Еще один разворот, и я оказался на ногах, наставив острие клинка под подбородок опешившего незнакомца.
— Не слышал, как ты стучал! — произнес я ровно, щелкнув пальцами свободной руки по ближайшему светильнику.
Стало светлее.
Незнакомец — (облачен в темное, на голове капюшон, лицо закрыто мятой маской с карнавала, телосложение легкое) — скосил, щурясь, глаза на полированное лезвие, судорожно сглотнул и поднял вверх пустые ладони с растопыренными пальцами. Не вооружен или оружия не видно?
— Я не… не… — голос высокий и срывающийся.
— Назови мне хоть одну причину, почему я не могу убить тебя прямо на месте?
Руки пришельца мелко дрожали, а по лбу, несмотря на холод, ползли бисеринки пота. Не похож на фанатика-убийцу… На вора тем более. Это ж надо совсем свихнуться, чтобы влезть сюда!
— Ты кто такой?
Он снова сглотнул, то ли силясь ответить, то ли, наоборот, безвозвратно закусывая язык и готовясь даже в смертных муках не выдать тайны собственного происхождения.
Все они так. Даже те, кто по глупости прихватывает с собой документы.
— Как ты сюда попал? — спросил я, мельком подивившись, что испуга не чувствую. Только скуку и досаду из-за потревоженного безделья.
Правая рука, удерживавшая меч у горла визитера, стала затекать. Перехватив клинок в левую, я обогнул незнакомца по дуге, приблизившись к распахнутому окну. Окно обрывалось в пропасть. Внизу беззвучно покачивалась вода, блестящая в разрывах тумана и гладкая, как атлас. Здесь даже решеток не имело смысла ставить, потому что скала внизу и сама башня слыли совершенно неприступными.
И тем не менее…
Я пару секунд боролся с желанием перегнуться через край и повнимательнее изучить изрытую неровностями поверхность башни, чтобы узнать, как это там внизу, ниже кромки окна, умудряется висеть потрепанный рюкзак, мирно покачиваяющийся на ремнях.
— А ты храбрец, — медленно произнес я, глядя, как над озером лениво пухнут туманные волокна, затягивая безмятежную черную гладь. — Или дурак.
Пришелец облизнулся пересохшие губы. Дрожь распространялась по его телу, как зараза. На груди мелко трясся оберег, сплетенный из кожи. От оберега тянуло гарью и чем-то цветочным.
— Никак решил совершить подвиг, убив злобного Оборотня?
Он дернул подбородком и перестал трястись. Даже напротив, я словно напомнил пришельцу о важной миссии, и тот взял себя в руки, резко выпрямившись и расправив плечи.
— Да! — хрипло, но срываясь на фальцет, ответил гость.
— Похвальная честность, — пробормотал я. — А еще неплохо бы показать лицо будущего героя. Нехорошо как-то в маске, словно вор…
Он качнулся назад, но я успел поддеть кончиком меча черно-белую маску. Гость отчаянно ринулся к окну, я прыгнул следом. Повалил, прижимая своим весом и, сцапав за капюшон, попытался развернуть голову противника. Сползла шершавая ткань, рассыпались длинные волосы, повернутое в профиль оскалившееся лицо было мне хорошо знакомо…
— Илга!
Пленница разом обмякла, перестала лягаться, вывернулась из захвата и отползла в сторону. Я не удерживал, все еще не веря в происходящее.
— Снова пришла за моей кровью?
Она враждебно зыркнула исподлобья, притихшая, но не сломленная.
— Твоя кровь не помогла.
— Я предупреждал. Не все так просто.
— Ты сказал, что смерть творит чудеса.
— Да… — медленно согласился я. — Творит. Так ты и вправду явилась убить меня?
— Я пришла убить Оборотня! — сквозь зубы процедила Илга.
Еще до того, как она договорила, я подался вперед, перехватывая и выламывая ей руку. Она вскрикнула. В рукаве, в неловко приспособленных ножнах, поджидал своего часа кинжал. Точно не орудие убийцы — чтобы его вытащить пришлось бы повозиться. Впрочем, если жертва спит…
— Раньше у тебя были более честные и гуманные планы по спасению своего мужа.
— Жениха.
— Неважно. Что случилось с твоим желанием заработать на хорошую лечебницу?
— Раньше у меня была надежда. Теперь ее нет.
— Яннек умер?
