Но смерть прошла мимо — «Скакуну» удалось проскочить в узкий проход, и он оказался в заливчике со спокойной водой. На следующий день к ним подошел спасательный катер, а затем — плавбаза. По случаю банкета в честь спасенных норвежцев рыбаки со «Скакуна» поднялись на плавбазу. Проходившая по коридору мимо смертельно уставших людей Лиля даже не узнала Сеньку. Зато его разыскала всерьез напуганная известиями о бедах «Скакуна» Клавка. На банкет Сенька не попал, они заперлись с Клавкой в ее каюте. Наконец-то он увидел рядом с собой по-настоящему умную и любящую его женщину. Только расставание получилось тяжелым — надорванная прежними неудачами Клавка отказалась говорить о том, что может их ждать дальше.

Судно вернулось в порт, так и не закончив рейса. Сенька бродил по городу в привычном одиночестве, пытаясь осознать то, что открылось ему в этом рейсе. Оказывается, работа, которую он почти ненавидел, люди, бичи и рыбаки, которых он никогда особенно всерьез не принимал, а только терпел рядом, и есть настоящая работа и настоящие люди. Ясно, что он потерял Лилю. А может, ее и не было вовсе. Грустно, что счастье, которое подарила ему судьба, сведя с Клавкой, оказалось коротким. Но в его жизни есть все, по чему он тосковал, нужно только уметь увидеть и правильно оценить реальность. И кажется, Сенька обрел способность это видеть и понимать.

Случайно на вокзале, где он сидел в буфете, Сенька снова увидел Клавку. Она собралась к родственникам, и, провожая ее, Сенька нашел простые и точные слова о том, что значила для него их встреча. Слова эти решили все. Они вместе вернулись в Клавкину квартиру. Все-таки удалось ему поменять свою жизнь, пусть не так, как хотелось, но удалось.

С. П. Костырко

Повесть (1963–1965)

Сторожевой пес Руслан слышал, как всю ночь снаружи что-то выло, со скрежетом раскачивало фонари. успокоилось только к утру. Пришел хозяин и повел его наконец-то на службу. Но когда дверь открылась, в глаза неожиданно хлынул белый яркий свет. Снег — вот что выло ночью. И было что-то еще, заставившее Руслана насторожиться. Необычайная, неслыханная тишина висела над миром. Лагерные ворота открыты настежь. Вышка стояла совсем разоренной — один прожектор валялся внизу, заметанный снегом, другой повис на проводе. Исчезли с нее куда-то и белый тулуп, и ушанка, и черный ребристый ствол, всегда повернутый вниз. А в бараках, Руслан это почувствовал сразу, никого не было. Утраты и разрушения ошеломили Руслана. Сбежали, понял пес, и ярость захлестнула его. Натянув поводок, он поволок хозяина за ворота — догонять! Хозяин зло прикрикнул, потом отпустил с поводка и махнул рукой. «Ищи» — так понял его Руслан, но только никакого следа он не почувствовал и растерялся. Хозяин смотрел на него, недобро кривя губы, потом медленно потянул автомат с плеча. И Руслан понял: все! Только не ясно, за что? Но хозяин лучше знает, что делать. Руслан покорно ждал. Что-то мешало хозяину выстрелить, тарахтение какое-то и лязг. Руслан оглянулся и увидел приближающийся трактор. А далее последовало что-то совсем невероятное — из трактора вылез водитель, мало похожий на лагерника, и заговорил с хозяином без страха, напористо и весело: «Эй, вологодский, жалко, что служба кончилась? А собаку бы не трогал. Оставил бы нам. Пес-то дорогой». — «Проезжай, — сказал хозяин. — Много разговариваешь». Хозяин не остановил водителя даже тогда, когда трактор начал крушить столбы лагерной ограды. Вместо этого хозяин махнул Руслану рукой: «Уходи. И чтоб я тебя больше не видел». Руслан подчинился. Он побежал по дороге в поселок, вначале в тяжком недоумении, а потом, вдруг догадавшись, куда и зачем его послали, во весь мах.

…Утром следующего дня путейцы на станции наблюдали картину, которая, вероятно, поразила бы их, не знай они ее настоящего смысла. Десятка два собак собрались на платформе возле тупика, расхаживали по ней или сидели, дружно облаивая проходившие поезда. Звери были красивы, достойны, чтобы любоваться ими издали, взойти на платформу никто не решался, здешние люди знали — сойти с нее будет много сложнее. Собаки ждали заключенных, но их не привезли ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю, ни через две. И количество их, приходящих на платформу, начало уменьшаться. Руслан тоже каждое утро прибегал сюда, но не оставался, а, проверив караул, бежал в лагерь, — здесь, он чувствовал это, еще оставался его хозяин. В лагерь бегал он один. Другие собаки постепенно начали обживаться в поселке, насилуя свою природу, соглашались служить у новых хозяев или воровали кур, гонялись за кошками. Руслан терпел голод, но еду из чужих рук не брал. Единственным кормом его были полевые мыши и снег. От постоянного голода и болей в животе слабела память, он начинал превращаться в шелудивого бродячего пса, но службу не оставлял — каждый день являлся на платформу, а потом бежал в лагерь.

