Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ещё с порога я крикнул:

— Три штуки, и все розовые!

— Как — розовые? — не понял Попов.

— Розовые, совершенно розовые. Вот, пожалуйста, посмотри.

Я вывалил куропаток на стол, и они оказались совершенно…. белыми. Белыми, с чёрными отметинами у хвостов.

Попов сразу начал издеваться надо мной:

— Гляди–кось, чего ему мерещится! Куропаток он розовых настрелял. Скажите на милость!

Я был сконфужен сверх всякой меры и, чтобы как‑нибудь замять эту неприятную историю, начал поспешно ощипывать моих «розовых» куропаток. Перо их на ощупь было тонким, нежным и шелковистым.

Дня через три сам Попов отправился на охоту. Она была совсем рядом. Собственно, при желании можно было бить куропаток с порога нашего таёжного жилья. Вскоре Попов вернулся в избушку с явно озабоченным лицом:

— Действительно —розовые!

Попов вывалил своих куропаток на стол, и тут наступила моя очередь для насмешек: куропатки оказались совершенно белыми, по–моему, ещё белее тех «розовых», что три дня назад приносил я.

— Вот те раз!

Попов был серьёзно озадачен.

С храбростью невежественного всезнайки я объяснил эту игру цветов световым обманом: дескать, в розовых сумерках полярного утра, на воле, они кажутся розовыми, а в комнате, при жёлтом свете керосиновой лампы, обнаруживают свою настоящую окраску.

Только три года спустя я узнал, как далёк и как близок одновременно был от объяснения этого странного явления.

Между тем наступила весна. Наши загадочные куропатки изменили свою окраску на летнюю пёстро–серую, и я забыл о них, как забыл когда‑то о розовой чайке.

В начале 1948 года самолёт доставил в тайгу почту. Мы жадно набросились на газеты. Один из номеров «Советской Колымы» принёс объяснение забытой мной загадки. Заинтересовавшая меня статья так и называлась — «Розовые куропатки»…

Над учёным, прилетевшим к нам на Крайний Север изучать жизнь животных и птиц, розовые куропатки подшутили так же издевательски, как тогда надо мной и Поповым. В долине той же реки он бил розовых куропаток, складывал их в мешок и дома вываливал на стол совершенно белых птиц.

Но это был учёный, который не мог и не желал отделаться какой‑нибудь поверхностной догадкой. Он хотел объяснить явление строго и точно.

Ещё и ещё раз добывал он розовых куропаток и снова и снова приносил домой снежно–белых птиц…

В Магадане он углубился в чтение и в богатой магаданской библиотеке в книге о животном мире тропических стран нашёл путь к решению загадки.

Оказывается, яркая окраска таких птичек, как колибри, связана не только с цветом пера, но и с таким его строением, которое, обрабатывая по–особому белый солнечный луч, сообщает этой крохотной птичке необычайно яркую и пёструю окраску с металлическим блеском…

Перед учёным сами собой возникли вопросы: почему колибри сохраняет яркую и cильную окраску так долго? Почему выцветает от времени розовая чайка? Почему почти мгновенно белеют розовые куропатки?

И учёный устремился в колымский музей:

— Одно розовое пёрышко вашей великолепной розовой чайки!

Скрепя сердце, смотритель разрешил учёному взять пинцетом драгоценное перо. И когда оно было обследовано, то оказалось совсем не розовым. Перо было тонко и своеобразно построено. Так возникло решение загадки.

Значит, не выцветает розовая чайка от времени, и совсем не нужно загораживать её бархатными занавесками. Перо мёртвой птицы грубеет и перестаёт обрабатывать белый солнечный луч в нужном ей защитном направлении.

Но если колибри сохраняет стойко окраску пера десятками лет, розовая чайка годами, то розовая куропатка теряет это драгоценное качество очень скоро: она кажется розовой на фоне розовеющих сопок, пока жива, но перестаёт быть розовой, когда её убивает охотник.

Мёртвой розовой куропатке не нужны её защитные свойства, и она их теряет, теряя жизнь.

Я протянул Попову газету и сказал:

— А все‑таки наши розовые куропатки были действительно розовыми!

