— Возьми только фитиль покороче, а то в этот раз я уж думал, что взрыва не будет, и чуть было не полез в воду, — сказал Варлам.
— Если бы влез — приятно провел бы время, нечего сказать. — Динамитчик зажег новую папиросу и направился к выбранному месту.
Но и этот взрыв принес не лучший результат.
В третий раз попробовали в неглубоком месте, под водоскатом, но там или вовсе не было рыбы, или ее всю унесло стремниной в глубину, и она опустилась на дно.
— Взрывайте в таком месте, чтобы пониже было мелко, а то в глубокой воде ничего не видно, — советовал Лео.
После семи взрывов рыбы в ведре оказалось чуть повыше дна.
Надо было пустить в ход хлорку — ничего, другого не оставалось.
Приятели оставили машину, рассыпались по руслу и стали выбирать, какой перекрыть проток.
— Вино в машине нагреется. Не лучше ли поставить его в воду?
— Да и мясо может испортиться. Ступай-ка, Шалико, отнеси провизию к скале, под вяз, там вода, наверно, похолоднее. У меня и то голова трещит от этого палящего солнца, а уж что с мясом станется…
— Ты не лей себе воду на голову, Лео, совсем разболится.
— А что мне делать — череп раскалился, как сковородка!
— Надо терпеть. Вот здесь лучше всего, братцы. Видите? И сток хорош, и рукав длинный, и берег ровный. — Валериан послал товарищей на самую середину русла.
До вечера они перегородили чуть не четверть всего течения Алазани, засыпали в воду хлорку и побежали ставить верши.
— Скорей, а то рыба ускользнет!
Валериан бегал вприпрыжку по булыжному руслу. Время от времени он тер и скреб ушибленные о камни подошвы ног и, смачно выругавшись, тащил лопату и вершу дальше, в конец перекрытого протока, чтобы запереть там выход рыбе.
— Поторапливайтесь, ребята! Отсюда заходите, здесь удобное место для верши. Валите камни в воду, ставьте запруду, да только наискосок, чтобы рыба прямо в вершу плыла. И щели меж больших камней заполняйте мелкой галькой, а то ведь стоит рыбе нос всунуть в дырку — и пиши пропало: будешь потом думать-гадать, куда она девалась! Ну-ка, попроворней! На, держи лопату, Шалико!
Бесенком скакал, носился взад-вперед тощий Валериан, показывал товарищам, что делать, поправлял вершу в узком протоке.
— Ты, Варлам, вытащи из-под верши камни и прочисть внизу русло как следует, чтобы не заливало узкий конец, а то ведь знаешь, что сказала форель?
— Что, что она сказала? — заинтересовался Закро.
— Лишь бы, говорит, дождь не перестал, а уж я по дождевому своду хоть на небо взберусь.
— Ну и что? — спросил недогадливый Лео. — Что ей на небе делать?
— Хинкали заворачивать! А кроме того, если конец верши зальет водой, рыба повернет назад, и останешься ты с пустыми руками.
— Эх, — махнул рукой Шалико. — Пусть враг мой так повернет назад, как та рыба, что хлорки наглоталась!
Приятели подняли доверху запруду, заполнили промежутки между камнями галькой и даже засыпали все с внутренней стороны песком.
Когда первая рыба заплыла в вершу, парни встретили ее радостными криками и шумом.
Валериан схватил трепещущую рыбу и объявил с видом знатока:
— Это сазан. Он очень крупный не бывает, хотя я встречал и поболыпе. Рыба вкусная и полезная для желудка.
Вторая рыба была угорь. Она извивалась, растянувшись на животе, и кусалась, когда ее трогали.
— Съедобная? — спросил Закро. — Какой у нее рот маленький! Как это она кусается?
— Под жабрами у нее с обеих сторон шипы. Когда ее берут в руки, она колется.
— Да здравствует «рыбий профессор»! — Лео схватил третью рыбку за хвост и протянул Валериану.
«Рыбий профессор» принял ее с серьезным видом, внимательно рассмотрел и объявил:
— Снеток. В Алазани нет рыбы вкуснее этой.
