Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И пришел день, когда Пронякин не выдержал. С утра было сухо и солнце обещало полноценный рабочий день. Пронякин сделал четыре ездки и стал делать пятую, как вдруг увидел крупные капли дождя, упавшие на ветровое стекло. У него опять упало сердце — пропал день! И, свалив породу, Пронякин погнал свой «МАЗ» в быстро пустеющий под дождем карьер. В отличие от мощных «ЯАЗов» «МАЗ» Пронякина мог подняться по карнизику карьерной дороги. Опасно, конечно. Но при умении — можно. Выезжая из карьера в первый раз, он увидел угрюмо стоявших у обочины шоферов и услышал чей-то свист. Но ему было уже все равно. Он будет работать. Во время обеда в столовой к нему подошел Федька из их бригады: «Смелый ты, конечно, но зачем же нам в морду-то плюешь? Если ты можешь, а мы нет, зачем выставляешься? Если из-за денег, так мы тебе дадим». И отошел. У Пронякина появилось желание прямо сейчас собраться и уехать домой. Но — некуда. Он уже вызвал к себе жену, она как раз сейчас в дороге. Пронякин снова спустился в пустой карьер. Экскаваторщик Антон вертел в руках кусок синеватого камня: «Что это? Неужели руда?!» Вся стройка давно уже с волнением и нетерпением ждала момента, когда наконец пойдет большая руда. Ждал и волновался, что бы ни думала о нем бригада, и Пронякин. И вот она — руда. Куски руды Виктор повез начальнику карьера. «Рано обрадовался, — остудил его Хомяков. — Такие случайные вкрапления в породе уже находили. А потом снова шла пустая порода». Пронякин ушел. «Слушай, — сказал ему экскаваторщик Антон внизу, — я все гребу и гребу, а руда не кончается. Кажется, действительно дошли». Пока только двое они и знали о случившемся. Вся стройка по случаю дождя стояла. И Пронякин, чувствуя, что наконец-то судьба расщедрилась — именно его выбрала везти первый самосвал с рудой из одного из величайших карьеров, — никак не мог успокоиться от радости. Он гнал перегруженную машину наверх: «Я им всем докажу», — думал он, имея в виду и свою бригаду, и начальника карьера, и весь мир. Когда были пройдены все четыре горизонта карьера и оставалось чуть-чуть, Пронякин чуть резче, чем надо, повернул руль — колеса заскользили и грузовик поволокло в сторону. Виктор сжал руль, но остановить машину уже не мог — переваливаясь с боку на бок, самосвал сползал с одного горизонта на другой, переворачиваясь и ускоряя падение. Последним осознанным движением Пронякин смог выключить двигатель вконец разбитой машины.

В тот же день его проведывала в больнице бригада. «Ты на нас зуба не имей, — виновато сказали ему. — Поправляйся. С кем не случается. А ты человек с широкой костью, из таких, как ты, энергия прямо прет. Такие не умирают». Но по лицам товарищей Виктор понял: плохо дело. Оставшись один на один со своей болью, Пронякин попытался вспомнить, когда он был в этой жизни счастлив, и получилось у него, что только в первые дни со своей женой да вот сегодня, когда он вез большую руду наверх.

…В день, когда серый почтовый вездеход увозил тело Пронякина в морг белгородской больницы, пошла наконец руда. В четыре часа пополудни паровоз, украшенный цветами и кленовыми ветками, дал торжествующе-долгий гудок и потащил первые двенадцать вагонов большой руды.

С. П. Костырко

Три минуты молчания

Роман (1969)

Сенька Шалый (Семен Алексеевич) решил поменять свою жизнь. Хватит. Ему уже скоро двадцать шесть — вся молодость в море осталась. В армии на флоте служил, демобилизовавшись, решил перед возвращением домой подзаработать в море, да так и остался на Атлантике «сельдяным» матросом. Морская жизнь его мало походила на то, о чем мечталось в отрочестве, — три месяца тяжелейшей работы на промысле, тесный кубрик, набитый такими же, как и он, работягами-бичами, в каждом рейсе новыми. И почти всегда сложные — из-за Сенькиного независимого характера — отношения с боцманом или капитаном. Между рейсами неделя-две на берегу, и снова — в море. Зарабатывал, правда, прилично, но деньги не задерживались — вылетали в компаниях со случайными собутыльниками. Бессмысленность такой жизни томила Сеньку. Пора жить всерьез.

Уехать отсюда и увезти с собой Лилю. Знакомством с этой девушкой Сенька дорожил — это первая женщина, с которой он мог говорить всерьез о том, что его мучило.

