— Кто знает… Судьба вьет странные узоры. Может, тебя все же услышали там, на острове. И теперь я снова с тобой.

Львен, помедлив, решительно качнул головой.

— Надеюсь, нет. Все ведь обернулось к лучшему. Иначе Оборотень взял бы свою плату.

Супруги быстро переглянулись. По лицам обоих скользнула быстрая тень, во взглядах, которыми они обменялись, было что-то неясное посторонним. Тревога? Сомнение?

…Погоня, к счастью, нас потеряла. Можно было уходить, и мы бы ушли, если бы не беспощадное гостеприимство хозяев, которое порой прочнее стального капкана. Попробуй вырваться! Нас напичкали едой до отказа, уступили лучшие кровати, раз триста спросили, не желаем ли мы еще, ну, хоть что-нибудь?..

Впрочем, даже на взбитой перине все равно не спалось. Спустившись на первый этаж, я остановился возле окна, всматриваясь в запечатанный ночной мглой переплет. Где-то мягко тикали часы. Ободренный покоем сверчок принялся с упоением выводить убаюкивающие трели. Начался дождь, и по стеклу ползли водяные дорожки. Над входом в дом, по здешней традиции, качался огонек на цепочке, так что струйчатые полоски мерцающее переливались.

— Мне тоже не спится, — шаги Эллаи были легкими, несмотря на изрядный вес женщины. Даже деревянные половицы не скрипели, а лишь слегка вздыхали, отмечая ее приближение. — На сердце неспокойно… Я очень рада видеть вас живыми и здоровыми, но вы не рассказали, как оказались в Тригорье. Ведь не затем, чтобы навестить меня?

— Обстоятельства привели.

— Вас снова кто-то преследует? Это из-за меня? Это…цирк? — спросила она с таким придыханием, что я едва не рассмеялся. Вот если бы и впрямь все мои проблемы были связаны исключительно с цирком!

— Нет, Эллая. Ты в безопасности.

— Благодаря тебе.

Я промолчал. Она внезапно едва заметно вздрогнула, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Тут же заулыбалась светло и сердечно:

— Шевелится.

— Кто?

— Ребенок… Мне сказали, что будет сын, — она чуть склонила голову, продолжая улыбаться, а потом вдруг предложила: — Хочешь?

Я попытался было запротестовать, но беременная женщина слышит только себя. И бесцеремонно сцапав мою ладонь, она приложила ее к своему теплому животу. Я застыл столбом, обмерев от досады и… удивления. Да! Там, внутри и впрямь ощутимо шевельнулось нечто живое.

— Хорошо, что все обошлось.

Теперь уже она не ответила, глядя на мое запястье, высунувшееся из рукава. Конечно, Эллая и раньше видела и браслет, и следы на коже, но сейчас она смотрела как-то иначе. Даже в ночном мраке я различал, как изменилось ее лицо. Будто поблекло и истончилось, резко обрисовав скулы и впадины глазниц.

— Львен уверен, что Оборотень мог потребовать плату за мое спасение… — она не поднимала голову. Пальцы все еще касавшиеся моей руки мелко задрожали. — Может, он потребовал?

— С чего ты взяла? — я высвободился и сделал шаг назад.

— Мой ребенок… — Эллая прерывисто вздохнула. — Знахарка обещала, что родится мальчик. И еще она сказала, что он… Он не будет нормальным. С ним что-то неладно, — женщина говорила спокойно и ровно, но голос ее звенел, обещая слезы. — Я вот думаю, возможно, беда моего сына и есть цена за наше спасение?

Чушь! Учитывая, в каких условиях протекала беременность, сколько пришлось пережить Эллае в цирке, да и сколько всего случилось потом, удивительно, что ребенок вообще еще жив!

— Твой муж не дошел до замка Оборотня. И ни о чем не смог попросить его. Значит, плату брать не за что, — сухо произнес я.

Эллая живо подняла глаза. В них словно текли дождевые струйки — дрожа, переливаясь. Ресницы слиплись.

— Говорят, Оборотню под силу переписать узор любой жизни?.. А если бы я обратилась к нему с просьбой исправить жизнь моего сына, что он захотел бы взамен?

— Я не знаю, — честно сказал я, наткнувшись спиной на подоконник и только теперь осознавая, что непроизвольно отступаю. — Но Оборотень лжец и, наверняка, плата будет несправедливо больше, чем ваша выгода.

— Я готова отдать все, что он попросит, чтобы мой сын родился здоровым.

— Эллая…

— Все!

