Одно-единственное прикосновение – и он пропал. Он застонал, когда к нему прижались ее мягкие бедра. Она пахла лавандой и розами. Этот запах дурманил, кружил ему голову.

Черт возьми, как же он ее желал! Прямо здесь и сейчас, на этом мешке с сушеными травами. Как он хотел, чтобы в ее глазах вспыхнула страсть, чтобы она шептала его имя!

Но Люк изо всех сил сопротивлялся этому влечению. Он редко шел на поводу у страстей.

«Но ведь это просто глупо – пренебречь такой редкой женщиной», – шептал его внутренний голос.

– Ты пойдешь со мной. – Он сказал это резче, чем ему хотелось. – Собирай вещи.

– Нет. Никогда. Это наша земля, наша лаванда. Мы не уйдем отсюда.

Люк грубо выругался.

– Тебе придется уйти, Солнышко. Я не смогу тебя защитить, если ты останешься здесь.

– Ну и ладно. Я что-то не припомню, чтобы я просила меня оберегать. – С этими словами Силвер попыталась вырваться. Ее грудь случайно коснулась его груди. От этого прикосновения кровь закипела у него в жилах. Люк уже с трудом держал себя в руках.

Нужно постараться на нее разозлиться. Если ему это удастся, то, может, сила его желания ослабнет. Не обращая внимания на боль в плече, он схватил ее на руки.

– Я отнесу тебя наверх. Ты разденешься и ляжешь в постель. А утром уйдешь из этого места. Поняла?

– Нет. – На этот раз в ее глазах блестели слезы. – Эта ферма – все, что у меня есть. Все, что у нас есть. Разве ты не понимаешь: мы не можем уйти отсюда. А если ты меня унесешь наверх, я снова сюда спущусь. И так каждый раз, сколько бы ты меня ни уносил.

– Черт побери, да что ты собираешься делать?

Она перевела дыхание.

– Я просто хочу остаться здесь, вот и все. – Она кивнула на крыльцо домика. С этого крыльца открывался отличный вид на аллею. – Буду сидеть и смотреть – вдруг они вернутся? Я ведь тоже хочу помочь.

«Да, в эту женщину словно бес вселился», – подумал Люк. Глаза у нее опухли от недосыпания, по всему было видно, что она на краю нервного срыва, но тем не менее Силвер упорно стояла на своем. Наверное, она и правда снова спустится вниз, если он отнесет ее в спальню. Все, чего он добьется, совершив столь героическое усилие, – это боль в руке да ее брань.

Да, эта женщина – сущее исчадие ада.

– Ладно. – Это произнесенное им же самим слово удивило Люка не меньше, чем Силвер. Он тотчас же пожалел о сорвавшемся ненароком с его губ согласии. Он не может оставить Силвер ночью одну на крыльце. Значит, придется сидеть вместе с ней, а это еще на одну ночь откладывает его план отмщения.

Но, заглянув в ее сонные золотисто-зеленые глаза, Люк решил, что это не такая уж и большая жертва.

– Наверное, это будет для вас сущим мучением, – тихонько прошептала Силвер, приникнув лицом к его груди.

«Мучением»? Когда он смотрел на Силвер Сен-Клер, на ум ему приходили совсем другие слова.

– Да, частенько ты бываешь упряма и способна кого угодно вывести из себя. – Люк едва заметно улыбнулся. «И еще ты чертовски привлекательна», – хотелось добавить ему. – Но назвать тебя сущим мучением было бы несправедливо.

– Правда? Приятно слышать. Джессика – это была моя старшая сестра – всегда говорила, что я крест, который должны нести наши бедные мама и папа. Она считала, что я сведу их в могилу. Что ж... Может, она была и права.

Люк разозлился на столь несправедливую старшую сестру, но решил, что сейчас не время расспрашивать Силвер о ее родственниках.

– Ну, сейчас, похоже, я держу этот крест на руках и не жалуюсь.

– Это потому, что вы страшно сильный. – Она склонила голову ему на грудь. – Интересно, все разбойники такие крепкие?

– Я бы не сказал, что все...

Все равно она никогда этого не узнает, подумал Люк. Он не подпустит к ней близко никакого другого разбойника.

– Но я, наверное, тяжелая. У вас же ранена рука! Вы не должны...

– Тихо, чертовка.

– Господи, как только мне не стыдно! – Она нежно прикоснулась к его маске и погладила маленький шрамик у него на губе. – Как же мне хочется, чтобы на вас не было этой дурацкой маски!

