Люк так и замер. Черт бы побрал этого старика! Он все знает. Когда он понял, что тайна его вот-вот раскроется, его до костей пробрал холодный озноб. Он постарался придать своему голосу спокойствие и непринужденность:

– В Лондоне у меня никаких родственников нет, по крайней мере я о них не знаю. Вы, наверное, что-то путаете. А может, кто-то из моей родни оставил в Лондоне внебрачного сына.

Тинкер закончил перевязывать рану. Он пронзительно посмотрел на Люка:

– Да нет, ничего я не путаю. Я очень хорошо знал этого человека. Служил у него несколько месяцев, когда мы с Уильямом Сен-Клером рассорились. Прежний хозяин уволил меня, когда больше не смог выплачивать мне жалованье. Я не хотел уходить, да он настоял. Ну, я и поехал в Лондон, и один мой приятель нашел мне место на Беркли-сквер. – Тинкер прищурился. – Да, хоть я и мало времени прожил в Лондоне, но лицо своего нового хозяина вряд ли забуду. Лицо герцога Девонхема мало кто способен забыть. – Тинкер приберег смертельный удар напоследок. – И немногие забыли бы лицо его старшего сына.

– Просто совпадение, – пробормотал Люк. Он выпрямился и снова натянул на себя рубашку. – Сходство, и ничего больше.

Тинкер продолжал, словно не расслышал слов Люка:

– Стало быть, я проработал на герцога три месяца. Хорошим он человеком был, гостеприимным, да и пошутить любил. Пока не заперся у себя в кабинете, конечно. А случилось это тогда, когда его старшенький сынок отправился вечером прогуляться и пропал. Как в воду канул. Это разбило бедному старику сердце.

Пока он это рассказывал, Люк теребил манжеты. При последних словах он словно окаменел.

– Очень трогательная история. А теперь, если не возражаете, мне пора...

Но мозолистые руки схватили его за плечи и усадили наместо.

– Вы что, думаете, я не узнаю представителя рода Деламеров? – сурово спросил Тинкер. – Вы предполагаете, я сразу не заметил рот и подбородок вашего батюшки, когда вас увидел? Господи, да вы вылитая копия старого Эндрю!

Люк вскинул голову и холодным взглядом посмотрел прямо в глаза Тинкеру.

– Это ошибка, друг мой, – произнес он тоном, не сулившим ничего хорошего. – Таящая в себе угрозу. Вам лучше об этом забыть.

Тинкер поджал губы и взглянул на спящую женщину, чьи каштановые кудри разметались по груди Люка.

– Ну а как же она? Как же ее невинное сердечко, которое разобьется вдребезги, если вы ее покинете? Какую душевную боль она будет испытывать, пытаясь убедить себя, что все это к лучшему и что вы с ней слишком разные люди и все равно не были бы счастливы вместе?

На мгновение в глазах Люка вспыхнула дикая ярость. Он старался отвести глаза от ее шелковистых кудрей, от слегка полуоткрытых губ, от светлой прядки.

И понял, что не в силах это сделать.

Старик прав. А как же она? Что же будет с ней, когда он уйдет? А он знал, что ему нужно поскорее убираться. Ведь если он останется, то долго не выдержит: рано или поздно его железная воля сломается, и он в отчаянии придет к ней, подарив ей всю страсть, на которую только способен влюбленный мужчина.

Но Люк никогда не даст этому случиться. Она была не для такого отъявленного злодея, как он. Да, он мог позволить себе сорвать у нее с губ два-три поцелуя, мог даже прикоснуться к ней, но не более. Как только она и Лэвиндер-Клоуз будут вне опасности, он снова скользнет в ночь и навсегда исчезнет из ее жизни. Он ведь всего-навсего разбойник, а лихим людям полагается быть бессердечными.

У него не оставалось выбора.

Но Люку нужно было каким-то образом убедить в этом седого стража порядочности с проницательным взором.

Он снова откинул голову и взглянул в ночное небо.

