— Эллая? — машинально переспросил я вслух. — А у вас нет знакомого по имени Львен?

Она, побелев, дернулась так, что большой живот колыхнулся. Скомкала пальцами край одеял, резко подалась ко мне.

— Муж! Моего мужа звали Львен!

— Его и сейчас так зовут, — я невольно отклонился. Показалось, что женщина сейчас в меня вцепится. — Он жив. И ищет вас.

— Зато я мертва… — беременная обмякла и закрыла лицо руками.

Я еле сдержал вздох облегчения.

Ханна утешающее похлопала соседку по плечу — привычно и небрежно, как недавно приласкала ларец. Эллая не отреагировала, ссутулившись под шалью.

В дверь постучались и сразу же, не дожидаясь ответа, вошли. Слегка нагнув голову, чтобы не задеть притолоку, низкую даже для коротышки, в фургон протиснулся востроносый господин Гус.

— Заглянул посмотреть, как обживаетесь. Не тесновато? Как тебе, Ханна?

— Не жалуемся.

— Господин новый маг вполне может разместиться в фургоне мага прежнего. Только пока его придется делить с бывшим хозяином, — Гус неприятно осклабился. — Возражать тот не станет, лежит тихо, места занимает немного и пока не воняет.

— Ничего, — сухо отозвался я, — мне здесь вполне удобно. Спать можно под фургоном.

— Ну-ну, — ухмылка Гуса стала шире. — Понимаю. Женское общество, безусловно, предпочтительнее. Впрочем, у нас есть девушки и посвежее. Они будут рады потесниться на время.

Он обстоятельно огляделся, по-хозяйски задержав взгляд на животе сжавшейся Эллаи. Ухмылка, приклеенная к тонким губам, казалась не фальшивой даже, а чужеродной. Так могла бы улыбаться крыса.

— Завтра, после обеда, мы прибываем к Волчьему Уделу. Остановка будет недолгая, разгружаться не станем, зверье оставим на борту, а представление дадим сокращенное, так что готовься Ханна. И господин маг пусть готовится. Опробуем на деле на что он способен… Как, кстати, звать вас станем?

— Римттар, — переиначил я собственное имя.

Гусу не понравилось.

— Надо бы что-нибудь попышнее, — он в задумчивости пощелкал пальцами. — Скажем, Властитель Переворотной магии и Чудовищных Извращений маг Рим-о-Тарр.

— Извращений? — я приподнял бровь.

— И нарисовать вам побольше татуировок. Руки — это хорошо придумано, но надо бы еще что-то. Скажем, на лице… Погодите! Пойдемте, я вам такой шикарный костюм дам…

Надеюсь, не с покойного мага снимет, обеспокоено подумал я, спотыкаясь во тьме и пытаясь не отстать от ловко лавирующего коротышки.

Впрочем, разжиться шикарным костюмом мне не удалось. Возле фургона начальства послышалась возня и длинное, отвратительное шипение. Гус, забыв обо мне, с досадой крякнул и побежал. И все равно не успел.

Качался над входом фонарь на цепи. Внутри пузыря плескалась огненная вода, а снаружи расплескивался жидкий свет, выхватывая то остолбеневших здоровяков, с перекошенными физиономиями, то оскалившихся покойников, сверкающих серебром злобных глаз, то…

Я застыл.

Некромант держал за руку плотогона. От белых длинных пальцев, лежащих на загорелом бицепсе парня, бежали вверх по руке черные, вздувшиеся жилы. Вспухли на шее, под челюстями. Глазницы бедолаги заволокло тьмой.

— Ты с ума сошел! — сдавленно заорал Гус, бросаясь к некроманту. — Договорились же, чтобы на плоту ничего такого…

— Он пыталс-ся забраться в фургон.

— А эти олухи на что? — взорвался Гус, пиная стоявшего поблизости ошеломленного здоровяка. — Это их работа!

Здоровяк болезненно вякнул, отступая в тень. Стушевался, не пытаясь возражать.

— Он пыталс-ся забратьс-ся в мой фургон… — веско повторил некромант. Мертвяки неуклюже, но неожиданно проворно переместились поближе к хозяину, подобравшись, словно псы.

Коротышка в сердцах всплеснул руками.

— Да если его приятели узнают, что случилось…

— Мы и с-с ними пообщаемс-ся, — хоть капюшон и скрывал некроманта, мерзкая, ледяная улыбка, словно сама собой, соткалась в воздухе.

