Плот неторопливо приближался к причалу, позволяя подробно рассмотреть городок, расположившийся на склонах ближайшего острова. Совсем крошечный, частично скрытый пепельного оттенка елями. Трехоконные домики, льнущие к земле, были сложены из темных бревен и крыты все той же серовато-черной хвоей.

Стоило плотогонам спустить сходни, как палуба стремительно обезлюдела. Часть пассажиров поспешила покинуть гостеприимный борт, волоча за собой поклажу. Они прекрасно понимали, что Волчий Удел лежит в стороне от самых судоходных линий и дожидаться следующего попутного корабля или плота придется немало, но все равно плыть дальше бок о бок с циркачами большинство путешественников не пожелало.

Зато местные жители, явно не избалованные развлекательными мероприятиями, с любопытством глазели на фургоны.

— …все, кто не занят в малом представлении может искать себе удовольствия по вкусу, но чтобы к рассвету были на борту. Никого ждать не станем. Понятно? — это вполне невинное предупреждение прозвучало из уст Гуса угрожающе.

Ни единой ответной ухмылки их толпы слушателей. Так, наверное, солдаты на поле боя понимают, что предупреждение расстреливать дезертиров — это не просто красные слова.

Сумерки затопили землю, бесповоротно превращаясь в ночь. Здесь и днем преобладали темные цвета, так что ночной мрак сошел на остров, как к себе домой. Зато над мгновенно расставленными шатрами циркачей мрак боязливо поджимал брюхо, стараясь избежать ядовитых желтых, красных и зеленых светящихся ожерелий.

Ушла Ханна, вооружившись самым маленьким из своих сундучков и облачившись в еще более пестрые юбки, чем обычно. Исчезла куда-то Эллая. Почти все обитатели ближайших фургонов тоже устремились на берег. Среди прочих у трапа я заметил вчерашнюю знакомую в полосатой накидке. В раненой руке она уверенно держала корзину. Женщина замедлила шаг, когда мы случайно встретились взглядами, споткнулась, остановилась.

Я развернулся и вошел в фургон Ханны.

Спустя минуту, в дверь постучали. И на этот раз не вломились бесцеремонно, а подождали пока я открою.

— Вас приглашает к себе господин Гус, — не поднимая головы, сообщил моим сапогам некто в шляпе с обвисшими полями.

Исполнившись дурных предчувствий, я проследовал за провожатым. Женщина в накидке исчезла, зато перед сходнями маячил некромант. Возле него останавливались все циркачи, которые высаживались с плота. Словно обменивались прощальными рукопожатиями. Я, честно сказать, не горел желанием прикасаться к этому неприятному типу, так что шагнул было мимо, но сиплый голос из-под капюшона неприязненно произнес:

— Ес-сли вы желаете сойти, позвольте вашу ладонь, гос-сподин маг.

— Зачем?

— Затем, чтобы вы не могли покинуть нашу с-скромную компанию не попрощавшис-сь…

За моей спиной обозначилось движение. Лениво поплевывавшие в воду здоровяки у борта, заинтересованно переместились поближе, видимо, привычные к подобным сценам. Жерон и Орм, вспомнил я их имена мельком. Вот только кто из них кто — я забыл.

— Ну, если вы нас-стаиваете… — Честное слово, случайно вышло. Уж больно пробирающее некромант произносил это свое «с-с».

Из-под капюшона дохнуло могильным холодом. Длинный рукав приподнялся, выпуская костлявую, шелушащуюся кисть с неестественно худыми пальцами. Каждый заканчивался заостренным серым ногтем. На указательном пальце ноготь был неровно сломан. Вот как раз этим ногтем некромант повел поперек моей ладони, мерзко царапая зазубренным краем. От невесомого прикосновения сразу же заломило руку, будто на кожу тонкой струйкой пролили кислоту. Но боль быстро исчезла.

— С-ступайте! — проскрежетал некромант.

— Это метка, — пояснил моей обуви обладатель шляпы, когда мы спускались по сходням. — Чтобы некромант мог найти любого, кто вздумает удрать. У такого рука сразу отнимается, а если упорствовать, то она гнить начинает и будет гнить, пока до сердца не дойдет… — он боязливо потер собственную ладонь.

— Иногда зверь, попадая в капкан, отгрызает себе лапу, — задумчиво сказал я.