Но повернуть судьбу не получилось. Во время прощального обхода порта прилипли к нему два береговых бича-попрошайки, куртку помогли купить, пошли вместе обмывать. И захмелевшему Сеньке стало вдруг жалко двух попрошаек. С этой Сенькиной жалости, над которой посмеивались многие, все и пошло. Сенька пригласил их на вечер в ресторан, отметить его уход с моря. И только что встреченную в столовой буфетчицу Клавку, красивую, языкастую, — из породы хищниц, как показалось сразу Сеньке, — тоже позвал. И в институт забежал, где работала Лиля, сообщить о своем решении и пригласить на вечер. Но праздника не получилось. Сенька оглядывался на дверь, ожидая Лилю, а она все не шла. Сеньке совсем стало тошно сидеть с этими чужими для него людьми, слушать насмешливые реплики Клавки. Бросив компанию, он ринулся в дальний пригород к безответной и верной Нинке. У Нинки же сидел молоденький солдатик, и видно было, что им хорошо вдвоем. Даже морду бить солдатику не захотелось — не за что. Да и Нинку жалко. И снова Сенька оказался на ночной промерзшей улице. Идти было некуда. Здесь-то и нашли его недавние собутыльники, повезли догуливать к Клавке. Что было потом, Сенька вспоминал уже в милиции: помнит, что пили, что он объяснялся Клавке в любви, что били его там, выбросили на улицу, он скандалил, приехала милиция. И еще обнаружил Сенька, что от тех тысячи двухсот рублей, полученных за последний рейс, на которые он собирался новую жизнь начать, остались у него сорок копеек. Ограбили его бичи с Клавкой… На следующее утро Сенька метался по кабинетам пароходства, оформляясь в рейс на траулере «Скакун». Снова — в море.

На «Скакуне» никого, кроме деда, старшего механика Бабилова, знакомых не оказалось. Но не страшно — вроде все свои люди. С радистом Сенька даже пытался выяснить, плавали они вместе или нет, очень уж знакомыми друг другу показались — и судьба одна, и та же душевная маета, и мысли мучают одни: что нужно человеку, чтобы жизнь была настоящая? Работа, друзья, женщина. Но к своей непомерно тяжелой и опасной работе Сенька любви не испытывал. Отношения с Лилей крайне неопределенные. А настоящий друг один — дед, Бабилов, да и тот Сеньке вроде отца. Но долго сосредоточиваться на душевной маете не позволяла работа. Сенька быстро втянулся в тяжелую и по-своему увлекательную промысловую жизнь. Монотонность ее была разбита заходом на плавбазу, где удалось увидеть Лилю. Встреча не прояснила их отношения. «Я так и думала, что твои слова о перемене жизни останутся словами. Ты такой, как и все, — обыкновенный», — чуть свысока сказала Лиля. Случилась на плавбазе еще более удивительная встреча — с Клавкой. Но та не только не смутилась, увидев перед собой Сеньку, но как бы даже обрадовалась: «Что ж ты, миленький, волком на меня смотришь?» — «За что вы меня били? За что ограбили?» — «Ты что, меня считаешь виноватой? Но то были твои друзья, не мои. А денег твоих, сколько смогла, отобрала у них, для тебя спрятала». И Сенька вдруг засомневался: а вдруг она говорит правду?

Во время стоянки у плавбазы «Скакун» крепко «приложился» кормой к носу соседнего траулера и получил пробоину. На траулер прибыл начальник из пароходства Граков, давний враг деда. Граков предложил команде после незначительного ремонта продолжить плавание: «Что за паника?! Мы в наше время и не в таких условиях работали». Насчет пробоины дед не спорил с Граковым. Заварить — и все дела. Гораздо серьезнее другое: от удара могла ослабеть обшивка судна, и потому нужно срочно возвращаться в порт для ремонта. Но деда не послушали, капитан и команда согласились с предложением Гракова. Пробоину заварили, и судно, получив штормовое предупреждение, отошло от базы, прихватив — это уж Сенька устроил — и Гракова. Отдавая концы, Сенька сделал вид, будто не знает, что Граков все еще на судне: ничего, пусть попробует нашей жизни. Граков не смутился, и когда эхолот показал близость большого косяка рыбы, по его инициативе капитан принял решение выметывать сети. Делать этого в шторм не следовало бы, но капитану хотелось показать себя перед начальством. Сети выметали, а когда пришло время поднимать их на палубу, шторм усилился, работать стало невозможно. Более того, выметанные сети представляли серьезную опасность, лишая судно маневренности в шторм. По-хорошему их следовало бы отрубить. Но брать на себя такую ответственность капитан не решался… И вот тут случилось то, о чем предупреждал дед, — отошла обшивка. В трюм стала поступать вода. Попробовали вычерпать ее. Но обнаружилось, что вода уже в машинном отделении. И нужно останавливать машину, холодная вода повредила ее, нужен срочный ремонт. Капитан воспротивился, и дед своей волей остановил машину. Потерявшее управление судно тащило к скалам. Радист дал в эфир сигнал SОS. Смерть, казалось, была совсем близко. И Сенька решается на единственное, что он еще может сделать, — самовольно перерубает трос, удерживающий выметанные сети. Заработала на малых оборотах машина, но судно по-прежнему не справлялось с ветром. Надежда на то, что плавбаза подойдет к ним раньше, чем их выбросит на скалы, таяла. И в этой ситуации дед вдруг предложил капитану идти на помощь тонувшему рядом норвежскому траулеру. Люди, уже опустившие руки в борьбе за собственную жизнь, начали делать все, чтобы спасти тонущих норвежцев. Удалось подойти к гибнущему траулеру и по переброшенному с судна на судно тросу переправить на «Скакуна» норвежских рыбаков. И настал самый страшный момент — их судно потащило к скалам. Сенька, как и все, приготовился к гибели.

188
{"b":"247081","o":1}