БУРЫЙ МИШКА ВОЗИТ ВОДУ

Осень на Севере очень красива, наступает она стремительно, но длится недолго. Лимонно–вишнёвые огоньки берёзок гаснут. Быстро желтеют и опадают иглы лиственниц. Сопки становятся тускло–коричневыми. Начинаются холодные затяжные. дожди. Скоро упадёт снег на мокрую землю. Он падает и тает. А вершины сопок уже устойчиво белые до нового лета.

Геологи–разведчики торопятся закончить свои поисковые дела и готовятся к зимней камеральной работе.

В один из чудесных вечеров ранней северной осени мы отправились в лес заготавливать колышки для пикетов. Попов нарубил целый ворох молодых лиственниц и пошёл собирать грибы на ужин. Я затесывал колышки на широком пне свежесрезанной лиственницы. Попов набрал целый накомарник грибов, я тем временем закончил своё дело. Друг мой снял с плеча винчестер, без которого в тайгу никогда не ходил, и помогал мне связывать колышки. Вдруг метрах в десяти от того места, где мы работали, я заметил притаившегося в кустах медвежонка. Видимо, он отбился от матери, набрёл на нас и прятался в кустах.

Дальнейшие события развернулись мгновенно. Попов вскинул винчестер и выстрелил. Я вскочил.

— Наповал! —сказал Попов и засмеялся. —Счастливый ты, парень: могла она тебя до смерти помять. Вишь, она растревожилась, как детёныша своего потеряла.

— Кто «она»?

— Медведица!

Мурашки пошли у меня по спине. В противоположной стороне я увидел огромную медведицу. Если бы не хладнокровие, быстрота и верность глаза моего друга, может быть, не смог бы я вам рассказать сейчас об этом медвежонке.

Вскоре я отправил Попова с партией рабочих в управление. Мне хотелось воспользоваться летней тропой и сдать образцы разведанных нами пород. Пошли дожди. Попов не сумел возвратиться и остался зимовать в Грибном, где расположено наше горное управление. Он устроился работать в больницу дроворезом и водовозом. Сам я попал в посёлок Грибной только в самом конце февраля и первым делом отправился в сторожку к своему другу, у которого намеревался поселиться до весны.

Попова дома не было. Он уехал за водой. Возвращение моего друга оказалось интересным сверх всякой меры. Я стал свидетелем настоящего спектакля. На маленьком возке с полозьями стояла двадцативедерная бочка. В сани был впряжён… годовалый медвежонок. Сбоку, в пристяжке, шагал Барбос. Сзади помогал возу Попов. Поселковые ребятишки ликующей толпой окружали эту оригинальную тройку.

Центральное место в шествии занимал медвежонок. Барбос шагал уныло и с явным неодобрением косился на Полова, который заставил-таки его работать. Зато медвежонок чувствовал себя героем. Глазёнки его горели. Чёрный язык был высунут не то от усердия, не то от удовольствия. Он честно, в полную силу, тянул воз и важно оглядывал ребятишек с пониманием своего первостепенного значения в этом солидном предприятии.

…В тот злополучный вечер перепуганный медвежонок увязался за Поповым, свежевавшим медведицу, и ни за что никуда не хотел уходить. Пестун его (если он был) безвозвратно сбежал, и медвежонок, маленький, осиротелый, напуганный, побежал за шкурой своей матери. Наш ленивый и равнодушный ко всему на свете Барбос воспылал к медвежонку самыми нежными чувствами. Он таскал его за шиворот к ручью, купал в студёной воде, позволял взбираться себе на спину и при этом блаженно улыбался. Медвежонок тормошил, валял и кусал Барбоса без всякого стеснения. Барбос делился с медвежонком не очень обильным своим столом и всячески оберегал его от кедровок и бурундуков. Он сердито и бестолково лаял, хотя его подопечному не грозила никакая опасность, а бурундуки боялись медвежонка даже больше, чем самого Барбоса.

В общем, дружба завязалась самая нежная, прочная и неожиданная. Нужно думать, что ради приятеля Барбос и воду‑то возить начал, иначе бы этот лукавый пёс нашёл какой‑нибудь способ увильнуть от дела… С улыбкой вспоминал я все эти подробности при встрече с нашим медвежонком, который давно уже догнал ростом своего друга Барбоса.

17
{"b":"247482","o":1}