— Привет!

Я только было намеревался отодрать краешек полотна, любопытствуя, что под ним шуршит, как приятный женский голосок заставил вздрогнуть.

— Знакомишься с окрестностями? — рыжая, светлокожая девица глядела на меня насмешливо и испытующе, покачивая на пальце связанные ремешками и только что вымытые танцевальные туфли.

— Делать все равно нечего.

— Говорят, ты наш новый маг?

— Мне тоже такое говорили.

Она улыбнулась шире. Золотая прядка, выбившаяся из небрежно подобранных наверх волос, покачивалась, пряча янтарно-карий, цвета темного меда глаз. И даже кожа у нее была золотистого оттенка, тронутая на скулах россыпью медных веснушек.

Под полотном зашуршало активнее. Нечто невидимое шумно встряхнулось и злобно заскрежетало, будто когтями по металлу. На палубу выскользнуло мятое пестрое перо.

— Гарпии, — безразлично пояснила рыжая, заложив прядку за ухо.

— Я видел их на представлении в Пестрых реках. Понравилось.

— Зверье, — скучно отреагировала собеседница, шевельнув босой ногой заскорузлый краешек полотна. Из-под него в ответ негодующе зашипели.

А я вдруг заметил, что на нас смотрят все, кто находился поблизости. Пряча открытые взгляды, но внимательно таращась исподтишка.

— И им тоже скучно, — рыжая словно мысли прочла. — А если вам наскучит бродить между пыльными ящиками, то заглядывайте вон в тот белый фургон. — Она небрежно указала рукой. — Не заскучаете.

И легко зашагала прочь, покачивая связанными туфлями и посверкивая белыми пятками.

— С ней точно не заскучаете, — проворчал некто снизу. Из-под ближайшего фургона высунулась лохматая макушка. — Только до полуночи успейте смыться, а то такую каргу вместо красотки узрите, до конца дней помнить будете, — лохматый жизнерадостно хихикнул.

— Нет, это только в полнолуние с ней случается, — белокурая циркачка, пробегавшая мимо охапкой цветных флажков, сбавила шаг. — Раз в месяц. Вроде женского недомогания… — Она недобро усмехнулась. — Так что не беспокойтесь!

— Что случается?

— Говорят, ей наш господин Айбья подсобил, одолжил чье-то личико, чтобы Пенка красоткой стала. Да вот беда, когда луна полная, чары тают, и она истинное лицо показывает. А лицу тому уже лет шестьдесят! — блондинка выразительно округлила голубые глаза.

— Зато искусна она в любовных делах так, что тебе малолетней ссыкухе фору даст. Иногда преимущество опыта лишь растет с годами, — облизнулся лохматый.

— Сам дурак! То-то ты на меня пялишься, а не на старуху-повариху! — цветные флажки взъерошились, как шерсть у негодующей кошки.

— Я смотрю тут у вас полное взаимопонимание, — хмыкнул я.

— О, да! — лохматый с готовностью осклабился. — И вы напрасно иронизируете, господин маг. У нас свои порядки.

— Будьте осторожны, господин маг, — кивнула неожиданно серьезно блондинка. — У нас тут все иначе, чем выглядит.

Я криво улыбнулся, а они уже исчезли. Лохматый под фургон, девица — за фургон. И чужие взгляды рассеивались, словно не было. Только ветер хозяйничал между ящиками.

Что ж, заинтриговали…

Часть палубы на корме была отгорожена даже от циркачей, и поставленные рядом повозки постоянно охранялись. Серая принадлежала некроманту. Стоило только приблизиться к ней, как вперед выступил верзила, перепоясанный кожаным ремнем. Кажется, его звали Жерон.

— Куда, тьма-край, не видишь — нельзя? Ты тут новичок, — процедил здоровяк, — хотя и, говорят, полезный. Так вот чтобы и дальше быть полезным, не ходи, куда тебя не звали. А то вон тем красавцам вечно кормежки мало… — Жерон кивнул левее и оскалился нарочито снисходительно, хотя боязливая неприязнь позванивала в голосе, как металлическая стружка.

На палубе, возле колес воза, притулились двое. Один из них поднял голову на звук разговора. Глаза у него были белесые и абсолютно мертвые. А кожа на скулах уже взялась сухими струпьями.

Я невзначай коснулся их.

Никакого отклика. Мертвые куклы насажены на чужую волю, словно на железные штыри. Согнуть можно, да усилий потребуется слишком много.