По-видимому, хлорная известь сделала свое дело: рыбки шли одна за другой. Попав в сухой конец узкой верши, они тщетно искали выхода, подскакивали и колотились о переплетенные прутья. Беспомощно разевая рты и выгибаясь кольцом, они отчаянно раздували жабры. А иные, пытаясь приподняться на растопыренных плавниках и бессмысленно уставясь остекленевшими глазами на незнакомый надводный мир, бессильно шевелили нежными, мягкими усами, на которые уже дохнула смерть.
Целая стая рыб внезапно обрушилась на запруду. Рыболовы визжали от радости, носились с восторженными возгласами вокруг каменной плотины и ловили по другую ее сторону рыбок, пробравшихся сквозь щели.
Несчастные рыбы, подгоняемые отравой, из последних сил стараясь ускользнуть от смерти, плыли прямо в разверстую пасть ловушки. Подхваченные ядовитыми струями, усач и плотва, хариус и снеток, перевернувшись на бок, бессильно кружили по воле волн, которые несли их в неведомое, навстречу неминуемой гибели. Временами вновь вспыхивал в них инстинкт самосохранения, и какая-нибудь рыбешка отчаянно взмахивала хвостом, чтобы с привычной легкостью стрелой метнуться в сторону, но расслабленному, скованному ядом телу хватало сил лишь на одно мгновение — и полумертвые рыбки вновь покорно отдавались несущему их потоку.
Но были и такие, что боролись до последнего вздоха. Задрав головки, они пытались держать рты и жабры над поверхностью воды, чтобы в них не попала эта несущая смерть жидкость, еще так недавно бывшая для них материнской, родной стихией.
Особенно удивила парней одна крохотная рыбчонка. С удивительной быстротой, чуть ли не стоя на хвосте, пересекла она запруженную заводь. Гордо подняв голову, держа торчком над водой передние плавники, она старалась избежать всеобщей участи. Ни разу не окунувшись, достигла она плотины и благодаря своему проворству чуть было не перескочила через нее, но счастье изменило отважной рыбке, прыжок оказался-недостаточно высоким, она упала на камни запруды и застряла в щели между ними.
Закро с сочувствием наблюдал за отчаянной борьбой этого маленького, обреченного существа. Потом, сдвинув брови, осторожно высвободил пленницу, перескочил через насыпь и пустил ее в чистую, неотравленную воду.
Течение подхватило безжизненную рыбку, она поплыла брюшком кверху. Закро проследил за нею и вернулся на свое место лишь после того, как рыбка пришла в себя, перевернулась и, мелькнув на мгновение дымчатой спинкой, скрылась в волнах.
Рыболовы поспешно выбирали из верши добычу и складывали ее в ведро. Поначалу им казалось, что улов не уместится в одном ведре, но рыба исчезла так же внезапно, как появилась.
Последним заскочил в ловушку крупный, в целую пядь длиной, хариус, вильнул в последний раз хвостом и замер.
Рыболовы испустили восторженный вопль и выхватили его из верши. Это была самая большая рыба в сегодняшнем улове. Она переходила из рук в руки, пока наконец и ее не бросили в ведро, к товаркам по несчастью.
Плетушка опустела, вода несла теперь вместо рыбок лишь белые комки хлорной извести. Да и вершу уже подзавалило песком, а снизу подперло течением и сдвинуло в сторону.
Рыболовы сбросили ветки, наваленные поверх ловушки, и тщательно обыскали кузов изнутри. Но напрасно шарили жадные руки среди набившихся в плетушку стеблей травы, мелкой гальки и комочков хлорной извести: там не было больше ни одной рыбешки.
Серго поглядел на ведро — оно было полно до половины, — запустил в него руку, перебирая содержимое, и досадливо поморщился.
— И на это шесть человек убили целый день! Одна мелюзга!
Валериан взял у него ведро, встряхнул раз-другой и пробормотал, утешая себя и товарищей:
— Маловато, правда, но рыба превосходная.
Закро медленно повернул могучую шею, глянул и покачал головой:
— Эту рыбу и есть-то грех.
— Что ты, что ты, да в ней самый смак! — Варлам нагнулся и вытащил вершу на берег.
— Надо ее помыть хорошенько, а то сами отравимся!
— Как станем варить, тогда и помоем.
— Надо же еще ее выпотрошить!
— Только ту, что покрупней, — мелкую и потрошить незачем.
Закро махнул рукой, нагнулся, чтобы вытащить из воды упавшие в нее лопаты, закинул их к себе на плечо и, затенив ладонью глаза, обвел взглядом каменистое русло реки.