— Это же плотогоны! — раздраженно огрызнулся Гус. — Они ни беса не боятся, и к Оборотню в гости хаживали. Что им твоя дохлятина? К тому же мы уже далеко от островов… — коротыш смачно выругался, да так, что даже покойники, отпрянув, неуверенно затоптались.

Участники действа, наконец, вспомнили о моем присутствии. Обернулись все до единого. Даже невезучий плотогон смотрел в мою сторону, только вряд ли видел.

— Что скажете, господин маг? — Гус был мрачнее тучи.

Скажу, что надо было уносить отсюда ноги, пока не поздно. Но теперь выбора нет.

— Если сейчас этот человек вернется к своим и как ни в чем не бывало ляжет спать, а утром на глазах у всех случайно вывалится за борт и утонет, то никто не сможет предъявить никаких претензий к цирку.

Коротышка поморгал недоуменно и вдруг посветлел лицом:

— Разумно! До утра никто не заметит, живой среди них ходит, или покойник… Если только тот не расписан по самую макушку черными жилами! — Гус негодующе воззрился на некроманта, как ни в чем не бывало стоящего поодаль.

Тот и ухом не повел. Жестом отпустил своих неживых слуг, не торопясь, скрылся в злополучном фургоне. Вламываться следом Гус не рискнул, сплюнул, поразмыслил и живо перевел взгляд на меня.

Что ж, раз подал идею, придется отвечать. Сглаживая разбухшие вены безучастного плотогона и разгоняя уже ненужную владельцу кровь, чтобы он хотя бы выглядел живым до рассвета…

Провозился я до глубокой ночи, когда даже неугомонный табор циркачей затих. Забравшись вместе с одеялами под фургон Ханны, я впервые за этот день задумался над тем, что натворил. А еще над тем, что надо выбираться отсюда, но сделать это можно только на суше.

Нечто округлое и твердое мешало устроиться поудобнее и, покопавшись в кармане подстеленной вместе с одеялами куртки, я вытащил «око», тускло засветившееся во мраке.

«Око» молчало, но даже свет его казался зловещим.

* * *

Если и случился утром переполох с падением уже мертвого плотогона, то прошел он без особого размаха. Зевакам было не до того, а плотогоны народ не слишком эмоциональный.

Накрапывал мелкий дождик. Ветер ощутимо крепчал, и качка усиливалась. Мутные, темно-зеленые, как бутылочное стекло волны бились о борта. Даже неповоротливый, тяжелый плот не гасил колебания и мерно клонился от одного бока к другому, вытанцовывая ленивый вальс и сам себе подпевал утробным гудением. Закрепленный груз относился к танцами равнодушно. Незакрепленные пассажиры — очень трепетно. Большинство из них немедленно приникли к бортам, расставаясь с завтраками.

Половина циркачей перемещалась по палубе с постными, зеленоватыми лицами и обращенными внутрь себя взорами. Самое удачное время произвести небольшую рекогносцировку.

— Отвлеки их, — попросил я Ханну, кивнув на унылых охранников возле фургонов. — Некромант, я видел, ушел на нос.

— Здесь некуда бежать!

— Я не собираюсь бежать. Я хочу поплавать.

— Самоубийство. Утонете, а я так и останусь… — с заметным огорчением сказала женщина.

— Я очень хорошо плаваю.

— Там полно сторожевых тварей.

— Они далеко. Вода холодная, но можно продержаться несколько минут. А вот когда я вынырну, мне понадобится помощь, чтобы забраться обратно.

— Незаметно не выйдет.

— Сделай вид, что видела, как я падал за борт из-за качки. Подними переполох…

— Они не станут вас спасать, — усмехнулась она.

— Допустим, маг им все-таки нужен.

Ханна недовольно поджала губы.

Прямо над нами на перекладине мачты устроился малый парусник, сложивший крылья и искоса наблюдавший за нами блестящим, черным глазом. Здоровенные, чешуйчатые желтые лапы с когтями захватывали дерево в устрашающее кольцо. Остальные парусники тоже дремали, так что темп поддерживал только сам плот, а скорость его хода сопоставима со скоростью плывущего человека. Главное, не попасть под верхние плавники.

И еще не надо твердить себе, что это безумие. Пусть даже оно и впрямь безумие…

Самые стойкие пассажиры уныло слонялись поодаль. Охранники укрылись под полотняным тентом, так что часть борта выпадала из их поля зрения. Хмурая Ханна, вооружившись бутылкой, подошла к ним.