* * *

Из-за прикрытого пологом входа в фургон выбивался свет. Похоже, Ханна спать не собиралась. Я без особой охоты нырнул внутрь. После свежего, морского бриза духота цветной коробки валила с ног.

Ханна перебирала мелкие фигурки в раскрытом ларце на полу. Ее беременная спутница лежала на укрытой цветными одеялами скамье с закрытыми глазами, но, судя по напряжению на лице, не спала.

— Не стоит вам ходить в одиночку, — негромко заметила Ханна, не поднимая головы от крошечных безделушек. — Здесь не любят любопытных.

— Это я уже понял.

— Зачем вы попросились в труппу? Разве не слышали, что рассказывают про Черный цирк?

— Если честно, почти ничего не слышал. И пока ничего ужасающего не видел.

— Вы плохо смотрели… Это страшные люди.

— Ты, значит, тоже чудовище?

— Я пришла сюда не по своей воле, — фигурная мелочь с сухим шорохом пересыпалась из пухлой ладони в ларец. Запахло нафталином. — Я думала, что смогу обрести свободу, если не стану сидеть на месте… Я встретила Дио, он был магом и обещал избавить меня от клейма. Он лгал, но я все равно любила его и пришла за ним в цирк… Потом Дио убили, а я стала предсказательницей, — крышка ларца сухо щелкнула, закрываясь.

— Получила свою свободу?

— Какая здесь может быть свобода? — ладонь с коротко обрезанными ногтями порывисто погладила ларец по крышке, как нервное животное.

— Уйти отсюда тебе тоже помешало клеймо Югов?

— Отсюда не уходят.

Ханна повела полным плечом, заталкивая коробку под кипу полотна. Лежавшая на кровати молодая женщина заметно содрогнулась под одеялом.

— Я выжгу клеймо и дам тебе и твоим потомкам свободу в обмен на услугу.

— Вы можете просто приказать мне…

— …или могу сделать доброе дело, уничтожив клеймо безо всяких условий, — закончил я. — И то, и другое имеет свои недостатки. В первом случае, под принуждением ты сделаешь меньше, чем могла бы, а во втором, я не смогу гарантировать себе безопасность. Как только ты лишишься клейма, ты сможешь причинить мне массу бед. А так у нас будет соглашение. Взаимовыгодное.

— Я слушаю, — Ханна поднялась с пола, устроившись рядом с беременной. Та неловко подтянула ноги.

— Я ищу девушку. Скорее всего, она в этом цирке. Мне кажется, я видел ее мельком во время представления. Она была русалкой. Я хочу увезти ее отсюда.

Ханна покачала головой, разом поскучнев.

— Это невозможно. Никто не уходит из цирка, если его не изгоняют. А изгоняют отсюда только в могилу.

— Я должен ее разыскать. И ты мне поможешь.

Она помолчала. Долго, с выражением. Наконец, нехотя кивнула:

— Хорошо, я попробую.

Воодушевившись, я попытался описать Никку, через пару минут в замешательстве признав, что ничего кроме общих примет рассказать не могу. Светлые волосы, светлые глаза, возраст, рост…

— Не знаю… — пожала плечами Ханна. — Может, и была такая… Эти девушки, из измененных, приходят и уходят так быстро, что лица не запоминаются.

— Ты же сказала, что отсюда уйти нельзя.

— Ну, один-то путь никто не перекроет. Они умирают. Измененные не живут долго, поэтому все время нужны новые… — Ханна смолкла, будто спохватившись. Смуглое лицо ее помрачнело.

— Я видела ее, — вдруг вмешалась беременная. — Похожа на ту, что вы описали. Ее нес на руках Жерон…

Женщина уже сидела, широко раскрыв глаза и зябко кутаясь в шаль. Бледное, неживое лицо обрело краски, губы дрожали.

— Куда нес?

— Туда… — она неопределенно повела вялой рукой. — К остальным.

— Русалок держат в воде от представления до представления, — пояснила Ханна, недовольно покосившись на товарку. — Всех измененных помещают в магические сферы, чтобы они меняли облик, но русалкам нужна еще и вода. Сейчас они наверняка за боротом, привязаны к плоту… Ты не путаешь, Эллая?

Что-то знакомое царапнулось в памяти. Цирк… Эллая… Дождь… И парочка спорящая в лесу, возле Черноскала.