— Да.

— Трудно. У него же регенерация.

— Рассказывай.

— Ну, я высунулся, стал орать на него. Нет, сначала дождались пока он окажется один. Потом только я высунулся. Ну он бросился на меня. Завалил. Твою мать, Семен! Я даже вспоминать этого не хочу!

— Нужно, Витя. Пойми нас тоже. Либо мы вам верим и идем воевать, либо не верим и потихоньку все подыхаем здесь от голода. Понимаешь?

— Чаю дайте, — буркнул Рогозин. — Расскажу, конечно.

Два часа, сменяя сладкий чай на чай без сахара, его мурыжили, выспрашивая все — все — все, и Рогозин напрягался, пытаясь вспомнить даже то, чего сам не видел.

Ему уже показалось, что прошла вся ночь, когда вдруг вопросы кончились, капитан — Семен по — доброму похлопал его по плечу, подсказал:

— Иди к Ларисе, она для тебя порцию еды оставила.

И только после напоминания Виктор почувствовал, что очень голоден, голоден страшно и готов сожрать даже сырую ящерицу в ее собственной коже.

А потом, после весьма скудного ужина, наступило время полнейшей релаксации, но даже во сне Рогозин не выпустил из рук своего карамультука.

Потом, в пещерном сумраке, перед тем как Виктор окончательно уснул, к нему подошли несколько человек — прежних коллег из геологической партии и несколько «рыбаков», включая зубоскального Гешу, — жали руку, благодарили и обещали много — много — много всего: быть братьями, никогда не забыть, отблагодарить…

Утром всех разбудило не солнце — как это сложилось за последние дни, а настойчивые вопли капитана — Семена, оравшего, что после завтрака требуется решить какой‑то глобальный вопрос.

— Здравствуй очень, Витька, — поприветствовал Рогозина якут и, почесывая бок, спросил: — Тебя тоже мучили?

— Ну так… немного.

— А из меня все жилы вытянули, — пожаловался Юрик. — То они чего‑то не поняли, то я что‑то не так сказал. Надоели. Для них же стараешься, а они…

— Говноеды, — согласно кивнул Рогозин.

— Вот ты меня, Витька, понимаешь. А они…

Рогозин представил себе допрос Юрика. Якута спрашивают о вещах сугубо материальных, а он лопочет о потустороннем, от него требуют цифр и фактов, а он сыплет легендами, ощущениями и домыслами. Рогозин как‑то в Питере пытался разговаривать с одним известным художником и, хотя говорили вроде бы на одном языке, понять друг друга не смогли — настолько многогранен и гибок оказался русский язык. На допросе Юрика должно было наблюдаться что‑то похожее.

— Козлы, — вздохнул Рогозин. — Какие планы?

— Семен обещал утром все сделать правильно. Думаю, соберет людей и что‑то объявит. Не знаю пока.

Через час, после скудного завтрака и длинной, заунывной и малопонятной проповеди Шепелявого, Семен действительно собрал всех на большое вече.

— Благодаря двум нашим… разведчикам, — капитан быстро перешел к сути дела, — мы сегодня знаем гораздо больше, чем вчера. У нас есть оружие, боеприпасы, немного продуктов. Мы знаем, что монстров можно убивать. По крайней мере, некоторых. Мы по — прежнему не знаем, откуда и зачем они появились, но, думаю, ни у кого нет сомнений, что вторжение это совсем недружественное. Весь вечер вчера мы решали, как нам быть дальше…

Продолжить мысль ему не дали. Стоявший у самого выхода из пещеры шестипалый Санек выкрикнул:

— Вертушка!

Все побежали к нему, Санек показал направление, с которого донесся звук, но теперь ничего не было слышно из‑за общего сопения и вошкотни.

— Тихо! — заорал Борисов, — Заткнитесь все!

Сразу стало тише и в наступившем безмолвии послышался отчетливый, но очень далекий дробный стук мотора винтокрылой машины.

— Сегодня десятое? — вслух спросил Геша. — Кажется, это за нами.

И сразу все загомонили, заволновались:

— Нужно знак подать!

— Пусть она нас всех заберет!

— Жамолчите, шучьи дети!

— Валить нужно!

— Мамочки, заберите, заберите нас отсюда!

— Тихо все! — это поставленным голосом рявкнул Семен. — Юрик, Витя, вы отдохнули? Сгонять на берег сможете?

— Далеко, командир, — покачал головой якут. — Не знаю, однако, не успеем.

