Летунов думает о Мигулине, вспоминает прошлое, а между тем вокруг него кипят страсти. В кооперативном дачном поселке, где он живет, освободился после смерти владелицы домик, и взрослые дети Павла Евграфовича просят его поговорить с председателем правления Приходько, потому что в их доме разросшейся семье места уже давно не хватает, Летунов же — заслуженный человек, проживший здесь много лет. Однако Павел Евграфович уклоняется от разговора с Приходько, бывшим юнкером, доносчиком и вообще подлым человеком, к тому же отлично помнящим, как в свое время Летунов вычищал его из партии. Летунов живет минувшим, памятью о не так давно похороненной любимой жене, которой ему остро не хватает. Дети же, с головой погруженные в бытовые заботы, его не понимают и совершенно не интересуются его историческими разысканиями, даже считают, что он выжил из ума, и приводят к нему врача-психиатра.
На освободившийся домик претендует также его нынешний съемщик Олег Васильевич Кандауров, преуспевающий, энергичный и ухватистый человек, который во всем хочет дойти «до упора». Ему предстоит командировка в Мексику, у него масса срочных дел, в частности получение медицинской справки для поездки, и две главные заботы — прощание с любовницей и этот самый домик, который он должен получить во что бы то ни стало. Кандауров ничего не хочет упустить. Он знает, что соседи по дачам его не очень жалуют и вряд ли поддержат, однако не собирается уступать: ему удается откупиться от еще одного претендента на домик — племянника бывшей его владелицы, с Приходько у него тоже существует договоренность. Однако, когда все уже кажется утрясено, ему звонят из поликлиники, предлагая сдать повторный анализ мочи. Неожиданно обнаруживается, что у Кандаурова серьезная и, возможно, неизлечимая болезнь, отменяющая и командировку в Мексику, и все прочее. Стихия жизни течет вовсе не по тому руслу, в которое стремятся направить ее люди. Так и с дачным поселком — приезжают на черной «Волге» незнакомые люди с красной папкой в руках, и сыну Летунова Руслану удается узнать от шофера, что здесь вместо старых дач собираются строить пансионат.
Е. А. Шкловский
Другая жизнь
Повесть (1975)
Действие происходит в Москве. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Сергея Афанасьевича Троицкого не стало. Его жена Ольга Васильевна, биолог, все еще не может прийти в себя после потери мужа, умершего в возрасте сорока двух лет от сердечного приступа. Она по-прежнему живет в одной квартире с его матерью Александрой Прокофьевной, женщиной старой закалки. Александра Прокофьевна — юрист по профессии, пенсионерка, но дает консультации в газете. В смерти Сергея она винит Ольгу Васильевну, укоряя ее тем, что Ольга Васильевна купила новый телевизор, а это свидетельствует, на ее взгляд, что невестка не очень-то опечалена смертью мужа и не собирается отказывать себе в развлечениях. Она не признает ее права на страдание.
Однако у Александры Прокофьевны были непростые отношения с сыном. Ольга Васильевна мстительно вспоминает, что ему была не по душе излишняя прямолинейность матери, которой та гордилась, ее категоричность, граничащая с нетерпимостью. Эта нетерпимость проявляется и в отношениях с шестнадцатилетней внучкой Ириной. Бабушка обещала ей деньги на зимние сапоги, но не дает только потому, что Ирина собирается купить их у спекулянтов. Дочь возмущена, Ольга Васильевна жалеет Ирину, так рано оставшуюся без отца, но она также хорошо знает ее характер, такой же странный, как у Сергея: что-то неустоявшееся, жесткое…
Все, что окружает Ольгу Васильевну, связано для нее с воспоминаниями о Сергее, которого она действительно глубоко любила. Боль утраты никак не проходит и даже не делается менее острой. Она вспоминает всю их совместную жизнь, начиная с самого первого дня знакомства. С Троицким ее познакомил влюбленный в нее приятель Влад, тогда студент мединститута. Сергей, студент-историк, виртуозно читал слова наоборот и в первый же вечер побежал за водкой, что сразу не понравилось матери Ольги Васильевны, которая к тому же хотела, чтобы ее мужем стал надежный и благоразумный Влад. Однако все произошло иначе. Решающим событием в отношениях Ольги Васильевны и Сергея стала поездка в Гагры вместе с подругой Ритой и тем же Владом. Постепенно у Ольги Васильевны и Сергея завязался серьезный роман.