– Знаете, к востоку от Гибралтара небо совсем другое. Так получилось, что я очень хорошо изучил восточное небо. Многие месяцы оно было моим единственным собеседником. Под этим небом творились чудовищные дела, о которых я не хочу вспоминать. Каждый день я пытаюсь о них забыть, но пока мне это не удается. Воспоминания стали неотъемлемой частью моей души, и это одна из причин, по которой между мной и Силвер ничего не может быть. По этой же самой причине герцог Девонхем никогда не узнает, что его старший сын не погиб той кошмарной ночью, когда на него в пустынном переулке набросились четыре головореза. Вы меня понимаете? – На Тинкера, сложив руки на груди, смотрел не кто иной, как маркиз Данвуд, наследник одного из старейших английских титулов.

– Удивляюсь, как они и вчетвером-то с вами справились, – заметил старик. – После этого ваш отец разослал людей по всей Англии на поиски. День за днем он отсылал письма, в которых предлагалось огромное вознаграждение за любые сведения о вас. А ваша матушка, герцогиня...

– Перестаньте! Не желаю ничего слышать. Не хочу об этом знать, черт бы вас побрал! Все это было очень давно. Теперь они для меня словно умерли!

– Но они живы. Можешь лгать, сколько хочешь, мне и Силвер, мальчишка, но самого себя ты обмануть не сможешь.

Люк стиснул зубы. Видно было, как напряглись мышцы на его подбородке.

– Да что вы об этом знаете? Вам не понять.

– В таком случае почему бы вам не объяснить мне?

Люк прикрыл глаза. Он осторожно поглаживал теплый шелк волос Силвер.

Какое же это блаженство! Рай на земле.

Да, это и есть счастье: прижимать ее, спящую, такую теплую, к груди. Слышать ее тихое ровное дыхание. Ждать, когда она проснется, откроет глаза и улыбнется ему своей обворожительной улыбкой.

Рай, ворота в который для него закрыты навеки.

Не говоря ни слова, даже не открывая глаз, Люк вынул свою здоровую, не забинтованную руку из-под головы Силвер, закатал шерстяной рукав и белую манжету.

Видно было, как натянулась кожа над его вздувшимися мускулами. На руке его были заметны два параллельных белых шрама. Между ними киноварью был изображен загадочный зверь, поднявшийся на задние лапы, – наполовину лев, наполовину орел.

– Скажите, что вы видите? – неожиданно спросил Люк.

– Сильную руку. Шрамы. И какую-то татуировку. – Тинкер нагнулся поближе. – Никогда такой не видал.

Люк грустно усмехнулся:

– И неудивительно. Такого не увидишь на норфолкской ярмарке. – Затем голос его стал жестче. – Это особое клеймо. Его ставят лишь при алжирском дворе. Только личным телохранителям хозяина дозволяется носить такое клеймо. – Пальцы его сжались в кулак. – Для того чтобы удостоиться этой высокой чести, нужно убить человека. – Слова «высокой чести» он с презрением процедил сквозь зубы.

– Господи Боже мой! Так вы были в Алжире? – Тинкер уставился на него во все глаза. – Теперь ясно, почему вас нигде не нашли.

– Да, не многим сыщикам с Боу-стрит довелось побывать к востоку от Гибралтара, – горько заметил Люк.

– Но как же... кто...

Люк, потупившись, любовался Силвер. Выражение его глаз нельзя было прочитать за опущенными ресницами.

– Сегодня вы от меня больше ничего не услышите, Джеймс Тинкер, – тихо произнес он. – Мне пора. Скоро рассвет. Днем знаменитым разбойникам опасно показываться. – Он рассмеялся, не отводя глаз от прядки каштановых волос, упавших ему на запястье. Потом лицо его стало серьезно. – Куда ее можно положить?

– Отнесите Силвер в ее комнату.

Люк недоуменно взглянул на слугу:

– Вы настолько мне доверяете?

– Да уж, доверяю. Я вам сразу поверил, еще до того как понял, что вы Деламер.

Сердце Люка захолонуло.

– Думаю, она не поблагодарит меня, когда проснется в спальне. И вам тоже спасибо не скажет, – вполне серьезно добавил он.

Тинкер в ответ лишь улыбнулся:

– Может статься. Но женщины всегда так: говорят одно, а думают совсем другое.

Люк на это ничего не ответил. Когда он нес спящую девушку в спальню, слова Тинкера не давали ему покоя.

Он положил Силвер на кровать в ее комнате, залитой лунным светом. Она все еще обнимала его рукой за шею, словно никак не хотела отпускать.

Люку пришлось осторожно, один за другим, расцепить ее пальцы.