– Поверьте, Солнышко, мне хочется того же самого. – Но голос Люка прозвучал жестко.

Силвер вздохнула и снова прижалась к нему головой. В груди Люка все запело.

– Вы же понимаете, почему я так держусь за Лэвиндер-Клоуз? Ведь в дальнейшем он будет принадлежать Брэму, да и для Тинкера это единственный дом. А у меня с ним связаны бесценные воспоминания. Все, что мне оставили родители. Потому-то я и должна здесь остаться.

– Понимаю. Но все-таки мне это не нравится, – мрачно ответил он.

Он отнес ее на крыльцо. Потом начал убеждать ее, что нужно уйти со своего поста на рассвете и вся эта затея безумие.

Когда он взглянул на нее, то увидел, что она уже спит.

Тень от ее каштановых ресниц падала ей на щеки. Даже во сне она сжимала его руку.

«Ох уж эти женщины!» – подумал он, усмехнулся и присел на пол, по-прежнему держа ее на руках.

Они сидели на крыльце. Как она и хотела.

Бледный лунный диск висел над темными контурами деревьев, когда из домика вышел Тинкер, протирая заспанные глаза. Увидев Люка, он покачал головой:

– Ах, молодость, молодость... Она не просыпалась?

– Нет, она спит сном праведника, хотя, думаю, ребро ноет у нее сильнее, чем она призналась. Во сне она потирала его рукой. Я обработал ей ссадину на лбу. – Люк указал на валявшийся рядом обрывок бинта. – Но возможно, у нее еще есть раны.

– А как насчет ваших ран?

– Это не раны, а царапины. – По тону Люка было понятно, что он хочет сменить тему.

– Их, наверное, нужно перевязать.

– Позже.

Тинкер, привыкший к обществу двух упрямых отпрысков Сен-Клеров, а еще ранее мирившийся с чудачествами их отца, лишь фыркнул и пошел разыскивать медицинские бальзамы и бинты.

Когда он вернулся со всем необходимым для обработки ран, Люк проворчал:

– Не стоит, уверяю вас. Я скоро уйду. С рассветом здесь будет не так опасно. – Он едва заметно улыбнулся. – А вот мне не помешает отправиться в надежное укрытие.

Нахмурившись, Тинкер посмотрел на этого высокого человека, одетого в черное. Что бы он тут ни плел, Тинкер от своего не отступится.

– Какая рука у вас ранена?

Люк невольно усмехнулся:

– Да вы, похоже, упрямы как баран.

– Да, мне не раз это говорили, – лаконично отозвался слуга. – Так какая рука?

Стараясь не разбудить Силвер, Люк стянул с себя куртку. Он ничуть не удивился, увидев, что его предплечье потемнело от крови.

– Да уж, просто царапина, ничего не скажешь. – Когда Тинкеру удалось стянуть с Люка рукав, он чуть не задохнулся от ужаса. – Черт бы вас побрал! Вы самый настоящий дурень! – Стиснув зубы, он принялся разматывать испачканный кровью бинт. Под бинтом оказалась рваная рана. – Пуля попала?

– Да.

– Может, это сэр Чарлз Миллбэнк постарался?

Люк любовался бархатным небом и звездами, блестевшими, как драгоценные камни. Когда-то его мать носила такие бриллианты с золотым фермуаром, и они сверкали на фоне ее темно-синего платья.

Люк приказал себе больше об этом не думать.

– Едва ли. Он не слишком-то меткий стрелок. Скорее, эту пулю всадил в меня лорд Карлайл.

Хмыкнув, Тинкер протер рану розмариновым уксусом и обильно смазал лавандовым маслом.

– Нельзя недооценивать Миллбэнка. Он мерзавец, каких днем с огнем не сыщешь, и задира к тому же. Уж если он за что взялся, то пожелает довести дело до конца. – Обработав рану, он с удовлетворением полюбовался делом рук своих, затем принялся обматывать ее чистым бинтом. – Скажите, вам, случайно, не приходилось жить в Лондоне?

Люк нахмурился. Интересно, что на этот раз хочет выведать этот хитрый старик?

– Нет, никогда. А почему вы спросили?

– Да так. Ей-богу, знавал я когда-то одного молодого человека: просто копия вы. – Внимательные темные глаза Тинкера вглядывались в лицо Люка. – Жил этот молодой человек на Беркли-сквер.