— Не смей произносить его имя, ты… Оборотень! — выплюнула она с неприкрытой ненавистью. — Он жив! Но он умрет, а перед этим будет долго страдать, потому что ты… ты во всем виноват!
Я поморщился. Она сникла, разом сгорбившись.
— Даже если я буду работать день и ночь, мне и за много лет не собрать столько денег, — обветренные губы девушки едва шевелились. — Мы с тетей Ла надеялись, что вместе сможем… Но теперь и она… — Илга резко подняла голову, отбрасывая растрепанные пряди волос с лица. В глазах снова зажглась ярость: — Ты уничтожил ее! Ты уничтожил все, что она умела в этой жизни!
— Погоди, — опешил я, — при чем тут какая-то тетя Ла?
— Она согласилась на работу садовницей у Оборотня! Ради Яннека и меня. Она самая лучшая садовница во всей Империи и пошла работать к Оборотню!..
— Аланда Гвай, — я с трудом подцепил и извлек из памяти полузабытое имя, — твоя тетя Ла?
— Ты уничтожил ее.
— Я уволил ее, — огрызнулся я с раздражением. — Всего-навсего. Если она такой хороший специалист, то найдет себе другой сад для работы.
— Она уже ничего не найдет, — Илгин рот судорожно искривился. — Она изменилась после возвращения. Деревья и травы больше не слышат ее, а она не понимает их. Ты что-то сделал с ней!
Я отшатнулся. Вспомнил, как смотрел на руки, по которым тек дождь вперемешку с призрачной кровью. Я всего лишь изменил память этой женщине, но…Сущность человеческая хрупка. Копаясь в ней, можно ненароком или по небрежности разрушить что-нибудь важное.
— Илга…
— Заткнись! — Она была на грани истерики и, кажется, плохо понимала, кто у кого в плену. — Теперь они оба беспомощны! А я… Я ничем не могу помочь им! Только убить Оборотня! Тогда все, наконец, будут счастливы.
— А если нет? Никто не знает, что случится, если убить последнего Оборотня. Не верь слухам.
— Я могу помочь им только так, — возразила Илга. Повела незвначай головой, нащупывая взглядом кинжал. Лицо ее на мгновение подернулось омерзением.
— Илга… Я могу помочь.
— Умри, — перебила она. — Сделай всем одолжение, покончи с собой!
— Твоя тетя… Аланда, тоже это предлагала. И не она одна.
— Может, стоит прислушаться? — зло ощерилась Илга. Упруго сжавшаяся и свирепая, она сейчас походила на ядовитого паука. Отвлечешься — укусит вмиг. — Ты же знаешь, что пока ты жив, многие будут несчастливы.
А если я покончу с собой, а они все равно останутся несчастливы, — устало подумал я, — на кого тогда они будут списывать свои несчастья?..
— Столько людей скажут тебе спасибо! — проникновенно пообещала Илга.
— Что мне их спасибо? — ухмыльнулся я невольно. — Ты думаешь это так просто, покончить с собой?
— Ты боишься?
Я поддел пальцем и вытащил на свет амулет.
— Видишь? Даже если бы я захотел покончить с собой, вот эта штука не позволит.
Она несколько мгновений равнодушно смотрела на амулет, потом опустила голову. Волосы беспорядочно упали на потускневшее лицо, сделав и вовсе неразличимым его выражение, но слова беспрепятственно проходили через тонкую завесу:
— Если бы я знала… Если бы я знала, кого спасаю тогда, в море… Я так жалею, что вытащила тебя из воды. Может быть, Яннек был бы уже здоров.
— Врешь ты все, — хмуро оборвал я причитания. — Если бы все повторилось, ты бы не оставила тонуть человека, даже будь он трижды Оборотнем. Иначе чем ты сама отличаешься от… меня? Ты ведь могла убить меня той ночью, но не сделала этого.
— Тогда я еще не знала, что все так плохо. Надеялась, твоей крови хватит.
— Дура ты, Илга.
Она вскинулась. Подбородок дрожит, но в глазах зажглись свирепые огоньки:
— А ты… Оборотень!.. Хочешь казаться хорошим, а сам… Ты только смотришь, как вокруг страдают другие! Ты думаешь, мне трудно будет убить тебя? А это нетрудно! Потому что нет никого, кто пожалеет о твоей смерти! Хоть один человек станет горевать о тебе? Ведь нет никого, кто любит тебя на всем белом свете, верно? Ну, возрази! Скажи, что хоть кому-то ты дорог! Солги хотя бы! Ну?!..