— Не… — ничуть не удивившись, отозвался провожатый и, кажется, впервые из-под шляпы блеснули его глаза. — Пробовали уже. Был такой Смехач… Он однажды руку себе отрубил и сбежал. Так Айбья кисть-то отрубленную взял, пошептал, рука и указала, куда хозяин побег. Вроде компаса. Так они его и нашли… Правда, он уже к тому времени от горячки умер, видно рана загнила. Повезло.

Я покосился на провожатого. Тот спрятался под свою шляпу, как боязливый улит в панцирь. И остаток пути до поставленного под елями шатра из неокрашенного полотна мы шли молча.

Перед шатром развели большой костер, но сухого хвороста не нашли и дым, пахнущий хвойной смолой, полз по земле седыми космами. Вокруг огня разместились люди, из которых я узнал только Гуса и тех здоровых парней, что вели при первой нашей встрече мертвого мага.

— Ну, господин Властитель Переворотной Магии, или как вас там, пора бы продемонстрировать свое искусство, — Гус отрывался от пачки разрозненных листков, которые он изучал, покусывая кончик пера, и сильно при этом смахивая архивариуса, поглощенного любимым занятием. — Здешней темной публике хватит и ворожей со скоморохами, так что у нас есть время оценить ваш талант и подумать о величине гонорара.

— Что вы хотите увидеть?

— Что-нибудь на ваш вкус.

Заранее приготовившись к болезненной реакции амулета, я все же ухитрился сохранить непроницаемое лицо, когда скопировал несколько случайно виденных чудес из арсенала высшей магии, не столько сложных, сколько эффектных. Скажем, «танец колючей птицы» или «ползучие тени»…

Амулет огрызался на малейший жест. Ощущение было такое, словно я пытаюсь кусать орехи больным зубом. Не смертельно, но невыносимо.

Публика, в основном, сдержанно помалкивала, но пару раз один из здоровяков азартно присвистнул и обронил нечто вроде «во, тьма-край, шикарно…»

В какой-то момент ощущение опасности за спиной возросло настолько, что последний из своего арсенала «шквал огня» я позорно запорол, ограничившись жалкой пламенной струйкой и резко обернулся. В тени, за пределами освещенного круга, маячил некромант и внимательно наблюдал за происходящим.

— Ну… — бросил в вязкую тишину долго молчавший Гус. — Оно, конечно, занятно… Но пока ничего особенно свежего, я не вижу. Вы, кажется, говорили что-то о читанных Книгах? Может, вам их повнимательнее прочесть?

Вполне безмятежные слова Гуса напоминали трясину — спокойная гладь, под которой таилась жадная топь. Это был даже не намек. Просто если сейчас я не продемонстрирую что-нибудь действительно интересное — мне конец.

— Говорят, что Оборотни способны извлекать из людей их истинную суть, прописанную на изнанке, — занервничав, я охрип, но так даже вышло драматичнее. — Если почтенные зрители желают, я могу показать нечто подобное…

— Подводка хорошая, — одобрительно кивнул Гус. — С эдакой трагической ноткой. Только «нечто подобное» лишнее. Скажи лучше просто: «покажу вам, как они это делают…» Что ж, зрители полны нетерпения.

— Мне нужен доброволец.

Последовала беззвучная, но эмоциональная сцена, в которой присутствующие продемонстрировали достойную великих актеров способность без единого слова, исключительно мимикой и осторожными телодвижениями изобразить, что они думают о добровольном участии в неведомом мероприятии. Затем Гус взглянул на сидевшего рядом с ним лысоватого толстяка. Тот, побелев, мигом вскочил.

— Иди, иди, Бекк, — одобрил востроносый. — Поглядим, что у тебя с изнанки.

— Небось, потроха, как у всех… — зрители перевели дух и явно повеселели.

Невезучий толстяк боязливо встал напротив меня. Опухшие глазки слезились. Пальцы с траурной каймой под ногтями, которые он попытался заложить за пояс, заметно тряслись.

Я, сосредоточившись и глубоко вздохнув, отшагнул от толстяка…

Мир поблек и выцвел. Дымчатый силуэт толстяка пронизывало множество мерцающих волокон: зыбких и плотных, вялых и пульсирующих. Нужно лишь выбрать сущностные, распустить узлы и перетянуть с изнанки самые крепкие нити, сведя их заново на внешней стороне реальности. Проявить скрытое.