицы, обогатившейся путем захвата чужих земель. Сорокалетняя красивая женщина, не знающая преград своей деспотической воле, она, по мнению жителей Апуре, обладает к тому же таинственной колдовской силой. Для Гальегоса эта «погубительница мужчин» становится вместе с тем и живым олицетворением всех варварских сил Венесуэлы — неукрощенной природы и ее вековой тирании.

Идея романа возникла у писателя после его поездки в льяносы в 1927 году. Совершив путешествие во внутренние области страны, он впервые испытал глубокое потрясение перед могучей степной стихией. Она предстала писателю во всей своей первозданной суровой красоте.

Таков был первый толчок к созданию романа. Однако план романа в целом сложился у Гальегоса лишь после того, как он узнал о судьбе некоей доньи Панчи — алчной помещицы, от произвола которой страдала вся округа. «Теперь, найдя образ этой женщины — символ свирепой природы, я уже имел роман. К тому же она была и символом всего того, что происходило в политической жизни Венесуэлы». Эти слова писателя — ключ к пониманию образной структуры «Доньи Барбары». По этим законам Гальегос строил л другие свои романы, в частности, переведенные на русский язык «Кантакларо» и «Канайму».

Действие романа «Донья Барбара» развертывается с приездом в льяносы молодого помещика Сантоса Лусардо. С первых же минут его пребывания здесь обнаруживается, что всесильная хозяйка поместья Эль Миедо донья Барбара и новый хозяин поместья Альтамира — две противоположности. Честный, просвещенный, деятельный Лусардо полон желания преобразовать косный, отсталый уклад жизни в льяносах, навсегда покончить с беззаконием и произволом, издавна укоренившимися на огромных безлюдных степных просторах.

Отсюда и неизбежность конфликта Лусардо с доньей Барбарой, властно отстаивающей те принципы жизни, против которых начинает войну Сантос. Перед Сантосом — опытный, коварный враг; донья Барбара любыми средствами хочет устранить неугодного ей реформатора. В этой борьбе на стороне доньи Барбары выступает могучий союзник — злые силы природы. Варварство природной стихии как бы заключает союз с варварскими законами общества.

Донья Барбара и Сантос олицетворяют собой две антагонистические силы истории. Но их борьба носит не только общественный характер. Писатель рисует столкновение двух вполне конкретных, живых людей. Донья Барбара добивается поражения своего противника не только на ниве хозяйственной деятельности, не только в судебных тяжбах. «Погубительница мужчин», жаждавшая увидеть в Сантосе очередную жертву своих, казавшихся ей неотразимыми женских чар, постепенно сама начинает ощущать смутное влечение к этому человеку. Именно психологическая достоверность в изображении главных героев и придает жизненность конфликту двух общественных тенденций— варварства и цивилизации, которые воплощают донья Барбара и Сантос Лусардо.

В борьбу двух героев, разворачивающуюся с нарастающим ожесточением, постепенно включаются и все остальные персонажи. На стороне доньи Барбары — ее прихлебатели и прислужники; с ней заодно и рыжеволосый янки — мистер Дэнджер. Ловкий авантюрист, обосновавшийся в этих глухих местах, всегда поддерживал «хозяйку Апуре». Этот эпизодический образ не случаен. В ту пору Венесуэлу уже успели наводнить предприимчивые северо-американские капиталисты, и явление, становившееся типичным в жизни страны, нашло отражение в романе Гальегоса.

На стороне же Сантоса — его верные пеоны, мужественные и честные жители степи — льянеро, носители народной нравственности. В решающий момент Сантосу помогает и девушка Марисела, образ которой имеет для писателя особое значение.

Дочери доньи Барбары, изгнанной матерью из дома и жившей вместе со своим опустившимся отцом в лесной хижине, поначалу, кажется, чужды элементарные человеческие чувства. Но после того как Сантос вырывает Мариселу из тьмы дикости и нищеты, в душе этой девушки начинают пробуждаться доброта и благородство; наступает момент, когда Марисела, в свою очередь, спасает Сантоса, помогая ему побороть просыпающиеся и в нем злобные чувства. История духовного пробуждения дикарки Мариселы предстает как некий опыт формирования человеческой личности, которую писатель стремился нарисовать в ее диалектической противоречивости. Таким образом, антитеза «варварство — цивилизация» распространялась им и на внутренний мир героев.

Для Гальегоса было чрезвычайно важно показать столкновение полярных начал в душе одного человека — добро, справедливость, честь борются против зла, насилия, обмана. Поэтому даже Сантоса автор рисует отнюдь не идеальным, незапятнанным героем. Не раз он совершает жестокие поступки, не раз ощущает в себе приступ атавистических варварских инстинктов — мстительности, воинственности. Фраза Сантоса — «убить кентавра, который живет внутри всех нас, льянеро»,—становится своеобразной формулой нравственного воспитания героя.