Ее вскрик словно с силой толкнул меня. Я застыл, не двинувшись с места, но ночь сместилась, сделавшись призрачно-серебряной. Дождевые струи дымчатыми волокнами тянулись сверху, огибая штриховку стены дома. Прямо напротив меня клубилось знакомое, сложное шевеление сдвоенного узора. Да, знахарка не ошиблась, линии ребенка истрепаны. Они тянутся друг к другу, возможно, срастутся, хотя уверенности нет. И пока еще трудно сказать, как это скажется на мальчике, но…

Я закрыл глаза, отстраняясь, но продолжая через веки видеть все. Громко тикали невидимые часы, оглушая. Время опрокинулось, вмиг отсчитывая назад дни, месяцы и годы, когда Мартан поставил меня перед смущенной девочкой по имени Эмма.

«…ты убил ее…» — бешеное лицо Арина. Маска из баронского замка в Пригорье в моих руках. Самоуверенное: «…я сделаю все без разрешения…» «…Ты ведь не всегда знаешь, что творишь, Оборотень…»

Нет!

Ночь перевернулась, сделавшись влажной, душной, привычной. Затих стук часового механизма. Дрожал на груди раскалившийся амулет, я едва ощущал его.

— Эллая, ты ошибаешься. Ты принимаешь меня не за того, о ком думаешь, — солгал я, не допуская даже тени нерешительности в тоне. — Я ничем не могу тебе помочь.

Эллая растерялась, замерла, жадно всматриваясь в меня. Потом разом обмякла, словно из нее вынули упругий стержень, только что не упала на пол. Прижала стиснутые руки к груди, сплетя пальцы, рот некрасиво растянулся.

— Но… Илга говорила еще там, на Полуденной… Я ей не поверила, но…

— Правильно не поверила. Эллая, ты ведь не думаешь, что Оборотень будет так просто расхаживать по островам?

Она заплакала, не моргая, глядя широко открытыми глазами. В них стояло не разочарование, а настоящее отчаяние. Слезы просто текли с ресниц, оставляя дорожки на щеках. Как дождь по стеклу.

Заливался неистово сверчок, обещая благополучие этому дому. Тоже обманщик, вроде меня?

— Мне очень жаль.

Как Эллая ушла, я не видел, отвернувшись. Зато отчетливо слышал, как скрипнули ступени наверху лестницы. Под худой Илгой половицы скрипели явственнее, чем под Эллаей с ее животом.

— Что? — раздраженно огрызнулся я в ответ на невысказанный упрек. — Наслушалась?

— Лжец!

— Никогда этого и не скрывал.

— Ты мог ей помочь!

— Тебе-то откуда знать?

— Если бы не мог, не стал бы врать, что ты не Оборотень!

— Ага! Всем и каждому поведаем, что я Оборотень.

— Ах, прости, я забыла, что ты стыдишься своей сути! И правильно делаешь!

— Не ори! Что ты вообще понимаешь?

Илга слетела с лестницы, остановившись там, где недавно стояла Эллая. И мы зашипели, как две разъяренные кошки, кипя негодованием и брызгая слюной.

— Где уж мне понять такого, как ты!

— Ничего, проще будет убить, когда придет время. Ты ведь об этом мечтаешь?

— Не волнуйся, убью! И новый мир станет лучше! И ребенок Эллаи родится здоровым! И все будут счастливы!

Мы смолкли, тяжело сопя и вызверившись друг на друга. Первой отвела глаза Илга, с отвращением повела плечом, собралась уходить. Нос вздернут, спина прямая, но почему-то чувствуется, что ей это дается с трудом.

— Не будь идиоткой, — хмуро бросил я ей вслед. — Если я стал бы помогать Эллае, то сюда сбежались бы все маги! Хочешь этого?

Она не отозвалась, не обернулась, но помедлила, прежде, чем скрыться в отведенной ей комнате. Кажется, градус напряжения чуть снизился. Это к лучшему. Мне не хотелось слишком уж настраивать ее против себя, до Черноскала путь не пройден.

Забавно, что последний аргумент пришел мне в голову только сейчас… А если бы я с него начал, может, я бы не чувствовал себя так мерзко?

…Львен и Эллая (с утра она выглядела усталой, но улыбалась безмятежно, умело пряча печаль в глазах) ссудили нам денег на наем лодки. Большой, добротной, вроде той, что когда-то была у Илги в день нашей первой встречи. Обрадованная Илга даже ненадолго забыла о бедах, с удовольствием оглаживая мачту и клятвенно обещала вернуть долги уже за две лодки Эллае и ее родичам на севере. Супруги старательно отнекивались.