Он увидел лицо девушки с вечеринки, которая ему так понравилась.

— Тип! — закричал он. — Как я рад тебя видеть!

Она присела рядом. Форрестер не мог похвастаться тем, что хорошо знает девушку. Если не принимать в расчет дружеские поцелуи на вечеринке, они были практически не знакомы. Но сейчас она была очень дорога ему. Это напоминало встречу на Тайване с человеком, с которым вы вместе ехали в поезде в прошлом году. Не друг и даже не знакомый, но при встрече принимаемый за самого близкого человека. Он привстал со стула и крепко ее обнял. Девушка засмеялась и высвободилась из его объятий.

— Дорогой Чарльз, — промурлыкала она. — Не так сильно.

— Извини.

Она села напротив. Форрестер любовался ее волосами, темными глазами и бледной кожей, ее лукавым приятным лицом и стройной фигурой. Некоторые в чайной повернулись и посмотрели на них. Затем, утратив интерес, вернулись к собственным делам.

— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть, Тип, — сказал Форрестер.

Девушка опешила.

— Мое имя Эдна Бенсен, дорогой Чарльз. Называй меня Эдна, — произнесла она с легким упреком.

— Но прошлой ночью Хара называл тебя… да! — воскликнул он, припоминая. — Так это ты та девушка, которая посылала мне сообщения?

Она кивнула.

Очень красивое сообщение, — заметил Форрестер. — Не хочешь ли ты выпить чаю?

— Спасибо, нет, — ответила девушка. — Во всяком случае, не здесь. Я пришла пригласить тебя поужинать вместе.

— Да!

Эдна рассмеялась.

— Ты очень импульсивный, Чарльз. Наверное, поэтому вас называют камикадзе? Я имею в виду твое время.

— Трудно сказать, Эдна. Я не знаю, — ответил он. — Потому что раньше не задумывался над этим. Я не знаю, как меня здесь называют. Честно говоря, я в растерянности. Это одна из причин моего поведения. Мне нужно с кем-нибудь поговорить.

Она откинулась на спинку стула и улыбнулась. Затем все-таки решила выпить чаю. Чашку чая тут же подали. Наверное, джоймейкер следил за разговором и, как хороший официант, сделал выводы. Эдна сняла накидку, легким облаком опустившуюся на стул. С первого взгляда Форрестер остолбенел, увидев вырез ее платья.

Со второго взгляда вырез ошеломил его еще больше.

— Дорогой Чарльз, — сказала она. — Почему ты ничего не заказываешь джоймейкеру?

— Я просто не знаю, что у него спрашивать.

— Все что угодно! Что ты хочешь? Ты уже имеешь график интересов?

— Думаю, что нет.

— Боже! Ты должен немедленно заложить это в программу. Тогда тебя будут приглашать на вечеринки и легче будет знакомиться. Наверное, ужасно действовать импульсивно, Чарльз, — сказала она сочувственно. — Да поможет тебе джоймейкер.

Он увидел, что его чашка снова полна и сделал маленький глоток.

— Ничего не понимаю, — заметил он. — Ты хочешь сказать, что джоймейкер сам выберет для меня способ поразвлечься?

— Разумеется. Столько возможностей. Откуда ты можешь знать, что тебе больше понравится?

Он покачал головой…

На этом разговор неожиданно прервался. Его джоймейкер заговорил металлическим, дребезжащим голосом:

— Приоритетное уведомление! Это тренировка! В укрытие! В укрытие! В укрытие!

— О, дорогой, — произнесла, поморщившись, Эдна, — пошли.

— В укрытие! — надрывался джоймейкер, и Форрестер понял причину металлического звука. Джоймейкеры всех людей, сидящих в зале, повторяли этот призыв.

— В укрытие! Начинается отсчет! Сто секунд. Девяносто девять. Девяносто восемь.

— Куда мы идем? — спросил Форрестер, стараясь не отставать от девушки.

— Разумеется, в убежище! Поторапливайся, Чарльз, ясно? Терпеть не могу попадать в общественных местах в подобную ситуацию.

— …Девяносто один. Девяносто. Восемьдесят девять…

Он спросил, с трудом проглатывая застрявший в горле ком:

— Воздушный налет? Война?