Уже тогда Ольга Васильевна начала улавливать в его характере нечто шаткое, что впоследствии стало для нее предметом особых тревог и причинило немало страданий — прежде всего из-за страха потерять Сергея. Ей казалось, что благодаря именно этому свойству его может увести другая женщина. Ольга Васильевна ревновала не только к новым женщинам, которые появлялись на горизонте Сергея, но и к тем, что были до нее. Одна из них по имени Светланка появилась сразу после их возвращения с юга и шантажировала Сергея мнимой беременностью. Однако Ольге Васильевне удалось перебороть это испытание, как она сама определила натиск соперницы. А через месяц была свадьба.
Первое время они жили у матери Ольги Васильевны и ее отчима, художника Георгия Максимовича. Когда-то Георгий Максимович учился в Париже, его называли «русский Ван Гог». Старые работы он уничтожил и теперь вполне сносно существует, рисуя прудики и рощицы, состоя членом закупочной комиссии, и т. п. Человек мягкий и добрый, Георгий Максимович однажды проявил твердость. Ольга Васильевна тогда забеременела и хотела делать аборт, потому что обстоятельства складывались неважно: Сергей поссорился с директором музея и хотел уходить, она работала в школе, ездить на работу было далеко, с деньгами было худо. Георгий Максимович, случайно узнав, запретил категорически, благодаря чему на свет появилась Иринка. В том доме у Ольги Васильевны тоже были проблемы, в частности из-за жены художника Васина Зики. Сергей часто убегал к Васину, особенно в минуты тоски, потому что он ушел из музея и не знал, куда себя деть. Ольга Васильевна ревновала Сергея к Зике, они часто ссорились из-за нее. С самой Зикой, после недолгого приятельства, у Ольги Васильевны установились враждебные отношения. Вскоре умерла сестра Сергея, и они переехали к свекрови на Шаболовку.
Вспоминая, Ольга Васильевна спрашивает себя, какой же на самом деле была их с Сергеем жизнь — хорошей, плохой? И есть ли действительно ее вина в его смерти? Когда он был жив, она чувствовала себя богачкой, особенно рядом с лучшей подругой Фаиной, личная жизнь которой не складывалась. Фаине она говорила, что да, хорошая. А какая она была на самом деле? Одно ей ясно: это была их жизнь и вместе они составляли единый организм.
После сорока Сергеем, как считает Ольга Васильевна, подобно многим мужчинам в этом возрасте, овладела душевная смута. В институте же, куда его перетащил приятель Федя Праскухин, началось: обещания, надежды, проекты, страсти, группировки, опасности на каждом шагу. Ей кажется, его сгубили метания. Он увлекался, потом остывал и рвался к чему-то новому. Неудачи лишали его сил, он гнулся, слабел, но какой-то стержень внутри его оставался нетронутым.
Долго Сергей возился с книгой «Москва в восемнадцатом году», хотел издать, но ничего не вышло. Потом появилась новая тема: февральская революция, царская охранка. Уже после смерти Сергея к Ольге Васильевне пришли из института и попросили найти папку с материалами — якобы для того, чтобы подготовить работу Сергея к изданию. Эти материалы, в числе которых списки секретных агентов московской охранки, уникальны. Чтобы подтвердить их подлинность, Сергей разыскивал людей, связанных с теми, кто значился в списках, и даже обнаружил одного из бывших агентов — Кошелькова, 1891 года рождения — живым и здравствующим. Ольга Васильевна ездила вместе с Сергеем в подмосковный поселок, где обитал этот Кошельков.
Сергей искал нити, соединявшие прошлое с еще более далеким прошлым и с будущим. Человек для него был нитью, протянувшейся сквозь время, тончайшим нервом истории, который можно отщепить, выделить и — по нему определить многое. Свой метод он называл «разрыванием могил», на самом же деле это было прикосновением к нити, и начинал он с собственной жизни, со своего отца, после гражданской деятеля просвещения, студентом Московского университета участвовавшего в комиссии, которая разбирала архивы жандармского управления. Здесь был исток увлечения Сергея. В своих предках и в себе он обнаруживал нечто общее — несогласие.