— Они всяко останутся возле лагеря и будут искать клиентов, часа два у вас есть.

— Ну не знаю, — протянул Юрик.

По всему видно было, что никуда идти ему не хочется.

— Я с вами пойду, — подвел итог уговорам Семен. — Надо, Юра, надо! Если они нас отсюда смогут вытащить…

— Нет, не смогут, — покачал головой Юрик. — Там рядом абаасы, чучуны, юэры и Савельев, они доберутся до вертолета раньше нас.

— Вот это еще бабушка надвое сказала, — усмехнулся капитан, закидывая на плечо двустволку и проверяя магазин присвоенного СПС. — Пошли?

— И я с вами, — спохватился Геша. — А то мало ли…

И хотя ему самому казалось, что навязался он вполне непринужденно, всем стало ясно, что здоровяк боится — как бы самозваная тройка разведчиков не улетела на подвернувшемся вертолете.

— Хорошо, — нехотя согласился Семен, почему‑то решивший, что это он возглавит вылазку. — Бери «Байкал» и погнали!

Через пять минут четверка уже бежала по освоенному Рогозиным и Юриком маршруту.

На спине Рогозина покачивался карамультук, нагрудные карманы энцефалитки топорщились набитыми патронами, он был полностью уверен в себе и, следуя за проворным Юриком, рисовал в воображении новые победы над вторгнувшимися абаасами.

Вскоре они добрались до поляны, где произошло памятное сражение с перевоплотившимся. Обезглавленный труп все так же валялся, широко в стороны раскинув когтистые лапы. Головы нигде видно не было и Рогозин вспомнил, как запулил ее куда‑то в кусты.

— Знатно вы его разделали, — поцокал языком Геша. — Признаться, думал, что подвираете.

Юрик презрительно поджал губы, и Рогозин решил тоже промолчать.

— Видишь, якутская твоя морда, — пнул черный труп в бок Геша, — выходит, можно эту нечисть мочить!

Рогозину показалось забавным, что человек отсидевшийся в пещере, поучает того, кто самолично снес монстру башку. Виктор беззвучно засмеялся.

— Ничего смешного, — насупился Геша. — Если бы мы это раньше знали, глядишь, ваша повариха и живой бы была. И Наташка.

— Хорош рефлексить, — распорядился капитан. — Торопиться нужно.

Теперь их путь пролегал по незнакомым Рогозину местам: вчера они с Юриком сделали большой крюк, а ныне времени было в обрез, стоило поторопиться, и якут повел команду напрямик. Скорость передвижения сильно упала. Капитан нервничал, Геша открыто бесился, норовя забежать вперед проводника, но Юрика, казалось, не пронимало ничто. Сохраняя постоянную скорость движения, он словно и не замечал желания спутников оказаться на месте быстрее. Рогозин уже привык к роли второго номера и тоже не стремился оказаться впереди паровоза.

— Смотрю я на всю эту долбаную красоту, — останавливаясь и пришлепывая к пухлой щеке целый рой мошек, а затем стряхивая их раздавленные тельца с ладони, вдруг сказал Геша, — и думаю себе: не в ту сторону Ермак Тимофеич поперся! Вот что ему стоило от Дона не направо, а налево пойти? Какая разница — где от стрельцов царя прятаться? Не понимаю, какой черт дернул его на восток шкандыбать? Зачем он сюда рванул? С его энтузиазмом и удачей, да с перепою он пол — Европы захватил бы — не заметил. Там и дороги и города, и какая — никакая культура уже была — все не через дебри пробираться, где и тропинок‑то нету. Сейчас бы мирно сидели на берегу какого‑нибудь альпийского озерца или там в Тоскане на морском берегу, попивали итальянское вино и заедали бы его тюрингскими штруделями. Лепота! Вместо этого кормим гнус и шхеримся от всякой нечисти! Ну разве есть в жизни место справедливости?

Семен с интересом выслушал версию «правильного развития истории» от Геши, пару раз даже улыбнулся:

— Чего ж сам‑то ты сюда поехал? Мотал бы в свою Тоскану, денег‑то поди хватает?

— Да я бы с радостью, — развел руками Геша, — но человек‑то я подневольный. Начальство решило, что на рыбалке ему почему‑то лучше будет, а мне нужно всегда рядом быть, а то из обоймы выпаду. Где теперь то начальство? Скачет где‑то по лесу, аки лютый зверь. Эх, Петя — Петя… И вот еще не понимаю — чего мы полдня плетемся? Здесь же реального ходу — минут на сорок.