Она, взяв его за руку, потащила в дальний конец чайной, куда уже стремительным потоком направились все остальные посетители.

— Не совсем так, дорогой Чарльз. Неужели ты вообще ничего не знаешь?

— Что именно?

— Чужаки. Монстры. И тому подобное. Поторопись, иначе нам негде будет сесть.

Спустившись на лифте и пройдя через освещенный коридор, они попали в полутемное большое помещение. Освещения хватало только на то, чтобы найти свободные места. Зал быстро заполнился, и вскоре двери с глухим стуком закрылись.

После того как три четверти мест были заняты, на сцену вышел человек в черном и сказал:

— Благодарю вас за сотрудничество. Рад сообщить, что в этом здании достигнута мягкость в четыре девятых за сто сорок одну секунду.

Аудитория заинтересовалась. Форрестер вытянул шею, пытаясь найти расположение динамиков, звук которых заполнял все помещение. Лишь когда мужчина вновь заговорил, он понял, что динамиком является его собственный джоймейкер, который как и все остальные джоймейкеры в зале повторял слова ведущего.

— Эта тренировка — одна из лучших, — гордо произнес он. — Я рад, что это произошло именно сегодня. Теперь вы свободны.

— Это все? — спросил Форрестер у девушки.

— Разумеется. Поедем ко мне домой?

— Но, — продолжал он, — если предполагается, что будет налет, если существует какая-то вероятность, то, может, нам лучше задержаться?

— Зачем, дорогой Чарльз? Зачем уподобляться кротам, ведь это обычная проверка.

— Да, но… — немного помедлив, он покинул зал вслед за ней.

Форрестер был сконфужен. Никто ничего не рассказывал ему о войне.

Но когда он поделился своими сомнениями с Эдной, та лишь рассмеялась.

— Война? О Чарльз! Какой ты забавный, настоящий камикадзе! Мы и так потеряли много времени. Так ты будешь ужинать со мной или нет?

— Разумеется, — сказал он, пытаясь улыбнуться.

В своей жизни, начатой в 1932 году и завершившейся тридцать семь лет спустя глотком пламени, Форрестер был преуспевающим, обеспеченным и прочно стоящим на ногах человеком.

Он был женат на Дороти, маленькой блондинке чуть моложе его, и имел трех сыновей. Форрестер возглавлял технический отдел и имел репутацию хорошего товарища и отличного игрока в покер.

Он не был на фронте, но в детстве участвовал в кампаниях по сбору металлолома и антияпонских демонстрациях. Юность его прошла в атмосфере атомной истерии. В те годы все дома были оборудованы убежищами. Он просмотрел достаточно учебных фильмов, чтобы понимать важность мероприятий по гражданской обороне.

Форрестер был разочарован увиденным. Он попытался объяснить это Эдне, которая переодевалась за ширмой, но та не заинтересовалась. Учебные тревоги раздражали ее, но она не принимала их всерьез.

Она вышла из-за ширмы. Ее красивое платье явно не подходило для приготовления ужина. Тут Форрестер поправился. Кто знает, как обстоят дела на современной кухне? Эдна быстро подошла к нему, поцеловала и села рядом. Но продолжения не последовало.

— Извини меня, дорогой Чарльз, — сказала она и повернулась к своему джоймейкеру, который лежал рядом. — Слушаю поступившее сообщение.

Форрестер не расслышал сообщения, потому что Эдна держала аппарат возле уха и снизила громкость до минимума. Он прислушался, но слова, которые Эдна произносила в ответ, были ему непонятны.

— Отмена. Удержать три. Переслать четыре, две программированы, две А — вариации.

И наконец:

— Ну вот и все. Не хочешь ли чего-нибудь выпить?

— Отлично!

Она достала стаканы из чего-то похожего на столик. Он заметил, что девушка все время смотрит на стопку свертков в противоположном конце комнаты.

— Извини меня, — сказала она, наливая в бокалы зеленоватую жидкость ему и себе. — Я должна посмотреть на поступления.

Эдна сделала небольшой глоток и направилась к столику.

Форрестер с удовольствием дегустировал напиток, который был весьма приятен на вкус, хотя и слишком переслащен. Затем он поднялся и подошел к девушке.

— Прикупила чего-нибудь? — спросил он.