Однажды он почувствовал запах хозяина здесь, в поселке. Запах привел его в вокзальный буфет. Хозяин сидел за столиком с каким-то потертым мужичком. «Подзадержался ты, сержант, — говорил ему Потертый. — Все ваши давно уже подметки смазали». — «Я задание выполнял, архив стерег. Вот вы все сейчас на свободе и думаете, что до вас не добраться, а в архиве все значитесь. Чуть что, и сразу всех вас — назад. Наше время еще наступит». Хозяин обрадовался Руслану: «Вот на чем наша держава стоит». Он протянул хлеб. Но Руслан не взял. Хозяин озлился, намазал хлеб горчицей и приказал: «Взять!» Вокруг раздались голоса: «Не мучь собаку, конвойный!» — «Отучать его надо. А то все вы жалостливые, а убить ни у кого жалости нет», — огрызался хозяин. Нехотя разжав клыки, Руслан взял хлеб и оглянулся, куда бы его положить. Но хозяин с силой захлопнул его челюсти. Отрава жгла изнутри, пламя разгоралось в брюхе. Но еще страшнее было предательство хозяина. Отныне хозяин стал его врагом. И потому на следующий же день Руслан откликнулся на зов Потертого и пошел за ним. Оба оказались довольны, Потертый, считающий, что приобрел верного друга и защитника, и Руслан, который все-таки вернулся к своей прежней службе — конвоирование лагерника, пусть и бывшего.

Корма от своих новых хозяев Руслан не брал — пробавлялся охотой в лесу. По-прежнему ежедневно Руслан появлялся на станции. Но в лагерь больше не бегал, от лагеря остались только воспоминания. Счастливые — о службе. И неприятные. Скажем, об их собачьем бунте. Это когда в страшные морозы, в которые обычно не работали, к начальнику прибежал лагерный стукач и сообщил что-то такое, после чего Главный и все начальство кинулись к одному из бараков. «Выходи на работу», — приказал Главный. Барак не подчинился. И тогда по приказу Главного охранники подтащили к бараку длинную кишку от пожарного насоса, из кишки этой хлынула вода, напором своим смывая с нар заключенных, выбивая стекла в окнах. Люди падали, покрываясь ледяной корочкой. Руслан чувствовал, как вскипает его ярость при виде толстой живой шевелящейся кишки, из которой хлестала вода. Его опередил Ингус, самый умный их пес, — намертво вцепился зубами в рукав и не реагировал на окрики охранников. Ингуса расстрелял из автомата Главный. Но все остальные лагерные псы уже рвали зубами шланг, и начальство было бессильно…

Однажды Руслан решил навестить лагерь, но то, что он увидел там, ошеломило его: от бараков и следа не осталось — огромные, наполовину уже застекленные корпуса стояли там. И никакой колючей проволоки, никаких вышек. И все так заляпано цементом, кострами, что и запахов лагеря не осталось…

И вот наконец Руслан дождался своей службы. К платформе подошел поезд, и из него начали выходить толпы людей с рюкзаками, и люди эти, как в старые времена, строились в колонны, а перед ними начальники говорили речь, только слова какие-то незнакомые услышал Руслан: стройка, комбинат. Наконец колонны двинулись, и Руслан начал свою службу. Непривычным было только отсутствие конвойных с автоматами и чересчур уж веселое поведение шедших в колонне. Ну ничего, подумал Руслан, поначалу все шумят, потом утихнут. И действительно, начали утихать. Это когда из переулков и улиц к колонне стали сбегаться лагерные собаки и выстраиваться по краям, сопровождая идущих. А взгляды местных из окон стали угрюмыми. Идущие еще до конца не понимали, что происходит, но насторожились. И произошло неизбежное — кто-то попробовал выйти из колонны, и одна из собак кинулась на нарушителя. Раздался крик, началась свалка. Соблюдая порядок, Руслан наблюдал за строем и увидел неожиданное: из колонны начали выскакивать лагерные псы и трусливо уходить в соседние улицы. Руслан кинулся в бой. Схватка оказалась неожиданно тяжелой. Люди отказывались подчиняться собакам. Они били Руслана мешками, палками, жердинами, выломанными из забора. Руслан разъярился. Он прыгнул, нацелившись на горло молодого паренька, но промахнулся и тут же получил сокрушительный удар. С переломленным хребтом он затих на земле. Появился человек, может быть, единственный, от кого он принял бы помощь. «Зачем хребет переломали, — сказал Потертый. — Теперь все. Надо добивать. Жалко собаку». Руслан еще нашел силы прыгнуть и зубами перехватить занесенную для удара лопату. Люди отступили, оставив Руслана умирать. Он, может быть, еще мог выжить, если б знал, для чего. Он, честно выполнявший службу, которой научили его люди, был жестоко наказан ими. И жить Руслану было незачем.